— Знаешь, я сейчас тоже подумала как раз о том же. Кто он? Сначала он был таким неловким, смущенным, а теперь…

— Наверное, он из полиции. Это выглядело так профессионально, когда он сказал, что никто не должен приближаться к гардеробу. Да и вообще, то, как он себя держит… Ты видела, он даже задернул занавеску, чтобы гардероб не было видно из салона.

— Когда мы сядем?

— Через двенадцать минут.

— Пассажиры как будто ничего не заметили. Ну что ж, нам не остается ничего другого, как ждать.

Еще пару минут они постояли молча, поглядывая в салон, потом Кари нарушила молчание:

— А кто сказал, что это Гунилла — там, в гардеробе? Это может быть кто угодно. Вообще неизвестно, убийство ли это. Мы ведь ничего не знаем.

— Конечно, может, кому-то из пассажиров прошлого рейса стало плохо или…

Анна умолкла. Нет, все это было ни к чему. Это могла быть только Гунилла — их ненавистная начальница Гунилла Янсон, и это не было несчастным случаем.

Внизу уже показались знакомые очертания гётеборгского аэропорта, и самолет, описав широкую дугу, начал заходить на посадку.

В тот самый момент, когда самолет, приземлившись, замер, девушки в сопровождении пассажира, нашедшего труп, вышли в небольшой коридорчик, где, кроме наружной дверцы самолета, были расположены вход в салон, в кабину пилотов, а также отгороженный занавеской гардероб.

Как только последняя ступенька выдвижного трапа коснулась земли, в самолет быстро поднялись четверо мужчин в форме шведской полиции.

Странный пассажир в двух словах объяснил им ситуацию, и они, подойдя к гардеробу, отдернули занавеску.

Гардероб был пуст.

Глава 3

На столе комиссара криминальной полиции Йеппсена как всегда царил жуткий беспорядок: груды бумаг, заваленные окурками пепельницы, куча самых разных предметов, совершенно не вписывающихся в обстановку и попавших сюда, казалось, случайно. Сейчас Йеппсен сидел, откинувшись на спинку стула, склонив на грудь голову с тяжелой каштановой шевелюрой и упершись каблуками в край стола. Комиссар спал.

— Господин комиссар, господин… О, простите! Пожилой инспектор в форменной рубашке с коротким рукавом застыл в дверях и хотел было выйти, но Йеппсен уже проснулся:

— Да?

— Это по делу все той же пропавшей шведки-стюардессы…

— Нашлась?

— Нет, но тут поступило одно любопытное сообщение. Йеппсен снял ноги с края стола, протянул руку и, не поднимаясь, отдернул занавеску. Сквозь распахнутое окно в кабинет хлынули жаркие лучи августовского солнца: Он зевнул и спросил:

— Да, так что за сообщение?

— Поступило из полиции Гётеборга. У них есть для нас кое-что. Сначала они как-то не подумали, вернее, не придали этому никакого значения. Но теперь, когда тоже подключились к поискам фрекен Янсон, они считают, что это может представлять для нас определенный интерес. Дело состоит вот в чем: вчера во второй половине дня они получили сведения, что в том самолете, которым должна была лететь Гунилла Янсон, найден труп женщины. В момент посадки их сотрудники уже были в аэропорту; они поднялись в самолет прежде, чем кто-либо успел покинуть машину, заглянули в гардероб, где, если верить сообщению, находилось тело, но он оказался пуст. Единственный пассажир, утверждавший, что видел ее, настаивал также, что не спускал глаз со входа в салон. Таким образом, убрать тело мог только кто-то из пилотов, но тогда оно должно было бы быть спрятано где-нибудь в кабине. Они обыскали весь самолет, но ничего не нашли. Наши шведские коллеги пришли к убеждению, что пассажир — просто большой шутник, и прекратили поиски.

— А кто этот пассажир?

— Никто не знает. Он датчанин, летел в Копенгаген. Но в Гётеборге он сошел, и больше его никто не видел. Шведы не записали его имени.

— Очень мило! А как с приметами — ведь его же надо найти!

— Здесь тоже негусто. Он все время был в шляпе, надвинутой на лоб по самые брови, так что никто не берется как следует описать его.

Йеппсен снова зевнул, потянулся и закурил сигарету:

— Хотя, судя по тому, что я уже успел выяснить, есть много людей, кто с удовольствием избавился бы от этой девицы, я все же склонен думать, что она сейчас преспокойно разгуливает где-нибудь в Стокгольме, Копенгагене или где-то еще. Странно только, что заявление об исчезновении поступило менее чем через сутки после того, как обнаружилось ее отсутствие; да и, кроме того, экипаж, подавший заявление, ни слова не упоминает об этом психе пассажире. В самом деле, чего они так всполошились, когда она не явилась к отлету? Ведь сплошь и рядом случается, что стюардессы опаздывают на свой рейс.

Йеппсен немного помолчал, сидя с полузакрытыми глазами; потом хотел было опять что-то сказать, но собеседник перебил его:

— Но в самолете и не могло быть никакого трупа. Это просто невозможно. Если верить пассажиру, тело можно было перенести только в кабину пилотов, а там ничего не нашли. В воздухе ведь самолет не откроешь.

— А почему вы думаете, что труп нельзя было спрятать еще где-нибудь?

Вопрос Йеппсена прозвучал довольно сухо, но инспектор, не обращая на это никакого внимания, самодовольно улыбнулся, выпрямился и не без гордости отвечал:

— Надо уметь подмечать все детали и мелочи. Мне и самому приходилось несколько раз летать на такой машине — это "Конаэйр Метрополитен ".

Выпалив все это единым духом, он выдержал многозначительную паузу и вновь повторил, делая ударение на каждом слоге:

— Да, «Конаэйр Метрополитен».

Йеппсен не обратил, казалось, никакого внимания на его глубокие технические познания, взял со стола лист чистой бумаги и карандаш, протянул ему и сказал: Рисуйте. Я имею в виду — самолет.

Инспектор склонился над листом и начал рисовать, время от времени объясняя:

— Впереди расположена кабина пилотов. За ней — небольшой коридорчик; по правой стороне — наружная дверца со складным трапом, потом несколько шкафчиков с напитками и, наконец, гардероб, прикрытый занавеской. В другом, противоположном от кабины конце коридорчика — вход в салон, также отгороженный занавеской. Вот так все это и выглядит.

Инспектор отдал рисунок Йеппсену; тот, едва взглянув, быстро спросил:

— А что расположено по левой стене, той, что напротив гардероба?

Инспектор смутился:

— Там? Да ничего, просто желтая стенка.

— Желтая стенка?

— Да.

— Вы уверены?

— Да, разумеется.

— Ну что ж, поехали.

— Куда? Я что-то вас не понимаю.

— Я хочу взглянуть на эту желтую стенку.

Глава 4

— Вы думаете, что-то здесь не так?

Инспектор вопросительно посмотрел на Йеппсена; полицейский автомобиль мчался по направлению к аэропорту. Вечерний час пик еще не наступил, и дорога была относительно свободной.

— Честно говоря, я и сам не знаю, однако почему бы и нет? Судя по тому, что рассказал шеф Гуниллы, она, видимо, из тех людей, кто не пользуется особой любовью окружающих. Весьма ловкая особа.

— Ловкая?

— Да, именно такие ловкачи и бывают особенно неприятны, неприятны или даже опасны. А Гунилла, как я уже сказал, довольно ловкая девица. За что бы она ни бралась, все делает чрезвычайно обстоятельно. Например, усердно вынюхивает, кто из ее коллег провозит контрабандные напитки и сигареты. Это ее специальное поручение от директора авиакомпании. Насколько я понимаю, в такой контрабанде нет ничего особенно страшного. Но директору хотелось бы выявить нарушителей, и Гунилла взялась за дело с обычной для нее тщательностью и блеском. Как-то раз она засекла одного пилота, который прятал пакеты с коньяком в помойное ведро, откуда они, минуя таможню, попадали в мусоровоз; потом за небольшую плату он покупал у его водителей эти пакеты. Короче, из-за нее уволены уже пятеро, и, понятно, Гунилла не пользуется популярностью у остальных сотрудников. Но это, естественно, еще ровным счетом ничего не значит. Вовсе не факт, что с ней произошло что-то серьезное. По крайней мере, когда ее видели в последний раз, она была одна.