Снова никто ему не ответил. Хозяйка со вздохом пробормотала почти про себя:

— Нынче темные дни… И утром тьма, и вечером тьма…

Опять помолчали. Потом Кукконен сказал:

— Говорят, Ватанен свой дом перед отъездом продал. Интересно, сколько он за него получил?

Анна-Кайса вышла из комнаты.

Ребятам под страхом порки запрещалось говорить о Ватанене, однако Хювяринен, боясь, что дети своей болтовней разоблачат все дело, рассердился на них при всем своем добродушии. Схватив лучину, он стал лупцевать ребят и с бранью начал выгонять их из дома.

— А ну, давайте отсюда в баню! Идите, полощитесь там теплой водой.

Перепуганные ребята с ревом выбежали из помещения.

Кукконен спокойно раскуривал свою трубку. Хозяева занимались своим делом. Наконец после долгого молчания, хозяйка спросила Кукконена:

— А где ты слышал эти новости о Ватанене?

— Мне сам Юсси об этом рассказал, когда я повстречался с ним на дороге. Он сказал мне, что в Липери земля плохая, а налоги большие, — ответил Кукконен.

— Охо-хо! — тяжко вздохнула хозяйка и снова углубилась в свои размышления.

Спустя некоторое время Хювяринен осторожно спросил:

— А где ты встретил Ватанена?

— Я встретил его на пути в Йоки.

— Ах, вот где!

— Да…

Хозяйка пересыпала муку в короб. Хювяринен связывал лучину в пучки. Все трое молчали.

— И больше ничего тебе не сказал… Ватанен?

— Нет…

— Значит, ничего?

— Ничего.

Хювяринен отложил в сторону лучины и стал курить. Кукконен пробурчал:

— Ведь Ватанен уже пожилой мужчина.

Хозяева и на это ничего не ответили. Хозяйка уже пересыпала всю муку в короб, но стол еще не был вытерт начисто от мучной пыли. Хозяйка со вздохом сказала:

— Ну куда же мои щенята подевали заячью лапку, ведь нечем стол вытереть!

Кукконен закурил прощальную трубку и спросил:

— А что, у вас, Хювяринен, нет продажных овчин?

Он долго ждал ответа. Наконец хозяйка ответила за своего мужа:

— Вряд ли у него есть… В прошлую зиму он продал все одному скорняку.

— А шкуру черного барана он тоже продал?

— Продал.

Кукконен собрался уходить. Но, уходя, он надолго задержался, у дверей, так как стал рассматривать большую кочергу. Удивляясь ее массивности, Кукконен сказал:

— Хватает железа в этой кочерге!

Он пососал свою трубку и, уходя, сделал заключительный вывод:

— Такой огромной кочерги я в жизни своей не видел.

Незадолго до всех этих событий три господина из города Йоки отправились на охоту. Они сели на парусную лодку и благополучно оттолкнулись от берега. Но так как они перед тем изрядно выпили, то путешествие их закончилось печально. Их лодка натолкнулась на камень и перевернулась, потому что подвыпившие охотники неосторожно накренили ее на один бок.

Это происшествие случилось недалеко от дома Копонена.

Охотники погрузились в воду, но так как в том месте было неглубоко и до дна можно было достать ногами, то они и не потонули. Однако подняли ужасный крик и шум.

Невообразимые вопли их так оглушили и напугали зятя Копонена, что это незначительное происшествие показалось ему по крайней мере кораблекрушением во время морского сражения.

Зять Копонена почему-то был уверен, что при аварии погибло несколько человек. И эта вера его с каждым днем все больше укреплялась. И когда он поехал в Липери к массажистке Лийсе Киннунен, то он там и рассказал людям об этом ужасном кораблекрушении.

В Липери этот рассказ, как, впрочем, и все рассказы на свете, оброс со всех сторон подробностями, ибо каждый липерский житель считал своим долгом добавить что-нибудь от себя, к тому, что он услышал от другого.

Киннунен, жена которого массировала зятя Копонена, случайно встретился с Вилле Хуттуненом и сказал ему:

— Ну и грязи же нынче на дорогах!

— Да, этого Божьего добра везде достаточно, — ответил Вилле. — В проулке, где живет Хювяринен, любая лошадь может завязнуть в грязи по самые уши… Ну, а что слышно новенького?

— А что можно услышать в Липери? Разве что визг свиней и бабьи крики. А вот, например, в Йоки было-таки происшествие иного сорта. Там один корабль пошел на дно морское, и при этом до черта затонуло людей… Да ты, кажется, в это время был в Йоки? — спросил Киннунен.

Вилле был удивлен. Ему не хотелось признаться, что об этом он ничего не знает. Это было бы для него конфузно. И, чтоб разнюхать об этом деле, он не без хитрости сказал:

— Кто настороже, тот всегда бывает на месте. Да, там порядочная была сумятица.

Киннунен задумчиво сказал:

— Конечно, может быть, всего-навсего в Йоки затонула дровяная баржа. Такие бывают паровые баржи…

Вилле воскликнул презрительно:

— Нет, в Йоки не станут люди срамить себя — пускать на дно какие-то там баржи. Это, ясно, был пароход, и такой, на котором было бы не стыдно господам тонуть.

— Ах, так, значит, это действительно был пароход? А какое же именно это было судно? — спросил Киннунен.

— Это был наилучший пароход из всех пароходов Йоки… Это был огромный морской корабль, на котором могли бы уместиться все жители Липери.

— Так, значит, он и пошел ко дну?

— И так пошел ко дну, что в воздухе только корма мелькнула! — детально объяснил Вилле.

— И что же, он затонул так, что даже мачт не видно? — с любопытством спросил Киннунен.

— Какие там к черту мачты, если глубина такая, что можно целый моток троса раскрутить, и то до дна не достанешь! — ликовал Хуттунен.

Тут Вилле вспомнил об Ихалайнене и тотчас с уверенностью сказал, что Ихалайнен и Ватанен утонули во время этого кораблекрушения.

Он сам всерьез поверил этому и поспешно сказал:

— Вот как закончилась поездка в Америку Ихалайнена и Ватанена!

Сначала эта мысль до Киннунена как-то не дошла, Но когда Вилле стал растолковывать ему это дело, Киннунен воскликнул:

— Ах, черт бы драл этого Ихалайнена! Хотел удрать от своей жены! Тут-то его, каналью, и настигло наказание!

— Далеко удрал! Плавает теперь наш Антти Ихалайнен в пузе у щуки! — сказал Вилле, уверившись и сам, что это именно так и случилось. Ну, так ведь в Липери каждый человек верит своим словам.

Киннунен стал расспрашивать:

— А как хоронят утопленников, если они остаются в море?.. Отделяется ли их душа от тела, если поп не благословил могилы? И считается ли жена вдовой, если ее муж утонул?

Со знанием дела Вилле Хуттунен ответил на эти вопросы.

— Душа утопленников свободно отделяется от их тела. А чтоб благословить могилу, пастор должен выехать на лодке к месту аварии. Там он черпаком немного зачерпнет воды и трижды обрызгает это место. Вот и все благословение. А после такого погребения утопленник уже не считается в живых. И его вдова может свободно выходить замуж.

Киннунен все же был озадачен этой новостью. Не без удивления он сказал:

— Посмотрите на этого зятя Копонена. Ведь он, как это ни странно, ничего не сказал о том, что Ихалайнен и Ватанен утонули.

По мнению Хуттунена это действительно было странно. Однако Вилле нашел этому объяснение:

— Там у них в Йоки столько всяких дел, что они и не говорят о каждом происшествии в отдельности, как у нас в Липери. Они там всегда придерживают язык за зубами, чтоб не брякнуть какую-нибудь глупость, мало относящуюся к делу.

Киннунен с этим вполне согласился и в свою очередь сказал:

— Это я тоже заметил, что не только в Йоки, но даже и в его окрестностях люди ходят, будто воды в рот набрали.

Вилле Хуттунен, вдохновившись поддержкой, воскликнул:

— Вот они какие! А вся семья Копонена в особенности отличается скупостью и жадностью. Люди рассказывают, что они даже не каждый день жрут, скупятся. Говорят, что они только в Рождественские праздники досыта едят, и то не все сразу наедаются, а по очереди — каждый год по одному. Конечно, в таком доме и на слова скупятся. Таких людей надо, как коров, доить, и то вряд ли что получится, промолчат. Нет, здесь в Липери мы не похожи на городских. Любая речь у нас течет прямо, как вода из крана. И не видать, чтоб от этого в Липери иссякли слова…