Вилле закашлялся, и благодаря этому Хювяринен успел сказать одну фразу:

— В твоем доме хватает проезжих, которые хотят покормить или попоить своих лошадей.

Откашлявшись, Вилле сказал:

— Много проезжих на дорогах. Иной раз тащится целый обоз и такой, что конца его не видно. И откуда столько бывает мужчин и лошадей? Ведь как будто их кто-то нарочно рассыпает по дорогам. А уж если такая толпа влезет в дом, так только подавай им спички и табак.

Вилле посмотрел на Хювяринена, чтоб увидеть, понимает ли он всю тонкость его мыслей. После этого Вилле продолжал:

— Да и табак у нас ужасно расходуется. Но в моем доме я не вытаскиваю кисет из-за пазухи. В моем доме табак у меня всегда лежит наготове, любой человек, даже цыган, может прийти и закурить… Что-то кашель меня стал мучить…

По правде сказать, Вилле сейчас закашлялся для того, чтобы дать слово старику Хювяринену. Старик понял это и сказал:

— Вот в этом ящике лежит мой табак. Зачем ты куришь свой?

Вилле высыпал из своей трубки табак и стал набивать ее табаком хозяина. Делая это, он сказал:

— У меня и своего достаточно, но отчего не попробовать табачка Хювяринена.

Разжигая трубку, он продолжал:

— На моей земле не приходится сидеть без табака. Стоит только бросить в землю горсть табачных семян — и табак готов.

Вилле даже повысил свой голос, когда стал хвастаться:

— У меня табак так и прет из-под земли, так и лезет отовсюду, настолько, что деваться от него некуда. И это очень кстати, что у меня так много табаку. Ведь прохожие, перевозчики и всякие мужички всю зиму шляются ко мне, чтоб покурить.

Трубка гасла. Вилле снова стал раскуривать ее, продолжая говорить.

— Но что меня сердит, так это большой расход кофе. Этого Божьего дара уходит у меня такая прорва, что даже и в нашей лавке не хватает его для меня. Пришлось мне тут как-то съездить в город, чтоб купить себе три фунта… Ишь ты, как трубка моя капризничает… Пыф… паф… пах… Главное, хозяйка у меня уж очень расточительная, никого без кофе не отпустит. С утра до ночи старуха моя гремит кофейником. Не успеет налить одну чашку, а уж снова надо кофейник наполнить.

Тут Вилле на минуту прервал свою речь и бросил взгляд на хозяйку. Тогда хозяйка сказала Анне-Кайсе:

— Ты бы, Анна-Кайса, поставила кофейник на плиту. Ведь у нас такой редкий гость.

В таком духе опять продолжалась беседа. Старик Хювяринен не сидел без дела, он плел веревку из мочалы.

Наконец кофе был готов. Хозяйка предложила Хуттунену чашечку. Вилле стал отказываться;

— Да нет, я только что пил кофе у старика Вариса… Они еще спали, когда я приехал. Но старик, как только услышал мой голос, сразу узнал меня: «А, говорит, это ты, Вилле Хуттунен». А потом проснулась женка Вариса, обрадовалась, сказала: «Сейчас встану, вскипячу кофейку для Хуттунена, давно не было в нашем домишке такого дорогого гостя». Вообще-то я к ним не из-за кофе завернул, а просто так, чтоб лошадь моя немного передохнула… Вы что, хозяюшка, в здешней лавке покупаете кофе?

— Да, — ответила хозяйка.

В общем, Хуттунен выпил чашку кофе и собрался уходить. Он уже нахлобучил шапку на голову, но тут как раз вспомнил о деле, которое так заинтересовало его. Вопросительно и с удивлением он сказал:

— Интересно знать, о чем думали эти Антти Ихалайнен и Юсси Ватанен, когда решили в Америку ехать? Ведь Ихалайнен не только свою землю бросил, но и свою жену. Наверно, он рассорился, что ли, со своей бабой? Иначе зачем ему на старости лет оставлять свои родные места и путешествовать?

Тут Вилле стал подробно рассказывать о хозяйства Антти и об Америке. Вся семья Хювяринена с недоверием слушала то, что говорил Вилле. Однако все призадумались, когда Вилле изложил, при каких обстоятельствах произошла его встреча с липерцами и какой велся разговор с этими молодцами, уехавшими в Америку.

Об этом Вилле так поведал, не делая в своей речи из лишних пауз:

— Встретил я Антти Ихалайнена и Юсси Ватанена как раз на самой дороге. Ну, конечно, разговорились. И мне Ихалайнен сам сказал, что ему предложили работу в Америке. Эту работу предложил ему один его хороший знакомый, с которым Ихалайнен уже давно переписывался. Так вот этот знакомый написал ему в письме: «Приезжай, я тебя неплохо устрою, и ты будешь зарабатывать в Америке по десять марок в день. А ежели немножко перехитришь американцев и обжулишь хозяина, то будешь иметь еще лишнюю десятку в день». Получив такое письмо Антти Ихалайнен решил перехитрить американцев, поехать в Америку. И даже купил билет на пароход до самого места назначения. Что касается Юсси Ватанена, то он поехал провожать Ихалайнена. Однако похоже на то, что он проводит его до самой Америки и там останется.

Тут старик Хювяринен выразил некоторое сомнение. И когда Вилле на минутку замолк, чтобы передохнуть, старик недоверчиво спросил:

— А ведь ты привираешь насчет Ихалайнена и Ватанена?

— Ну как можно в таком серьезном деле врать! — с удивлением сказал Хуттунен. — Ведь еще летом мне об этом было известно, когда Антти зашел ко мне и взял в долг сорок марок, чтоб купить себе билет ка корабль. Еще помню, сидел у меня тогда сын Хётёнена. Он мне и сказал когда, что Ихалайнен вместе с Ватаненом уезжают в Америку. И чтоб им не тратиться на каждого в отдельности, они сговорились ехать в Америку на один билет.

И тут Вилле, в доказательство своих слов, стал приветить ещё всякие убедительные факты.

Когда он наконец ушел, в доме Хювяринена воцарилось глубокое молчание. Все думали о странной выходке Ихалайнена. И всех изумляло, что и Ватанен будто бы грозился поехать в Америку вместе с Антти.

Приближался полдень. В доме все молчали. И только за обедом хозяйка сказала:

— Вряд ли можно доверять словам Вилле Хуттунена. Ведь всегда изо рта его льется всякая чепуха.

Хювяринен и Анна-Кайса ничего на это не ответили. Однако они немного успокоились. А к концу обеда старик настолько успокоился, что даже спросил у хозяйки:

— Ячменный хлеб или ржаной ты завтра будешь печь?

— Ячменный, — ответила хозяйка. — Хотела печь ржаной, чтоб осталось у меня тесто на картофельный пирог, но потом решила печь пирог на следующей неделе.

Анна-Кайса тоже успокоилась, и жизнь пошла своим чередом.

Однако вскоре пришли, дополнительные сведения. Неразговорчивый и угрюмый скорняк Микко Кукконен ехал, так оказать, по свежим следам Вилле Хуттунена. И по этой причине ему пришлось собрать все ценные сведения, оставленные Вилле. Так, например, он узнал, что Юсси Ватанен, якобы, запродал свою землю и все деньги повез с собой.

Скорняк Кукконен в свою очередь рассказывал новости об Антти и Юсси и этим подтверждал разговоры Вилле Хуттунена.

Повсюду эти новости вызывали изумление, и Кукконен благодаря этому сам увлекся болтовней. И в каждом доме, где ему приходилось бывать, он начинал свой разговор именно с этого.

Войдя в дом Хювяринена, он сказал:

— Слышали новости? Ватанен и Ихалайнен поехали в Америку. Что случилось с ними, наверно, какой-нибудь скандал?

Вся семья Хювяринена была поражена этим сообщением, тем более, что Микко Кукконен, как всем известно было, не умел сочинять.

Хозяин долго молчал, соображая, но потом сказал:

— Скандала у них не было, и, по-моему, они вряд ли уехали вообще, хотя об этом лопотал также и Вилле Хуттунен.

— Нельзя верить вранью этого Вилле, — строго заметила хозяйка.

Несловоохотливый Кукконен долго сидел молча, а потом произнес:

— Они сами сказали мне, что едут в Америку.

Это заявление изменило дело. Снова воцарилось продолжительное молчание. Кукконен повернул было разговор на другие темы, заметив:

— Большой у вас дом. Хватает у него размеров. Пожалуй, это самый большой дом во всей нашей волости?

Однако ему никто не ответил. Хозяйка просеивала муку через сито, а Хювяринен щепал лучину. Кукконен продолжал:

— Впрочем, в других волостях мне приходилось видеть дома еще больших размеров.