— Это вы, вы пришли за мной! — каким-то прерывающимся голосом произнесла дама.

Ветром внезапно задуло свечу.

— Вот и нашли знакомца, проводит вас, и жутко не будет, а то места у нас глухие, — приговаривала женщина и помогла гостье выйти на крыльцо, поддерживая ее под локоток.

Тунин, сам не зная зачем, вышел следом.

Дама шла быстро, какой-то колеблющейся походкой. Казалось, что-то ужасное страшило ее, и она старалась от чего-то убежать, скрыться. Тунин едва поспевал за ней.

Когда в этой страшной погоде они миновали экипаж, стоявший по-прежнему на углу, и вошли в парк, дама постепенно замедлила шаг. Тунин почти догнал ее.

Луна опять забилась за тучи.

Так медленно шли они по аллее почти рядом. И молча. Только листья зловеще шелестели под ногами. Дама не взглядывала на Алешу, а он будто ничего больше не помнил, не знал. Почему-то ему казалось, что она позвала его, и он должен, должен следовать за ней так, на полшага сзади.

Наконец, будто в изнеможении, опустилась дама на скамейку возле мутно белевшей в темноте статуи. Она откинула вуаль. Бледное лицо ее показалось Алеше таким же мертвенно белым и неподвижным, как лицо нагнувшейся над скамейкой со своего пьедестала Дианы-охотницы.

Тихим, будто каким-то не своим голосом заговорила дама, не поднимая глаз на стоявшего перед ней Алешу.

— Вы пришли чтобы наказать меня… Но, клянусь, я не виновна, и уже так ужасно наказана. Никогда князю Любецкому не отдавала я предпочтения, и сегодня так звала вас, так тосковала. Ах, зачем вы были так нерешительны, так робки. Неужели не видели, что только вас, только вас я люблю?

Она умолкла, и медленные слезы катились из-под опущенных ресниц. Она приподнялась со скамейки, сделала шаг, и лицо ее оказалось совсем близко от лица Алеши. Все не поднимая глаз, она коснулась губами его губ. Ее губы были холодны, как у мраморной Дианы, но такая нежная истома наполнила Алешу, такое сладкое волнение от этих непонятных слов, говорящих о странной власти его над этой призрачно прекрасною незнакомкой. И он сам уже целовал эти холодные дрожащие губы.

Вдруг она сделала порывистое движение, почти оттолкнув его. Он впервые увидел ее глаза, они блеснули на секунду, и она, быстро опустила вуаль на лицо. Минуту она постояла, потом сказала совсем иным раздраженным голосом:

— Удивляюсь, как вы решились воспользоваться моим волнением. Все это — пустой и бессмысленный бред, случайное сходство и расстроенное воображение. Прошу не провожать меня, а то я кликну своего кучера.

Она быстро пошла по аллее к экипажу.

Тунин стоял, пораженный и взволнованный. Страшные мысли охватили его. За кого он был принят? И почему так странно знакомо было ее лицо? Он долго бродил еще по темным аллеям, на которые луна клала прихотливые тени.

Проходя мимо дворца, он увидел мерцающий свет в дворцовой церкви, и вспомнил, что там лежит поручик Шварц, убитый на поединке князем Любецким из-за баронессы фон Метнер.

Когда, сняв в коридоре сапоги, пробравшись тихонько в дортуар, где чадно и уныло догорал ночник, Тунин раздевался, Кузовкин сонным шепотом спросил:

— Хороша Оленька?

— Я не видел ее, — ответил Алеша.

— Дурак, — раздраженно промолвил Кузовкин, и перевернулся на другой бок.

Алеша лежал в постели, и, как всегда, мечтал. Но не об румяной пышной Ольге, а о таинственной призрачной незнакомке с мертвенно-бледным лицом и холодными губами. У кого отнял он ее поцелуй? Кого ждала она и не дождалась?

Тускло, беспокойно светила луна в не завешенное шторой окно.

Комментарии

1

Впервые: Часть I. — Утро России. 1911. № 86, 16 апр. С. 2; № 89.

20 апр. С. 2; № 91. 22 апр. С. 2; № 94. 26 апр. С. 2; № 98.

30 апр. С. 2; № 104. 7 мая. С. 2; № 114.19 мая. С. 2;

Часть II. — Утро России. 1911. № 117. 24 мая. С. 2; № 123. 31 мая. С. 2;

№ 127. 4 июня. С. 2; № 131. 9 июня. С. 2; № 136. 15 июня.

С. 2; № 142. 22 июня. С. 2; № 145. 25 июня. С. 2; № 151. 2 июля. С. 2.

Публикуется по изд.: Ауслендер С. Последний спутник. Роман. М.: К. Н. Некрасов, MCMXIII. 191 с.

В рецензии на роман А. Г. Горнфельд писал: «…рассказана история любовной связи <…> она не оставляет впечатления романа; герой весь в будущем, героиня — вся в прошлом — и эпизод, значительный в их жизни, не стал значительным для нас… <…> Морали здесь нет: читатель неизменно чувствует лишь обостренно-эротическую погоню за новыми „аттракционами“, без которых не может жить и злобствует, и терзает себя и других <…> душа смертельно уставшей от „любви“ женщины. <…> Ясен образованный писатель, неглупый литератор, но никакой — творец. <…> все схематично, все а thèse, все занятно на час и забвенно в дальнейшем» (Русское богатство. 1914. № 1. С. 398–399). В. Полонский в рецензии подчеркнул: «„Последний спутник“ <…> — это психологический роман. История двух столкнувшихся на своих путях жизней, <…> это благородная тема — но нельзя сказать, чтобы Ауслендер справился с нею. <…> Есть в нем (романе. — А. Г.) много второстепенных лиц, два-три портрета, в которых не трудно угадать кое-кого из современников. Написан роман просто и красиво. Ауслендер по справедливости может похвастать своим стилем. Но в целом — роман что называется, не „блестящ“, главным образом, вследствие слабой психологической обрисовки важнейших персонажей» (Новая жизнь. 1914. № 3. С. 120–121). А. Полянин категорично заявил: «Для арсенала скучающего человека произведение С. Ауслендера — разумное приобретение, ибо им можно убить время не без удовольствия. Для нас же такого рода „роман“ был бы приемлем лишь при условии полного отречения от того понятия, которое мы имеем о романе как о высшей литературной форме, т. е. мы поверили бы С. Ауслендеру, что „Последний спутник“ — точно, роман, лишь тогда, если мыслим был бы для нас роман без идейного содержания. Идейного содержания ауслендеровского романа не хватило бы даже для обыкновенного рассказа» (Северные записки. 1914. № 2. С. 182–183). И. Дж. [И. В. Иванов] отметил: «В романе нет глубокой, разработанной психологии, нет ясно очерченных образов. <…> Все только намечено, слегка и неглупо. Тем не менее, читается роман с интересом и легко, потому что он и написан легко, без усилий, и овеян несомненной поэтической дымкой» (Утро России. 1914. 11 янв. № 8. С. 6).

2

Ты любишь горестно и трудно… — цитата из поэмы А. С. Пушкина «Цыганы» (1824).

3

…дома купца первой гильдии Алексея Полуяркова с сыновьями. — Прототип Ксенофонта Алексеевича Полуяркова — Валерий Яковлевич Брюсов (1873–1924) — один из вождей русского символизма, поэт, прозаик, драматург, критик, литературовед, литературно-общественный деятель, родившийся в купеческой семье. До середины августа 1910 г. проживал в наследственном доме (Цветной бульвар, ныне дом № 22), приобретенном в 1877 г. его дедом, купцом К. А. Брюсовым. См. описание дома в воспоминаниях В. К. Станюковича: «На углу лаза, ведшего с Цветного бульвара на Драчевку и дальше, стоял каменный — с улицы двух-, а со двора трехэтажный, неряшливый, как все кругом, словно не проспавшийся, не умытый дом Брюсовых. <…> Парадная дверь со стороны бульвара вела на прямую, крутую и широкую чугунную лестницу, идущую прямо (без площадок) во второй этаж. Наверху налево была квартира Брюсовых» (Станюкович В. К. Воспоминания о Брюсове // Литературное наследство (далее: ЛН). Т. 85. Валерий Брюсов. М., 1976. С. 721–722).

4

Благовест — звон в колокол для извещения о начале богослужения и во время службы.