Председательствовал премьер-министр. Кресло императора по обыкновению пустовало, но дух его присутствовал в комнате незримо, а может, и вполне телесно, за одной из перегородок. Подданные, помня это, вели себя поначалу чинно, но потом страсти накалились, и разговор пошёл на повышенных тонах.

…– Ну и что с того, что Япония осталась в одиночестве перед лицом множащегося числа врагов? Какие такие выводы, господин премьер-министр, должны сделать мы из увиденной хроники? Лично я, как командующий военно-морскими силами Японии, сделал для себя только один вывод: нашим бывшим союзникам не хватило духа, чтобы продолжать борьбу, когда ситуация была далека от безнадёжной. И что они получили взамен? Их загнали на собственную территорию, как в резервацию. Разоружили и теперь подвергают унижениям и арестам. А в дальнейшем их ждёт суд, приговор которого можно огласить уже сейчас, и не сильно при этом ошибиться! Такого вы хотите для Японии? Такого вы хотите для нас, да и для себя тоже, господин премьер-министр?

Премьер-министр внимал пламенным речам, потупив взор, впрочем, все сидящее за столом вели себя как прилежные слушатели на концерте в филармонии: сидели молча и неподвижно, опустив очи долу. Лишь военный министр жёг выступающего взглядом. Тот, наконец, заметил этот взгляд, умолк, поклонился и сел, приняв позу остальных. Военный министр, наоборот, поднялся.

– Господин премьер-министр, прошу простить моего подчинённого за излишнюю горячность, но в одном он прав: в случае, если Япония примет условия ультиматума – это будет позором для всех нас и серьёзно подорвёт дух нации, который до сей поры вёл нас к победам!

Премьер-министр поднял глаза:

– Под документом, который вы называете ультиматумом, господин военный министр, среди прочих стоит и подпись России. Вы понимаете, что это означает для нас? Это означает, что в случае нашего отказа Россия может объявить нам войну!

– Но у нас ведь есть мирный договор с СССР, – выразил робкий протест один из присутствующих.

– Пусть вас это не смущает, – горько усмехнулся министр иностранных дел, – и тем более не обнадёживает. При подписании договора Россия воздержалась, обозначив свой особый внутри договора статус, как нейтральный. Это позволяет ей при возникновении особых условий действовать по своему усмотрению, не советуясь с остальными странами – членами Союза.

– Вот, вы сказали «особых условий», – раздался тот же робкий голос, – а разве Япония дала повод России для объявления таких условий состоявшимися? И разве не наша делегация ведёт в Москве секретные переговоры о нашей готовности пойти на некоторые территориальные уступки в пользу России, в обмен на гарантии соблюдения мирного договора всеми государствами, входящими в СССР?

– И это пусть вас тоже не обнадёживает, – сказал министр иностранных дел. – Если бы переговоры шли в Петрограде, тогда да, тогда надежда оставалась. Переговоры же в Москве – не более чем переговоры о намерениях, именно Россию ни к чему не обязывающих. Что касается «особых условий», то найти причины для их возникновения так же легко, как выпить чашечку саке.

– Но разве остальные члены этого чёртового Союза не могут повлиять на Россию в выгодном для нас направлении?

– Могут, – кивнул министр иностранных дел, – не только повлиять, но и заставить Россию отказаться от агрессивных в отношении Японии планов. Но делать они этого, уверяю вас, не станут.

– Довольно! – премьер-министр решительно прервал бесполезную дискуссию. – Раз на планы России никто повлиять не может, будем считать, что в случае отрицательного ответа Японии на предложение стран коалиции, война между нашими странами неизбежна. Военный министр, как это может отразиться на ходе военных действий в краткосрочной перспективе?

– Никак! – уверенно заявил генерал. – Не смотрите на меня так удивлённо, я вполне в своём уме – никак! Русские великолепно организовали оборону своей территории. Любая попытка с нашей стороны атаковать их границы или военные базы, обернётся крахом. Это так, и именно поэтому мы, военные, выступали против войны с Россией. Но, так уж выстроена их военная доктрина, оборона – отдельно, наступление – отдельно. А наступать им нечем. Тихоокеанский флот русских заперт во Владивостокских бухтах и Охотском море. Наша Северная эскадра превосходит его и по количеству кораблей и по суммарной мощи артиллерии. Ещё лучше обстоят дела у наших сухопутных сил. На всех направлениях возможного наступления русских частей возведены долговременные фортификационные сооружения. И даже если им удастся преодолеть первые рубежи нашей обороны, в чём лично я сильно сомневаюсь, их встретит миллионная армия, состоящая из наших доблестных солдат и их верных союзников. У русских же, даже если они перебросят на Дальний восток все те части, которые принимали участие в войне против Германии – а на это уйдёт немало времени, уверяю вас! – то их общая численность вряд ли превысит и половину численности наших войск.

Япония ответила отказом на предложение стран коалиции немедленно прекратить боевые действия, вывести все войска с оккупированных территорий, оставив оружие на месте, после чего начать мирные переговоры. В качестве ответной меры Японии давалась гарантия, что страна не будет оккупирована.

Хабаровск

– Ну, ты погляди, – покачал головой маршал Абрамов, – и ковровую дорожку постелили!

Он и адмирал флота Берсенев смотрели в иллюминатор. Пока шло время от остановки двигателей до подачи трапа, в мозгу Абрамова созрел план, как самому отвертеться от торжественной встречи, переложив сию мало любимую им обязанность на плечи Берсенева. Когда их пригласили к выходу, маршал сказал:

– Вот что, ступай первым, как-никак командующий ты, а я так, почётное сопровождение. А выйдем вместе, конфуз может получиться, не будут знать, кому первому рапортовать. Давай, топай! – и он легонько подтолкнул Берсенева к выходу.

С довольной усмешкой наблюдал Абрамов за происходящим снаружи. Даже сюда долетели звуки Встречного марша, это, видимо, когда Берсенев появился на трапе, этого отсюда не было видно. А вот как адмирал принимал рапорт, было видно хорошо, и как шёл к встречающим по ковровой дорожке – тоже. Абрамов хотел дождаться, когда уведут почётный караул, но солдаты оставались на месте. Маршал нахмурился: «чего тянут?», а взгляд стюардессы так и жёг темечко. Пришлось прикрыть потревоженное место фуражкой и направиться к выходу. Звуки «встречного» ударили по мозгам, и маршал, обречённо придав лицу соответствующее выражение, понял, что затея удалась лишь отчасти, Ершов шурин нашёл лазейку, чтобы отыграться.

После совещания в штабе операции «Гроза над Маньчжурией», маршал Абрамов находился под огромным впечатлением.

– Повезло тебе, командующий, – говорил Абрамов Берсеневу, когда они перед сном вдвоём сидели у него в номере. – Нет, я, конечно, в общих чертах, был и раньше в курсе, что тут происходит. Но такого!.. признаться, не ожидал. Молодец Буриханов, прекрасно поработал с китайскими товарищами! НОАК (Народно-освободительная армия Китая) теперь не просто большая по численности, но и хорошо обученная армия, к тому же неплохо вооружённая. А для японцев-то это будет сюрпризом! Загнали в своё время китайских коммунистов в отдалённые районы северо-восточного Китая и думать про них забыли, чего, мол, их, убогих, опасаться? А оно вон как повернулось! Теперь НОАК – наша основная сухопутная наступательная сила. При массированной поддержке нашей штурмовой и бомбардировочной авиации, которой здесь сконцентрировано, пожалуй, даже больше, чем на Восточном фронте, японцам долго не продержаться. А захватим морские порты в Северной Корее, так и отступать будет некуда! За морскую часть операции тебе отдельный респект!

– Спасибо, – поблагодарил Берсенев.

– Волнуешься? – спросил Абрамов. – За сына переживаешь?

– И волнуюсь за общее дело, и за сына персонально переживаю, – не стал отпираться адмирал. – А как без этого?