– У меня теперь одна забота: дети. Только парни учатся, вот-вот офицерами станут, за них я спокойна, а вот Светлана…

– С ней-то что опять не так? – удивилась Ольга.

– Похоже, замуж она собралась, – поджав губы, пожаловалась Ольга Матвеевна.

– Та-ак… – протянула Ольга. – Новости. Хотя, не век же ей траур по Петру носить? А с другой стороны, могла бы ещё и потерпеть. И кто у нас жених?

– Так я потому тебя и позвала, что не знаю! – воскликнула Ольга Матвеевна.

– Вот теперь уж точно ни черта не понимаю, – помотала головой Ольга. – Ты меня позвала, чтобы я вычислила жениха Светланы, так? А ты в таком разе ничего не попутала, подруга? Я ведь, Ёшкин каравай, прохожу не по сыскному ведомству.

– Так к тем, кто у нас по сыскному, я разве с такой просьбой могу обратиться?

– Это да, – кивнула Ольга, – не можешь. Так тебе что, про этого таинственного жениха совсем ничего не известно?

– Сейчас, – сказала Ольга Матвеевна, вышла из комнаты и вскоре вернулась с пачкой писем в руках. – Вот, – протянула она письма Ольге, – случайно наткнулась, когда в Светиной комнате прибиралась.

– Ясен перец, случайно, – согласно кивнула Ольга, вытаскивая первое письмо.

Читала Абрамова письма быстро, но внимательно. Вернув последнее в конверт, возвратила пачку Ольге Матвеевне:

– Кое-что прояснилось.

Ольга Матвеевна смотрела на неё с надеждой.

– Пускай конверты и не надписаны, ибо, как следует из писем, отправлять он их не собирался, но парень точно из Новосибирска.

– Так это я тоже поняла, – вставила Ольга Матвеевна.

– Бывал в Питере, – продолжила Ольга, как бы не заметив, что её перебили, – и, похоже, проходит по одному ведомству с Сашей Ежовым.

– А это ты как определила? – спросила Ольга Матвеевна.

– Всё тебе расскажи… – усмехнулась Ольга. – Но думаю, что не ошибаюсь. Если так, то вычислить этого жениха – а из содержания писем явствует, что ты, подруга, не ошиблась, когда женихом его нарекла – труда не составит. Однако для полноты картины поведай-ка мне, что тебе известно про их отношения?

– Недавно в театр вместе ходили… – начала сдавать дочь Ольга Матвеевна.

– Вот, – поощрила её Ольга. – Что ещё?

– Товарищ лейтенант!

Слышать обращение по званию в стенах этого учреждения, да ещё от приятеля, было странно, но Седых ответил, как положено:

– Слушаю вас, товарищ капитан!

Лицо Александра Ежова было хмурым:

– Мне необходимо с вами объясниться. Отойдём в сторону?

Следуя за другом, Саша мысленно его поблагодарил. Слово «объясниться» многое говорило о теме предстоящего разговора и давало возможность подготовиться.

Дать-то дало, но к концу «объяснений», кажется уже бывшие приятели, разве что за грудки друг друга не хватали.

– Я ж тебя со Светой как своего друга познакомил, а ты, оказывается, за спиной моего брата письмами её заваливал!

– Да ничем я её не заваливал, – оправдывался Саша. – То есть, завалил, наверное, но только уже в этот приезд.

– Как это? – не понял Ежов.

– Да так, что не отправлял я ей этих писем, и потому, что твой друг, и потому, что был жив Пётр.

– Ну, допустим, – начал остывать Александр, припоминая, что тётя Оля о чём-то таком говорила. – Но всё равно как это неправильно…

– Что неправильно? – воскликнул Саша. – Света теперь свободная женщина, если ты не забыл, и я ей не сомнительную связь предлагаю, а замужество.

– Даже так… – Александр не знал, что и сказать. – Далеко, однако, у вас зашло… Чёрт! Всё не то! Как мне ни горько это говорить, но ты прав: мне тебя упрекнуть не в чем. Ответь только на один вопрос. А если Пётр всё-таки вернётся?

– Ты думаешь, мне будет трудно смотреть ему в глаза? Ошибаешься! Я перед ним – живым или мёртвым – чист. Не жену увожу, на вдове хочу жениться. Вернётся живой – буду рад. И я это не для красного словца говорю, поверь. А остальное будет решать Света. Вот так!

Когда у Саши Седых кончилась командировка, Светлана не стала провожать его в аэрогавань, она просто улетела с ним в Новосибирск…

Наблюдавший в стереотрубу за продвижением немецких танков генерал союзной армии заметно нервничал. Оторвав глаза от окуляров, он спросил стоящего рядом полковника:

– Ты уверен, что твои немцы не подведут?

«В десятый раз одно и то же», – тоскливо подумал полковник, но вслух сказал иное:

– Уверен, товарищ генерал. Экипажи в этой роте самоходных орудий специально подбирались из коммунистов и им сочувствующих немецких товарищей.

– Кем подбирались, Геббельсом?

Заметив, как на скулах полковника заиграли желваки, генерал понял, что переборщил, и сказал примирительно:

– За Геббельса извини, но если в условленное время самоходчики не ударят по своим, а вместо этого начнут окучивать нашу передовую, то… сам понимаешь…

– Понимаю, товарищ генерал. Но пока они строго соблюдают договорённость: бьют по согласованным целям.

– Так то пока… – начал генерал, но его прервал окрик наблюдателя:

– Началось!

Генерал прильнул к окулярам, и через некоторое время восхищённо воскликнул:

– Якорь мне в глотку, как говорит один знакомый адмирал, но ничего подобного я в жизни не видел!

Уступая место, генерал потянул полковника к трубе:

– Посмотри, что вытворяют твои немецкие черти!

Ползущие по полю немецкие танки вспыхивали один за другим.

А генерал уже гнал полковника от трубы:

– Полюбовался – и хватит! Верни обзор командиру.

Однако смотрел генерал в трубу недолго. Вскоре оторвался с озабоченным видом.

– Немцы вот-вот очухаются, и тогда нашим помощникам несдобровать. Пора выручать! Передавайте приказ танкистам: пусть начинают!

Пётр открыл глаза. Он лежал в абсолютной тишине, устремив взор вверх, а оттуда на него смотрел Бог. Время остановилось. Пётр чувствовал, как по телу разливается неведомое доселе блаженство. Потом часы пошли вновь, мир наполнился звуками, а над Петром, заслоняя написанный на потолке лик божий, склонился бородач в монашеской одежде.

– Слава Богу, очнулся, – сказал он вроде и не по-русски, но Пётр его понял. Однако монах истолковал его взгляд по-своему. – Не понимаешь? Ну да, ты же немец. А я, как назло, не знаю ни слова по-немецки.

– Я не немец, – с трудом разлепив запёкшиеся губы, произнёс Пётр, – я русский…

19-октябрь-42

При выходе из машины у Абрамова порывом ветра чуть не сорвало фуражку. Лишь в последний момент маршал успел придержать её рукой.

– Твою конармию! – ругнулся Глеб. – Чуть без «головы» не остался! Сюрпризы погоды, мать её! В Москве она почему-то вполне комфортная. А тут ветер, да и холодновато как-то…

Жехорский, который покинул соседнее авто, предусмотрительно держа шляпу в руке, назидательно произнёс:

– Возле аэропорта почти всегда ветер, впрочем, насчёт «холодновато» ты прав! – после чего, натянув шляпу на темечко аж по самые уши и всё равно придерживая головной убор за тулью рукой, решительно направился к VIP-терминалу аэропорта.

На лётное поле группа встречающих делегацию из США выходить не спешила, по причине нам уже известной. Кучковались возле закрытых пока дверей. Жехорский и Абрамов чуть в сторонке от остальных.

– А хорошо япошки янки хвоста накрутили, – негромко произнёс Абрамов. – Ишь, как к нам в гости заспешили. А вот интересно, как бы оно было, если бы вышло по-ихнему? Я имею в виду, если бы япошки поперёд нам войну объявили?

– Тогда я бы сейчас прилетел в Вашингтон, – так же негромко ответил Жехорский, и уже в полный голос произнёс: – Открывают двери. Пора! Давай, красавица, отворяй ворота! – приказал он симпатичной дежурной. Та проворно распахнула двери, и встречающие высыпали на лётное поле, спеша к замершему неподалёку самолёту.