Он вышел на середину обширного помещения. Более сотни мастеровых художников, граверов, насекальщиков, резчиков по дереву и кости - стояли у своих верстаков, ожидая царского приказа.

- Распорядитесь, чтобы приступили к работе! - глуховато вымолвил государь.

Аносов предложил мастеровым продолжать работу, и в цехе наступила глубокая, ничем не нарушаемая тишина. Царь внимательно огляделся. Кругом сидели плечистые бородатые мужики, с приглаженными и взятыми под ремешок волосами, стриженными по-кержацки. Одеты они были в опрятные черные штаны, заправленные в крепкие козловые сапоги, и в чистые рубахи, поверх которых были наброшены чистые холщовые передники. Александру это понравилось, и он одобрительно сказал Татаринову:

- Вижу, мастеровые в довольстве живут!

- В приличном довольстве и в счастии! - умильно заговорил начальник горного округа. - Взгляните, ваше величество, на сии образцы мастерства!

Но внимание царя почему-то привлек молчаливый старичок мастеровой, погруженный в работу. Перед ним на столе были разложены несложные орудия производства: три шпильки - костяная, черного дерева и тонкая стальная. Склонившись над пластинкой, гравер-искусник стальной шпилькой насекал на ней контуры красивого орнамента.

- Как всё это просто! - с наивностью вымолвил царь. - Я не вижу в этом искусства!

Словно кто резанул по сердцу Аносова. Ему стало обидно за мастера. Не сдержавшись, Павел Петрович смело ответил царю:

- Государь, эта работа только началась, и не видно всей трудности мастерства. Прошу, ваше величество, взглянуть сюда, - указал он императору на Ивана Бушуева.

Царь нехотя подошел к верстаку. Гравер быстро поднялся и, обтерев клинок чистым передником, подал его государю.

Александр приблизил саблю к глазам. На струйчатом металле по глубокому синему небу лебяжьей стайкой плыли легкие курчавые облака, а в глубине мерцающего сплава наметились контуры подернутого дымкой Уральского хребта. Поближе, на переднем плане, серебрился простор безмятежного озера, над берегом которого смотрелась в зеркало вод кудрявая березка. Всё это было еле намечено легкими линиями.

Аносов стоял рядом с царем и, забыв обо всем на свете, влюбленно разглядывал волшебный рисунок на стали. Здесь одна, чрезвычайно тонкая, но четкая линия дополняла другую, а вместе они создавали этюд. Красивое и умелое сочетание света и теней на миниатюрном кусочке стали передавало радостную иллюзию погожего уральского летнего утра.

- Что же ты хотел этим изобразить? - обратился к Иванке царь.

- Ваше царское величество, здесь видна Родина, русская земля, за которую воин, владеющий этим клинком, идет в злую сечу!

Александр иронически улыбнулся. Он поднял на Аносова утомленные глаза и сказал:

- Для возбуждения боевого пыла воину нужны не мирные идиллии. Возьмите! - вернул он клинок Аносову, а тот передал его Бушуеву.

Мастер огорченно опустил голову. Но тут Павел Петрович вспомнил о другом, парадном клинке и обратился к царю:

- Ваше величество, не обессудьте, русские умельцы от усердия своего решили поднести вам доселе невиданное.

Царь поднял на Аносова недоуменный взгляд.

И тогда Иванка вынул другой клинок и показал его государю. Александр нехотя взял этот клинок и начал рассматривать. Взор царя стал яснее, блеснул жизнью.

На темном фоне стали по узкой кромке земли мчались золотые крылатые кони, впряженные в колесницу. Гривастыми бегунами правил воин в латах, а позади него, с копьем в руке, стоял готовый к битве крылатый человек. Над ним распростерся могучий орел, а еще выше блистала царская корона. Всё сверкало золотом на вороненом поле, обведенном золотой же рамкой. Царь повернул клинок, и в этот миг луч солнца упал на гравюру. Всё сразу заискрилось, оживилось, пришло в движение...

Александр остался доволен клинком. Он поманил взглядом генерала Дибича и сказал ему:

- Посмотрите на чародейство, сделанное простым человеком! Как могло это случиться? - обратился он к Аносову.

- Ваше величество, позвольте на это ответить краткой, но мудрой народной сказкой.

Царь находился в благожелательном настроении и снисходительно отозвался:

- Слушаю...

- Есть сказка о живой воде, государь, - спокойно начал Аносов. - На поле брани лежит распростертый бездыханный богатырь. Не бьется у него смелое сердце, и закрылись черные очи. Но вот упала на него капля живой воды - и мигом затянулись страшные раны, еще капля упала - и зашевелился богатырь, открыл глаза; в третий раз брызнули на него живой водой - и встал богатырь, как ни в чем не бывало, и расправил могучие плечи...

Царь просветлел и спросил:

- К чему же эта притча? И что за живая вода, где она, в каких родниках берется?

- Живая вода, ваше величество, - народные таланты. Под рукой и очами одаренного русского человека всё оживает и пленяет взор.

- Ты настоящий пиита! - с легкой усмешкой вымолвил Аносову царь. Смотри же, тут, при воинском деле, могут оказаться не к месту подобные увлечения! - И оборотясь к Иванке, он сказал: - В Туле я тоже слышал одну притчу. Похвалялись там, что будто они для меня подковали стальную блоху, сделанную в заморских странах: "Вот, мол, государь, дивись нашему мастерству!". А скажи-ка мне, если это не сказка досужих туляков, то что бы ты сделал?

- Клинок для нее подобающего размера! - уверенно ответил Иванко.

Довольный ответом, царь рассмеялся, за ним рассмеялись и в свите.

- Дибич! - обратился к генералу государь. - Выдать ему рубль!

Иванке выложили на верстак рубль. Он посмотрел на серебряную монету и дерзко сказал:

- Благодарствую, но принять не могу денег, ваше величество.

- Это почему же? - удивился царь и недовольно взглянул на Аносова.

Павел Петрович стоял, вытянувшись во фрунт, и смотрел Александру в глаза. Боясь, что разобиженный Иванка скажет дерзость, Аносов предупредил его и объяснил государю:

- Среди работных такой обычай: за подарок не берут платы, государь. Мастерство бесценно!

- А-а-а! - издал протяжный звук государь и, передав клинок Дибичу, зашагал прочь...

Аносов на приличном расстоянии сопровождал его. Вдруг Александр остановился, поманил Павла Петровича к себе. Горный офицер почтительно приблизился.

- Скажи, как ты считаешь: больших успехов достигла моя фабрика? спросил Аносова царь.

Павел Петрович слегка побледнел, но твердо ответил:

- Не могу этого сказать, ваше величество.

- Почему? - недовольно удивился Александр.

- Все русские люди, и я в том числе, мечтают о том, чтобы сделать для отчизны такое оружие, которое превосходило бы золингенское и не уступало лучшим булатам! - смело сказал Аносов.

Честный и мужественный ответ поразил царя.

- Спасибо за правду, - милостиво поблагодарил он и что-то шепнул Дибичу.

Генерал сказанное царем быстро записал в книжечку.

Татаринов на ходу шепнул Аносову:

- Полагаю, вас представили к награде...

Вечером Александр пожелал ознакомиться с жизнью иноземных мастеров. Дородный кучер Илья подал к подъезду временной царской резиденции экипаж. Александр предложил Татаринову поехать вместе с ним на Большую Немецкую улицу. Начальник горного округа, отличаясь невероятной тучностью, еле взгромоздился в экипаж. Под огромной тяжестью рессоры сдали и экипаж так осел, что ноги царя оказались почти на земле. Император развеселился. Пришлось подать начальнику крепкие, устойчивые дроги, на которых он и поехал вслед за царским поездом.

Остановившись перед опрятными светлыми домиками, царь вышел из коляски и в сопровождении свиты и Татаринова стал заходить в квартиры клипгентальцев. Он охотно вступал в беседы с немецкими мастерами, выслушивал их жалобы, в такт покачивая головой. Александр сдержал свое слово и зашел к Крейнштоку, у которого остался завтракать. Белокурая толстая немка смущалась и краснела под пристальным взглядом царя и прятала под фартук большие потные руки. Остроносый немец, воздев кверху руки, вздыхал: