Окончание заклинания было сигналом к началу для барабанщиков.

К бою глиняных мрданг присоединился звон небольших медных цимбал и удары гонгов. Дети звонили в колокольчики. Монотонное пение «Хвала Индре!» наполнило сухой, жаркий полуденный воздух. Голокяне, танцуя, шли по предписанному пути, вознеся руки к небесам с надеждой, что и молитвы достигнут их. Когда процессия сделала полный круг, они подошли к двум священникам, деловито готовившим углубление для жертвоприношения.

Селяне прекратили пение и барабанный бой. Затем, к удивлению Гопала, мистик с рынка сел вместе с деревенскими священниками. Не столь уж часто деревня имела честь принимать у себя трета-мистика, и Падма, будучи человеком религиозным и твердым последователем традиций, очевидно, принял появление мистика как добрый знак и пригласил отшельника вести жертвоприношение.

После того как Вьяса занял специально приготовленное место в священном кругу священников, он поднял небольшую серебряную ложку, предварительно положенную перед ним, и погрузил ее в чашу с прозрачным маслом. Произнося священные слоги «сва-ха» для жертвоприношения, он вылил масло буйволицы на небольшое пламя, вспыхнувшее священным огнем.

— Сва-ха, — повторяли священники, в то время как масло вспыхнуло фонтаном огня и черного дыма. Запах горящего масла поднимался вместе с их монотонным пением. Другие священники в свою очередь бросали предметы жертвоприношения в растущее пламя. Зерна шипели и потрескивали. Вьяса вновь повторял мантру. Эхом вторившие ему священники бросали в огонь фрукты. После каждого подношения Вьяса издавал священные звуки.

Гопал, сидя напротив мистика, вылил в пламя небольшую чашку коровьего молока в качестве подношения дэве Бхуми, матери Бху. Затем он взял лампу с горящим маслом, раскачивая небольшое пламя перед медным сосудом с листьями манго и кокоса, символами духовного возрождения и космического изобилия. Вид манго напомнил Гопалу сцену, которую они с Нимаи устроили на рынке. Он не мог спрятать улыбку, к еще большему неудовольствию своего отца.

С окончанием последнего подношения музыканты подняли свои барабаны и начали играть, на этот раз с большим благоговением. Включились цимбалы, затем прозвучал одиночный удар гонга, и священники в унисон произнесли самый священный слог «Ом».

Все впали в медитативный транс. Закрыв глаза и неосознанно раскачиваясь, люди слушали ровное, монотонное пение священников. Вся группа стала как один человек — все, кроме Гопала. Что-то отличное было в тоне голоса их гостя, но почему это было так? В сегодняшнем жертвоприношении все было, как обычно. Мистик, вероятно, совершал до этого йагну уже сотню раз. Пока все сидели, закрыв глаза, Гопал наблюдал за мистиком.

Он уже слышал, как другие приходившие к ним мистики объясняли астрологические знаки йоти, и смеялся, когда эти странные пришельцы с гор запугивали других мальчишек россказнями об ашурах и ракшасах. Гопал даже слышал, что трета-мистики могут покидать свои тела и в ином обличье путешествовать по другим планетам.

Мистик открыл глаза. Священники никогда не делали этого во время жертвоприношения! Гопал знал это, поскольку уже присутствовал на многих. Мистик поднял глаза. Огромная, черная грозовая туча накатывалась с запада. Мистик не отрываясь смотрел в темнеющее небо. Гопал посмотрел на странную тучу, потом опять на Вьясу, наблюдавшего за обоими на всем протяжении йагны. Ничего не произошло, во всяком случае, ничего, что бы Гопал мог заметить. Когда солнце наконец зашло, их гость дал сигнал к окончанию церемонии.

Священники быстро собрали пепел с костровища в большие серебряные сосуды. Встав на ноги, святые люди подошли к тому месту, где были привязаны животные и разбросали немного пепла над их головами. Затем священники обратились к королевской семье. Как и в случае с животными, их головы также должны были быть посыпаны пеплом. Отец Гопала первым получил благословение, Гопал был следующим. Без всякого почтения к своему отцу он лишь играл свою роль в спектакле, неуклюже поклонившись, как требовал его долг, и позволив священнику нанести ему на голову немного пепла. Когда святой человек перешел к оставшейся части его семьи, Гопал встал со своего места и обратился к мистику.

Вьяса продолжал пристально смотреть, но на этот раз на него! То, что увидел Гопал, не было сердитым или счастливым взглядом. Это не было похоже на тот взгляд, который он получал от отца, когда неверно произносил мантру или когда бредил наяву во время уроков военного искусства. Этот взгляд был страшен. Лицо мистика стало каменным и безжизненным, как будто его черты были вырезаны чьей-то неизвестной рукой. Гопал был напуган. Первый раз в жизни пристальный взгляд мистика ужаснул его.

Глава II

С наступлением утра пришли обязанности, которых Гопал боялся больше всего. Согласно Законам Ману, они назывались истагости — собрание, созываемое для того, чтобы выслушать жалобы людей королевства. Даже такое маленькое королевство, как Голока, должно было следовать этим законам.

Надевая пурпурное церемониальное одеяние, необходимое на таком сходе, Гопал насмехался над законом. Почему он должен слушать перебранку стариков и фермеров?

«Потому что это твоя обязанность как наследника трона, — сказал бы его отец. — И следи за своим языком, иначе ты оскорбишь ману», — предостерег бы он.

Как обычно, рассуждения его отца победили. В конце концов, он был симхон. Только однажды Гопал хотел выиграть. Только однажды он хотел, чтобы отец выслушал то, что он должен был сказать.

Тем не менее неохотно Гопал шел на истагости. Тревога, которую поселил в нем мистик, не исчезла со снами этой ночи. Даже Нимаи, одетый в лучшую свою хлопковую тунику серого цвета, заметил его беспокойство. Было ясно, что-то волновало Гопала, когда они встретились возле зала собраний. Гопал не склонен был обсуждать это.

Пока они стояли снаружи здания, построенного много лет назад для таких собраний его дедом, Гопал заметил, что пальмовые листья на старой крутой крыше нуждаются в замене. Здание было не более чем еще одним глинобитным строением, но оно выдержало испытание жарой и муссонами. То же самое можно было сказать о любом другом здании в Голоке. Неожиданно ему показалось, что все нуждается в ремонте, как будто та искра, которая дает жизнь всему, даже неодушевленным предметам, была погашена.

Дело было не только в этом, многое изменилось со вчерашнего вечера. Знакомые вещи казались ему чужими. Он видел свою деревню как будто в первый раз. Может быть, все дело в этой странной туче, которую он видел вчера вечером. Не висит ли она еще над деревней… над ним? Он посмотрел наверх, но небо было чистым.

Священники разговаривали с отцом о злом ветре крура-лохана или что-то вроде этого. Может, ему следовало быть более внимательным. Считалось, что это черный ветер из Била-свагры. По поверьям, он приносит засуху и голод, меняет погоду, отравляет всех, кто вдохнул его, даже животных. Старики называли его космической болезнью, заразой, распространяющейся по Бху-мандале. Лишь однажды почувствовав его дыхание, королевство могло быть очищено посредством совершения видхи — ритуалов, предписываемых Законами Ману. Но Била-свагра была опечатана после войны с дэвами.

В конце концов, почему он об этом думает? Это не его дело. Он хотел покинуть этот клочок земли, который его отец называет королевством. Он не просил о рождении в семье симхи. Карма определила его судьбу. Он сомневался…

Когда он вошел в здание, неожиданное облако тепла охватило его, заставив понять, как же холодно было снаружи… хотя уже была весна.

Зал был пуст, если не считать священников. Наружный свет падал сквозь отверстия в старой крыше, крытой пальмовыми ветвями. Расщепленные и покоробившиеся балки стояли, как посох старика, едва ли способный выдержать его вес. На другом конце комнаты, перед деревенским алтарем, священники деловито готовили утреннее подношение из риса, фиников и теплого молока с бананами. На алтаре располагались статуэтки большинства дэв: Господь Индра, Агни и Вайю; Варуна — хранитель морей и океанов; Висвавасу — держатель света и Чакра — правитель лон Бху. В центре стояло божество дэва, которому поклонялись симхи Голоки, четырехрукий Параматма. И едва видимая, если не знать где искать, шестидюймовая фигурка Бхуми, любимого божества Гопала, удобно устроилась среди остальных. Бхуми была его тезкой, ибо Бхуми часто принимала форму коровы, а «Гопал» означало «защитник коровы-матери».