Гопал посмотрел на свой родной дом. В боковом загоне для скота стоял спокойный Ану, его черный бык.
— Ждешь купания? — спросил Гопал. Он вспомнил гонки на быках к водопою, вместе с другими мальчишками. Ану всегда выигрывал. Он должен был погладить своего любимца. Увидев приближающегося хозяина, Ану поднял свою угольно-черную голову.
— Нет, мой друг, — прошептал Гопал. — Мы не пойдем сегодня купаться. Тебе нужно подождать. Когда я вернусь, мы помчимся с тобой к реке.
Он похлопал животное по голове и почесал между глаз.
— Тебе нравится, разве нет?
Он улыбнулся, но шкура животного была холодной на ощупь, и Гопал поежился.
Время наступило — время приступать к делу. Будет слишком жарко, когда солнце взойдет. Тяжелые дождевые облака плыли над головой, никак не желая пролить свой чудодейственный груз над деревней. Если бы его стрела могла достичь этой высоты и пронзить облако. Закинув лук и колчан на плечо, заткнув кинжал за пояс и натянув сандалии на холодные ноги, он в сомнении остановился. По краю деревни шла узкая тропинка, которая могла привести его к храму и наге.
Его дед рассказывал ему об этом мифическом существе. Неужели время прошло так быстро? Он как живой слышал голос Дристакету, отца Падмы, объясняющий, как ману специально отобрали черных кобр, чтобы те жили сто лет и начали следующую жизнь в теле крылатой змеи из легенд.
Добрый старик, столь горячо любимый Гопалом, обычно сидел за столом, окруженный всей семьей, и рассказывал свои истории. Поблескивая зелеными глазами и сам улыбаясь своим побасенкам, старик рассказывал мягким, чуть хриплым голосом:
— Черная змея вырастала до двадцати шести футов в длину, с размахом крыльев в двенадцать футов. Каждое гигантское крыло оканчивалось жемчужного цвета когтями, подобными кинжалам. Они были достаточно сильны, чтобы с корнем выдрать гигантские бамбуковые леса Ангара.
Смеясь про себя и шагая под луной. Гопал вспоминал, как пугал свою семилетнюю сестру, притворяясь змеей. Он гнался за ней через поля, пока мать не останавливала его. Гопал спрятал улыбку. То была игра. А это — видхи, а вовсе не страшные рассказы для сестры.
— Помни, нельзя смотреть ей в глаза, — слышал он предостережение деда. — Ибо нага гипнотизирует свои жертвы. Получив укус, у тебя останется не больше минуты на чтение последней мантры.
Наткнувшись на огромное дерево арджуна, лежащее поперек дороги, Гопал остановился, чтобы отдохнуть. Он страдал от жажды. Какая глупость, что он не взял с собой воды. Может, он найдет ручей.
Лес сгущался в джунгли. Утренний воздух был холоден и неподвижен. Он взял обеими руками лук и достал стрелу из колчана. Натянув тетиву со стрелой, он вновь почувствовал уверенность, которую искал.
Сверху послышался какой-то шум; птица — белая как снег сова. Наконечник стрелы стал его глазом, пока он отслеживал полет птицы. Тщательно прицелившись и представляя себе стремительный полет стрелы, попадающей на лету в цель, он думал о том дне с отцом.
Была сова, скользящая в медленном воздухе и рассекающая пространство широкими взмахами белых крыльев. Были деревья, возвышающиеся, словно стражники вдоль стен крепости. Здесь, в его руках, был лук, недавно зачищенный лезвием его отца. Он видел свою руку, охватывающую потными пальцами оружие, бывшее еще недавно веткой дерева. Что еще он должен был видеть? Сова исчезла в плотной завесе ветвей над тропинкой. Огорченный, Гопал опустил лук.
Стволы деревьев вибрировали. Обезьяны прыгали среди ветвей. Звериная мелочь вскрикивала, стрекотала, щелкала и волновалась в листве и кустах, оживляя лесной ковер. Что-то продиралось через бамбук, растущий вдоль тропинки. Толстые стебли навели его на мысль. Видхи подождет. Ухватившись за тростник, он вырезал кинжалом кусок, размером с локоть. Какая-нибудь мелодия, которая сопровождала бы его, — это неплохая идея. Пользуясь умением, также полученным от отца, он вырезал себе тростниковую флейту. Так показывал отец. По крайней мере, это было что-то, что он помнил из его уроков.
С луком и стрелами на спине и флейтой в руках он продолжал свой путь через джунгли, не обращая внимания на то, что оставил свой кинжал на стволе дерева.
В этом безоблачном настроении, окруженный кажущейся приятностью, Гопал припомнил стишок, который напевала ему и его сестре мать, когда они чего-то боялись. Он наигрывал мелодию и напевал про себя слова, прогуливаясь также беспечно, как корова, идущая на пастбище.
Радостная мелодия изливалась из его флейты. Звуки заполнили горный склон и его сердце. Утреннее солнце светило сквозь низко висящие облака, сквозь вершины деревьев, купая спину Гопала в своих теплых приятных лучах и освещая склоны высоких скал. Из плотной растительности выросла каменная стена и поваленные колонны древнего замка, вырубленного в скале и, казалось, взбирающегося к чертогам Света-Двипы.
Мелодия флейты Гопала прекратилась. Последняя нота застыла с последним выдохом и растворилась, поглощенная открывшимся перед ним видом. Он едва не забыл вздохнуть. Его приоткрытые губы сжимали свежесрезанный тростник.
Над ним возвышалось изображение женщины, нет, дэвы, врезанное в черную скалу. Он сидел на спине гигантского зверя банасуры; две его кошачьих головы были повернуты назад, а четыре драгоценных глаза излучали ужас, внушаемый его повелителем.
Он посчитал руки дэвы. Их было восемь, каждая держала свое оружие. Лесная растительность не позволяла ясно его увидеть, но он различил очертание трезубца и стрелы; что-то похожее на цветок — возможно, лотос; щит; части диена; топор; кажется, там был и огонь. Был и меч, его смертоносное лезвие было сломано там, где скала давала приют камням растущего на ней дерева баньлы. Его верхние ветви исчезали в облаках, проплывающих, как корабли, в океане неба.
Гигантский рельеф потрескался и покрылся пятнами, состарившись под дождями Индры и ветрами Вайу. Он нависал над развалинами храма, пристально глядя на входящих, на него, мальчишку, стоящего с детской флейтой в полуоткрытом рту.
Понимая глупость своей причуды, Гопал медленно заткнул инструмент за пояс, всматриваясь и пытаясь понять, какие существа могли быть в пределах слышимости его пения. Он достал стрелу и прислушался. В отсутствие мелодии флейты тревожная тишина накрыла джунгли. Ни птица, ни животные, которых обычно много было в таких местах, не нарушали неподвижной тяжести воздуха. Или он их распугал? Может, что еще их напугало?
Его стрела поворачивалась вслед за ним. Джунгли не тратили время зря в завоевании жизненного пространства. Это некогда прекрасное место было ныне покрыто деревьями и переплетенными лианами. Хотя храм ныне стоял в руинах, Гопал мог оценить его величие.
Высокий крик раздался за одной из приземистых колонн храма. Лук выскользнул из руки Гопала. Он боялся взглянуть. Был ли это павлин или мучившиеся души подданных Дурги, оплакивающих свои преступления. Холодок пробежал у него по спине. Стряхнув его, он осторожно нагнулся, чтобы спасти свое оружие. Он боялся оторвать взор от джунглей. Он вслепую ощупывал землю под ногами пальцами, просящими встречи с луком, и наконец наткнулся на него. Слава Богу, стрела тоже была здесь. Он вложил стрелу в лук, ища в уме ответ. Может быть, вернулся демон Вирабхадра, не насытившись кровью.
Гопал осознал, что он смертен. Он посмотрел назад, на тропинку, которая завела его так далеко. Он мог уйти. Он мог присоединиться к какому-нибудь каравану или… он мог действовать, а не противодействовать.
— Не теряй головы, — вот что сказал бы Падма.
Медленно он взбирался по массивным каменным ступеням, ведущим к оскверненному алтарю, стараясь идти ровно. Каждый шаг становился битвой, а каждая битва — завоеванием. Он глубоко дышал. Подъем был утомителен. Лестница была слишком велика для ног смертного. Только ноги великана могли делать такие шаги. Он старался удержать равновесие во время своего неуклюжего восхождения, все время не сводя настороженного взгляда с окрестностей.