Глаза! Он отлично помнил эти глаза, но только без очков и вылезшие из орбит.

Между тем, девочка, в теле которой находился Андрей, нерешительно ступила на трап. Тот ощутимо качался под ногами. Волны на озере ходили высокие, отчего «Свежий ветер» то поднимался над берегом примерно на метр, то падал вниз. Заставлять маленьких детей самостоятельно подниматься на борт казалось Андрею преступлением. Им вообще не следовало подходить к воде. В небе клубились низкие облака, сквозь которые иногда проглядывало ярко–желтое солнце. Погода не сказать чтобы грозовая, но уж очень неспокойная.

Человек в бушлате протянул девочке руку. Та поспешно ухватилась за жесткую ладонь, ступила на палубу.

Откуда‑то из глубины речного трамвая доносились звуки недавно слышанной Андреем мелодии – «Вместе весело шагать».

Девочка боялась. Но не смела подать виду. Она продолжала натянуто улыбаться, даже когда мужчина в бушлате потрепал ее за щеку. От него разило спиртным. Не вчерашним перегаром, а какой‑то недавно выпитой дрянью собственного разлива.

Большая часть детей собралась на нижней палубе. Некоторых начало сразу укачивать, но здесь хотя бы нет опасности вывалиться за борт. Девочка тоже спустилась вниз.

Звуки мелодии лились из небольших динамиков, закрепленных под потолком. С динамиков свешивались разноцветные воздушные шары. По пять штук с каждого.

Дети расселись в потертые кресла возле иллюминаторов и смотрели на воду. Андрей хотел было сказать, что как раз этого‑то делать и не стоит, но мог только безвольно наблюдать.

Прошло еще минут двадцать, прежде чем на палубе в сопровождении незнакомой Андрею полной женщины показался веселый человек в бушлате. Как та взобралась на борт раскачивающегося судна – осталось для него загадкой.

При виде женщины дети затихли.

— Все, — кивнула та, обежав присутствующих внимательным взглядом.

— Ну что, ребятня, покатаемся? — осклабился мужчина и смачно хватанул женщину по заду. Та делано нахмурилась и цыкнула на грубоватого ухажера, но было отлично видно – на самом деле она вовсе не против подобного обращения.

Развернувшись, оба покинули палубу.

В динамиках продолжала играть осточертевшая мелодия, в которой Андрею уже слышались похоронные нотки.

Под палубой что‑то несколько раз лязгнуло, потом громыхнуло, и, наконец, двигатель завелся. Сначала неровно, норовя вот–вот заглохнуть, но постепенно набирая обороты, выравниваясь.

— Путешествие к таинственному острову объявляется открытым, — провозгласили динамики голосом полной женщины.

То, что неумолкающая мелодия никак не вяжется с Таинственным островом ее, судя по всему, не волновало.

Судно отчалило от берега. Медленно, будто раненый кашалот, выбралось на большую воду. Здесь качка на некоторое время вроде бы поутихла. Дети ожили, начали обсуждать, кто кем станет, когда все они достигнут Таинственного острова, и кто первым найдет спрятанное там сокровище.

Андрей не смог вспомнить, о каком именно сокровище идет речь. Или под ним ребята понимают таинственный Наутилус? Впрочем, какая теперь разница?

В борт что‑то ударило. Судно накренилось. Над головой что‑то протяжно заскрипело. Раздались испуганные голоса.

Девочка, через которую Андрей наблюдал за происходящим, с силой ухватилась за рукоятки кресла, откинулась на спинку. Она тяжело и часто дышала.

В иллюминаторах потемнело. Только что на волнующихся водах озера мелькали солнечные блики – и вот уже видимость упала всего до нескольких метров.

Гомон тут же стих.

В свете вспыхнувшей молнии вода показалась иссиня–черной. Гром, налетевший следом, будто бы расколол утлое суденышко на части. Треск стоял такой, что заложило уши. Свет под потолком мигнул – и погас.

Под палубой надрывался двигатель, но, судя по всему, его мощности не хватало на то, чтобы справиться с неожиданным волнением.

Очередной удар волны в борт выбил девочку из кресла. Она взвизгнула, покатилась по полу. Рядом тоже кричали. Слышались отчаянные рыдания, тонкие всхлипы.

И над всем этим безумством не прекращалась глумиться мелодия «Вместе весело шагать».

Андрея выбросило из тела девочки, чтобы он смог увидеть происходящее глазами другого ребенка. Потом еще одного и еще. Он чувствовал их страх, впитывал их отчаяние и желание жить. Они тянулись друг к другу, ища хоть кокой‑то защиты. Самые догадливые бросились к двери, но та оказалась задраенной снаружи.

В воздухе запахло гарью.

Андрей внутренне рвался наружу, хотел высадить дверь, но ничем не мог помочь. Для него трагедия разворачивалась здесь и сейчас. Разум отказывался воспринимать ее как факт, давно свершившийся. Надежда, что все еще можно исправить, тлела в озаряемой молниями темноте нижней палубы.

Тлела недолго.

По корпусу судна прокатилась дрожь – судорога умирающего животного. Двигатель под ногами загудел на пределе своих возможностей, а потом его разорвало. Грохот взрыва смешался с раскатом грома. Доски пола вздыбились. Пахнуло сильным жаром.

Андрей потерял ощущение верха и низа. Его швыряло по палубе. Он падал на раскаленные металлические части двигателя, его вспарывало обломки досок, его бросало о стены. Он оглох и ослеп, но продолжал чувствовать страх. Продолжал чувствовать боль каждого ребенка.

А потом «Свежий ветер» развалился.

Не хватало воздуха. Снова и снова. Руки и ноги отчаянно бились с озверевшей стихией. Все тщетно. Озеро сполна собирало кровавую жатву.

Андрей еще долго продолжал метаться в беспамятстве и отчаянно раскрывать рот, пытаясь вздохнуть, когда снова лежал на полу в одной из комнат детского дома. Он кричал. По крайней мере, ему так казалось. Уже потом, когда разум все же осознал, что видение исчерпало себя.

— Ты видел все, — издалека донесся до него голос девочки. — Это был праздник. Для нас. Нам было страшно и больно. Мы не хотели уходить. А теперь не можем.

Андрей открыл глаза. Он чувствовал себя мокрым и больным. Руки и ноги сводило судорогой, зубы отбивали чечетку. Комната покачивалась, будто волнение на озерной глади все еще не стихло. Мутная пелена не позволяла рассмотреть детей.

— Вы сказали, что играете в догонялки, — медленно проговорил Андрей. Во рту стоял привкус тины. Он старался тщательно выбирать слова, но догадка только–только начинала формироваться. — И иногда после этого становится легче. Так?

— Когда кого‑нибудь поймаем, — согласилась девочка. — Но не всегда. Легче не становилось давно.

— Я найду того, кто отпустит вас.

— И что?

— Вы сможете уйти.

— Я не хочу уходить, мне и здесь весело! — закричал мальчик, и его поддержали еще несколько голосов. — Нам всем здесь весело.

— Неужели вы не хотите увидеть другие места? — наконец мутная пелена спала с глаз Андрея. Дети стояли вокруг него. От их невидящих взглядов сделалось жутко. — Не хотите поиграть с новыми друзьями? В конце концов, именно вы позвали меня.

Дети переглянулись.

— Телефон. Это вы мне звонили?

В ответ ни звука.

— Мы хотим уйти, — наконец проговорила девочка.

Все же именно она здесь лидер.

— Для того чтобы выполнить обещание, мне надо выбраться отсюда.

Дети молча переглядывались. Некоторые из них качали головами, другие – кивали. Кого больше, Андрей не рассмотрел. Решают, что делать?

— Ты же знаешь, что не сможешь от нас убежать, — девочка наклонилась к нему. Провалы ее глаз, из которых продолжало вытекать что‑то густое и вязкое, поравнялись с его глазами. — Мы играем везде. И в песочнице взрослых, и в своей. Ты первый, кто может гулять и там, и там. Но мы все видим. Мы и тебя видели. Ты не такой, как они. С тобой весело.

Она протянула к нему руку. Андрею стоило немалых усилий, чтобы не отстраниться. Он сглотнул, когда кожи коснулись ледяные пальцы.

— Мы следим за тобой, — говорила девочка. — Каждый день. Мы умеем играть в прятки – от нас невозможно спрятаться. Ты веришь?

— Да… – проговорил Андрей.

— Ты приведешь их всех. А мы выберем того, кто отпустит нас.