Он не противился, хоть и чувствовал себя немного странно. Крадутся, будто воры.
— Подожди…
Послышался уже знакомый стук камня о камень. Посыпались искры, запалившие пучок травы. Алена поднесла его к фитилю висящей под потолком лампы – скорее всего, масляной. В стеклянном корпусе, с дверкой и отражателем, собранным из осколков зеркала. Она давала достаточно света, чтобы осмотреться, но для нормального чтения все же мало.
В комнате стояло всего два стола. По два стула за каждым. По стенам – стеллажи с книгами и картонные папки с газетами и журналами, а также большая политическая карта. Немного обгоревшая, но вполне пригодная для изучения.
— Вот, — Алена обвела взглядом комнату, — наше богатство. Тебя что интересует?
— Прежде всего – газеты. Если есть вырезки, статьи какие – тоже давай. Все, что выходило примерно во время, когда в Водино началась чертовщина.
— Думаешь что‑то найти?
— Надеюсь.
Девушка подошла к одному из стеллажей, вытащила папку.
— Надеюсь, тебе повезет. Но вообще – я сама все это перечитала. Ничего там нет. А в деревне есть люди и поумней меня. Тоже ничего не нашли.
Андрей сел за стол, открыл папку. Ровные, будто утюгом выглаженные листы бумаги, сшитые единым корешком. Немного, всего несколько выпусков. Что ж, и на том спасибо. В общем‑то, Алена была права: отыскать в газетах местного значения важные сведения почти нереально. Информация о достижениях, праздниках, важных датах, стихи и небольшие рассказы–зарисовки доморощенных знаменитостей, ну и, конечно же, анекдоты и кроссворд. Один раз попался гороскоп.
Андрей сначала бегло пролистал все страницы подшивки, затем углубился в чтение. Он не пропускал ни одной статьи, даже если в той рассказывалось об открытии нового универсама или выделяемых клочках земли в местном кооперативном товариществе. Лишь один раз его взгляд задержался на фотографии некого Владимира Рогожкина – бравого полковника милиции, удостоенного очередной награды за заслуги перед городом и за участие в операции по обезвреживанию опасных преступников. Второе обстоятельство смущало хотя бы тем, что, по словам старосты, в последние дни существования прежнего Водино милиция не особенно участвовала в наведении правопорядка. Никаких же уточнений по операции в статье не было.
Андрей уже прочел два следующих газетных листа, а затем снова вернулся к заметке о доблестном работнике милиции. Пробежал по статье глазами. Что‑то не так. Но что?
Между тем Алена положила на стол еще одну папку. Совсем тонкую.
— Тут отдельные вырезки, обрывки, — сказала она. — То, что находили в развалинах.
— Спасибо, — машинально кивнул Андрей. Он перевел взгляд на девушку, дважды сильно зажмурился. Все‑таки света не хватало. Глаза уставали быстро, да и в сон начало клонить с новой силой. Долго так не просидишь. — А можно все это вынести на улицу? Или хотя бы в дом старосты отнести? Темно здесь.
— Нет–нет. Свет и влага убивают бумагу. Потому и храним здесь, в темноте.
— Правильно, конечно, — Андрей помассировал глаза, снова взглянул на фотографию, а через секунду чуть было не подпрыгнул от пронзившей его догадки. Он видел этого полковника милиции. Видел вживую. И совсем недавно!
К горлу подступил такой ком, что и не продохнуть. Сердце заколотилось, явно намереваясь вырваться из груди.
Алена заметила резкую перемену в госте.
— Что случилось? — спросила, заглянув Андрею в лицо.
— Я его видел, — он ткнул пальцем в фотографию.
— Где?
— В Водино. В том, другом.
Девушка перевернула папку к себе, прочла статью.
— Ну, сейчас ему должно быть лет семьдесят. Наверное, мог видеть…
Андрей покачал головой, мысленно примеряя на дорожного полковника униформу дворника, дорисовывая ему длинные волосы и метлу.
— Нет, я бы даже сказал, он выглядел младше, чем здесь. Лет на сорок. Только худой.
— Может, сын?
— Не знаю…
А действительно, почему не сын? В конце концов, не часто бывает, что полковник милиции скатывается до простого дворника.
Андрей просмотрел газеты до конца, но более ничего интересного не нашел. Времени на чтение вырезок понадобилось и того меньше. Далеко не все из них вообще удалось понять – куски бумаги с частями текста, отрывками.
Во внутреннем кармане пиджака завибрировал телефон. Андрей отодвинулся на стуле, торопливо вытащил трубку. Алена смотрела на него во все глаза.
Определитель снова показывал, будто Андрей звонит сам себе.
— Але, — проговорил он в трубку.
В ухо врезалось завывание ветра. Громкое и отчетливое. Совсем не похожее на обычные помехи.
— Что это?.. — начала было Алена, но Андрей остановил ее движением руки.
Он вслушивался в ветер, пытаясь различить в нем хоть что‑нибудь. Вскоре ему почудились всплески. Объемные, будто кто‑то бьет веслом по поверхности воды. Или нет – скорее, неумелый пловец отчаянно барахтается, пытаясь не пойти ко дну. Неожиданно шум ветра разорвал протяжный гудок. Далекий и тусклый, он точно прорывался сквозь густую завесу тумана. А потом среди всплесков начали проскальзывать крики. Тонкие и отрывистые. Отчаянные крики гибнущих людей.
И вдруг все стихло. Резко.
Тишина.
Андрей сидел, не шевелясь, надеясь, что звуки возобновятся. Но тщетно.
Или он окончательно сошел с ума, или звуки в телефонной трубке действительно что‑то значат. Во что верить?
Андрей убрал телефон, глубоко вздохнул.
— Уже можно говорить? — спросила Алена. В ее голосе слышалась насмешка.
— Угу, — кивнул Андрей.
— Объяснишь, что произошло?
— Сразу, как только сам пойму. Слушай, у вас поблизости есть водоем?
— Да. Есть озеро.
— Большое?
— Мне не с чем сравнивать.
Андрей поднял на собеседницу взгляд. Девушка улыбалась.
— Вредная ты какая, — проговорил он нарочито строго.
— Это ты смешной.
— Не знаешь, на этом вашем озере не происходило каких несчастных случаев?
— При мне – нет. А раньше – не знаю. Это лучше спросить Степана Михайловича или еще кого из тех, кто жил еще в старом городе.
— Старом?
— Это мы так называем Водино двадцатилетней давности.
— Понятно. Тогда пойдем к старосте. Думаю, с мужиками он уже наговорился.
Андрей помог Алене убрать папки, и они, не забыв потушить светильник, покинули библиотеку. Первым делом направились в дом Степана Михайловича, где и обнаружили его сидящим за столом. Староста обедал. Запах свежих щей ощущался даже в сенях. Гостей он встретил неодобрительным взглядом, но ничего не сказал.
— Мне нужна информация, — начал Андрей без предисловий. Он прошел к столу, сел напротив старосты. Спутница осталась стоять в дверях.
— Слушаю.
— На вашем озере происходили несчастные случаи? Двадцать лет назад. Крупные.
Степан Михайлович пожевал губами, постучал деревянной ложкой по тарелке.
— Да вроде бы нет. Ничего необычного. Топли, конечно. Но где не бывает.
— Кто тонул? Много народу?
— Нет же. Один в год – два… Не припомню, чтобы больше. Да и то в основном по пьяни.
— Плохо… – вздохнул Андрей. Только было зародившаяся гипотеза развалилась, не успев окрепнуть.
— А зачем тебе?
— Уже незачем, — он поднялся из‑за стола, направился к выходу.
— Садитесь обедать, — окликнул его староста.
— А что там за развалины на берегу? — вдруг спросила Алена. — Вроде как огороженная территория раньше была.
— Есть такое. Детский дом там был. Как бишь его… Бережок, что ли. Да, точно – Бережок.
Андрей встал как вкопанный.
— Детский дом? Ален, ты говорила о гибели детей…
— Да, погибло несколько детей. Как‑то разом. Но подробностей не знаю.
— Только слухи, — сказал староста. — Вскоре после взрыва в церкви в Бережке что‑то произошло. Вообще этот дом всегда стоял особняком от города. Воспитанники учились там же, с нашими детьми почти не контактировали.
— Что с ними со всеми случилось? — спросил Андрей.
— Не знаю. Погибли, наверное. А возможно, кто‑то и выжил. В городе многие семьи распались. Так или иначе. Почему‑то на детей сумасшествие не действовало. А вот на их родителей… Короче говоря, мы собирали всех, кто остался сиротой. О родных, конечно, расспрашивали, да куда там. Некоторые от страха и слова вымолвить не могли.