Хамид проснулся под вечер и лежал, удивляясь, где он находится. Ему казалось, что он находится под золотой крышей, так как пожелтевшие колосья отражали яркие солнечные лучи. Все тело его болело, но он чувствовал себя отдохнувшим. Постепенно память его прояснилась, и он с беспокойством вскочил на ноги: “Где Кинза?” Но он, несмотря на испуг, знал, что надо быть осторожным. Он прополз до края поля и украдкой выглянул из-за колосьев в том направлении, куда она, должно быть, ушла. То, что он увидел, привело его в величайшее изумление.

В пятидесяти метрах от того места, где он прятался, стояла хижина, а на пороге, чувствуя себя как дома и, очевидно, совсем позабыв о нем, сидела Кинза и ела черешню. Ее новая мама сидела рядом и смеясь пыталась привести в порядок ее волосы. За этой хижиной полукругом располагалась вся деревушка.

Хамид лежал совершенно неподвижно, но вид черешен напомнил ему о голоде, и его рука потянулась к хлебу. Жуя его, он думал, как же теперь поступить. Мальчику было стыдно: они потеряли весь день и хуже всего, что Кинза ушла во вражеский лагерь, потому что эти люди услышат, конечно, что в соседней деревне пропала девочка. Он не должен показываться им на глаза…

Когда солнце село за горизонт, луна осветила деревушку и все совершенно успокоилось, на пшеничном поле послышался шорох. Неслышными шагами Хамид пересек открытое пространство и заглянул в хижину. Муж женщины лежал на циновке, громко храпя, а жена спала у его ног. На циновке не оказалось места для Кинзы и ее положили в кроватку около двери, укрыв козьей шкурой. Хамид наклонился и взял ее на руки. Она слабо вздохнула и открыла глаза. Мальчик тихо произнес ее имя и, считая, что все в порядке, она прильнула к нему; ни молоко, ни черешня не имели силы лишить чувства привязанности к брату. Хотя она хорошо провела день, но чувствовала, что что-то было не так. Сейчас она была в безопасности в руках своего брата.

Пять минут спустя испуганный мальчик с бьющимся сердцем спешил по крутому склону вверх, прижимая к себе сестренку. Бесшумно, как привидение, он спас ее, и Кинза при этом вела себя отлично. Крепко прикрепив ее к спине, мальчик решительно продолжал путь.

Глава 7

Хамид дошел до вершины как раз перед рассветом, сильно уставший и прихрамывающий. Ночи на горном высоком перевале холодные даже летом, а Хамид и Кинза были очень легко одеты. Девочка начала кашлять и чихать. Брат ее был настолько уставшим, что бессильно опустился на корточки с подветренной стороны испанского форта, откуда часовые следили за долиной, и стал ждать наступления утра. Сам форт или пост находился над его головой. Дорога шла некоторое расстояние по гребню, а потом опускалась вниз. Куда бы он ни посмотрел, везде видел горы, горы - гряда за грядой скалистые пики, розовые от восходящего солнца. Хамиду казалось, будто он находится на вершине мира в таком месте, куда не ступала нога человека.

Однако одно место во всем окружающем ландшафте наполняло его страхом, и он любыми путями решил избежать его. На дальнем краю гребня находилось испанское поселение с белыми постройками, множеством солдат и наблюдательными пунктами. Если каким-то образом отчим сообщил о нем полиции накануне вечером, то те, безусловно, сообщили бы на этот пост, чтобы они следили за дорогой. Ясно, что в таком случае он должен сойти с дороги и пробираться напрямую через кусты до реки в долине. Там он мог бы немного отдохнуть где-нибудь в оливковой роще, а после захода солнца продолжать путь по дороге.

Привязав Кинзу к спине, он выступил из своего укрытия и почти столкнулся с двумя всадниками, поднимавшимися по другую сторону форта. Хамид остановился как вкопанный, тупо уставившись на них. Оба они были из его деревни и знали мальчика в лицо. Всадники тоже уставились на него. Один из них соскочил с седла, схватил Хамида и воскликнул:

- Это мальчишка Си Мухамеда. Тот, который убежал от него позавчера.

Хамид изловчился, выскользнул из его рук и помчался вниз с горы. Его резкое движение испугало лошадь, и она встала на дыбы.

К тому времени, пока всадник полностью справился с лошадью, мальчик был уже далеко. Не обращая внимания на корни и колючки, на порезанные кровоточащие ноги, он несся вперед, не смея оглянуться, каждое мгновение ожидая, что на его плечо опустится тяжелая рука, и Кинза будет отобрана у него.

А тот человек, держа в руках уздечку, стоял на гребне и следил за Хамидом. Он сделал все, что мог, и не собирался бросаться в погоню по колючим кустам в своих новых желтых ботинках с узкими носками. Это, в конце концов, не его дело. Он пожал плечами, сел на лошадь и поехал дальше. Он донесет полиции в испанском поселении. Это их дело, а совсем не его - гоняться за беглецами.

Но бедному Хамиду казалось, что его настигают, и он продолжал с большим трудом бежать, а Кинза, которую совсем растрясло, издавала отрывистые вопли у него за спиной. Он не видел избавления и боялся остановиться, но вдруг зацепился ногой за корень и упал со всего размаху. Он тут же, не медля ни секунды, вскочил на ноги, весь перепачканный и в синяках, и тотчас увидел перед собой выступ скалы. Он, как слепой, шатаясь, направился к ней, обогнул ее и оказался возле тростниковой хижины, рядом с которой находился сарай для коз. Хамид, боясь, что в любую минуту из-за скалы появятся его преследователи, а это единственное убежище, юркнул в темноту сарая. У одной стены была навалена куча соломы, и Хамид спрятался в ней. Как загнанный кролик, лежал он там с полчаса, тяжело дыша и вздрагивая от страха.

Наконец его сердце стало биться более спокойно, он вылез из-под соломы и стал обдумывать положение. Снаружи все было спокойно. От находящегося невдалеке дома слышался только веселый крик маленьких детей да стук ведер. Однако сам мальчик чувствовал себя очень больным: он весь горел и ужасно болела голова, руки и ноги были тяжелые, одеревенелые. Во рту у него пересохло и томила сильная жажда. Кинза тоже выглядела несчастной и хотела пить. Она издавала звуки, напоминающие жалобное мяуканье голодного котенка, и никакие мольбы брата не могли заставить ее замолчать. Если бы кто пришел в сарай, он бы, конечно, услышал ее. Мальчик в отчаянии оглянулся назад и увидел козу с козленком. Настроение у него тут же поднялось: он нашел решение проблемы. Хамид привык иметь дело с козами, а у матери с козленком должно быть много молока. Хамид прокрался к двери, осторожно выглянул и взял глиняный черепок. Затем, не спуская глаз с хижины, он погладил козу за ушами; она доверчиво полизала ему руки, признав его за специалиста, каковым он и был. Так они подружились. Он лег на землю рядом с козленком и начал доить козу в черепок. С радостью принес он сестренке свежее, теплое, пенистое молоко. Она подняла головку со своего соломенного гнезда и выпила все до капли.

- Еще! - захныкала Кинза.

Хамид несколько раз повторил эту процедуру, потому что в черепок входило мало молока, а они оба были голодными с пересохшими губами. Щедрая коза дала много молока, они покрошили в него сухого хлеба и хорошо подкрепились. Когда они так угощались, в сарай вошла маленькая девочка, неся для козы пучок свежей травы. Хамид затаил дыхание и пригнул Кинзу к земле, и девочка в сумраке сарая ничего не заметила.

Волнение при доении козы, боль в ногах, лихорадка во всем теле не давали возможности уснуть, и Хамид все утро лежал с открытыми глазами. Кроме того, он боялся уснуть из-за склонности Кинзы к путешествиям. Он поискал, чем бы привязать ее к себе, но ничего не нашел, а выйти не осмелился.

Вдруг разум мальчика затуманился, страхи рассеялись, и его охватила сонливость. Крепко прижав к себе сестренку, он уснул.

Во сне он расслабился, и Кинза, услышав его глубокое ровное дыхание, поняла, что теперь она может делать все, что пожелает, и освободилась из его объятий. Она не могла уяснить себе “привязанность” брата к этому душному неуютному сараю, которую она не разделяла ни в малейшей степени. Выползши из своей норы, что-то лепеча и негодуя, она поковыляла прочь от этого места. Ее вчерашняя вылазка привела ее прямо к матери. Сегодня ей повезло не менее.