Увлекаемый пением, он пробрался поближе, к самому крыльцу и осторожно заглянул внутрь. У него захватило дыхание от радости и волнения, потому что, глядя через коридор в другую комнату, он увидел на стене картину того Человека, который любит маленьких детей; на Его руках был маленький ребенок, а вокруг Него девочки и мальчики с поднятыми руками. Он улыбался, глядя на них, и, казалось, не хотел, чтобы они уходили. Хамид вспомнил неприветливые лица прохожих, этот Человек не был похож ни на одного из них. Он, конечно, также приветствовал бы и Кинзу, как тех детей на картине.

Но кто такие эти оборванные мальчишки? И почему они вошли сюда? И о чем они поют? Ему не было видно их, но он слышал голос женщины. Мальчик напряг слух, чтобы разобрать слова. В это время дети монотонно стали произносить что-то все вместе, как будто они заучивали наизусть именно так, как это делали в мусульманских школах, когда заучивали стихи из Корана. Наконец он разобрал, что они произносили удивительные пылкие слова, каких не было во всем Коране: “Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни”. Что это значит? Они повторили стих три раза подряд. Хамид тоже прошептал эти слова вместе с ними и спрятал их глубоко в памяти, чтобы поразмышлять о них позже.

Сейчас перед ним стояла другая проблема - что делать с Кинзой? Если все эти дети принадлежат этой английской сестре, то она, конечно, не захочет иметь еще кого-то; ведь ни одна девочка не вошла в дом, а значит, англичане, как и его народ, предпочитают мальчиков. Шансы Кинзы оставались очень маленькими, если он постучит в дверь и преподнесет ее в качестве подарка.

Внезапно в голове мальчика возник план, который, как ему казалось, безусловно будет удачным, потому что мать говорила, что Святой на картине не отвергал никого. Он просто оставит Кинзу в коридоре, как неожиданный сюрприз, и пусть она сама себя представит как сможет. А если эта сестра действительно похожа на своего Святого, она не выбросит на улицу такое крошечное беспомощное существо, да еще ночью.

Хамид перескочил через оранжевый луч света и расположился невдалеке за кучей мусора. Там он снял Кинзу и стал будить ее, пока она совсем не проснулась, тогда он внушительно сказал ей:

- Кинза, моя маленькая сестренка, я тебя сейчас посажу и оставлю одну, а ты должна сидеть очень тихо и не плакать. Если ты будешь плакать, тетя побьет тебя. Если ты не будешь плакать, она скоро придет и даст тебе сладкую конфету.

Такой язык Кинза понимала прекрасно. Она знала, что значит быть битой, когда она не хотела сидеть тихо, и что она редко получала желаемое, когда плакала. И еще она была очень голодной. Поэтому она подчинилась всему, что от нее требовалось. Брат пригладил ей волосы, расправил как мог ее одежду, затем сунул в руку увядший букетик цветов и прокрался с ней к крыльцу. Он еще чуть-чуть приоткрыл дверь и посадил ее прямо в коридоре.

Внутри дома была полнейшая тишина. Его горло внезапно сжалось, а глаза наполнились слезами. Кинза никогда больше не будет принадлежать ему, и он понял, как сильно любил ее. Как последний знак своей любви, он вытащил последнюю корочку хлеба и сунул ей в руку. Так он и оставил ее - сидящей со скрещенными ножками, взъерошенными волосами и помятым платьем, сжимающей в руках увядшие маки и старый, засохший кусочек хлеба. Но сквозь застилавшие глаза слезы он опять увидел лицо того Человека на картине, и Он, казалось, смотрел прямо на Кинзу и улыбался ей. Это успокоило мальчика.

Крадучись вдоль дорожки, ведущей на улицу, он попытался вспомнить слова, которые слышал тогда три раза: “Иисус сказал: Я свет миру… вместо тьмы вы будете иметь свет жизни”. Что-то в этом роде, и что это значит? Что было светом миру? Ему представилась лампа в их хижине и вспыхивающие тени на стене. Он вспомнил лунный свет, мерцающие звезды и солнечный восход на вершинах гор. Лунный свет, звездный свет, солнечный свет, оранжевый свет на городской улице - все это померкло сейчас. Он сидел одинокий и жалкий на темной аллее. Но Иисус сказал, что вместо тьмы можно иметь свет жизни. “Я свет миру”. Он подумал о Кинзе, находившейся в постоянной темноте. Может ли этот свет достичь ее? Что все это значит? Если бы только не было так темно вокруг… Если бы он не был так голоден… Если бы он мог сохранить Кинзу… Если бы он мог сейчас побежать к матери домой…

Внезапно его мысли прервались. По улице толпой шли мальчики. Они, перебивая друг друга, возбужденно и громко разговаривали, и Хамид уловил только обрывки фраз: “Кто она?.. Такая маленькая!

И где ее мама?..” Вскоре они исчезли из вида, и улица опять затихла.

Побуждаемый сильным желанием узнать, что произошло, он вышел из укрытия и прокрался назад к мусорной куче. Дверь, через которую он провел ее, была крепко закрыта, а внутри - тишина. Только в верхнем окне горел свет. Что же случилось?

Хамид перешел улицу, прислонился спиной к стене противоположного дома и стал внимательно смотреть в окно. Когда он так стоял, в освещенном окне показалась фигура женщины, прижимавшей к груди ребенка. Ребенок не проявлял признаков страха, не вырывался и не кричал. Он спокойно лежал на руках, подняв одну ручку, чтобы ощупать лицо, склонившееся над ним.

Хамид выполнил данное ему поручение и исполнил свой обет. С Кинзой было все хорошо: она попала в добрые руки.

Не зная куда направиться, он крадучись пошел назад к мусорной куче и, укрывшись своими отрепьями, прижался к стене, подложив руку вместо подушки, и крепко уснул. Во сне он видел, что сильные руки уверенно несут Кинзу через тьму неизвестности. Были ли это руки женщины или руки того Святого на картине, это он не мог понять. В одном, однако, он вполне был уверен: свет никогда больше не погаснет, и надежные руки никогда-никогда Кинзу уже не отпустят.

Глава 9

На следующее утро Хамид проснулся рано, весь застывший от долгого лежания в неудобном положении. Он укорял себя за неосторожность, что остался спать так близко от этого дома. И все же сознание того, что Кинза так близко от него, успокаивало мальчика. Интересно, проснулась ли она и что делает?

Хамид прошел немного по улице и вышел на базарную площадь, пустынную в ранний час. Что делать? Куда идти? И, прежде всего, где позавтракать? Без сомнения, Кинзу там накормят, и он пожалел, что отдал ей последнюю корку хлеба. Город больше не казался ему волшебным. Окна магазинов были закрыты ставнями. Несколько бродяг крепко спали на ступеньках храма. Сейчас, когда он выполнил все, что должен был выполнить, мальчик почувствовал себя очень ослабевшим и уставшим. Он стоял посреди рыночной площади, охваченный тоской по дому.

Вдруг до его слуха донесся знакомый звук - резкий крик аиста и стремительное движение больших крыльев, пронесшихся над ним так, как в его родных дорогих горах, когда он гнал стадо на пастбище. Вид этой птицы немного облегчил чувство одиночества, потому что аисты - частица его родного дома. Только в его деревне они устраивали гнезда на соломенных крышах, а здесь - на серой башне старого форта.

Хамид отвел глаза от птицы и посмотрел на массивные старые стены. Оказалось, что он стоит напротив ворот в арке, ведущих в сад. Ворота были широко открыты и, казалось, никого не было, кто бы мог остановить его. Хамид пересек площадь, поднялся по ступенькам и на цыпочках прошел в ворота. Он оказался в самом прекрасном месте, какое когда-либо видел в своей жизни. Это был квадратный сад, окруженный с четырех сторон серыми стенами, которые густо обвивались глициниями.

Посреди находился фонтан, а вокруг располагались зеленые лужайки и клумбы с массой пахнущих цветов всех окрасок. Львиный зев, анюткины глазки - все буйно разрослось на клумбах, а за ними - кусты роз и апельсиновые деревья в цвету. Воздух был насыщен ароматами. Хамид как зачарованный стоял с полчаса, скрестив руки и стараясь впитать в себя всю эту красоту.

Только что выглянули первые лучи солнца, и сад мгновенно преобразился: росинки на розах заискрились серебром и цветы апельсиновых деревьев будто стали прозрачными. Ослепленный увиденным, Хамид протер глаза, и впервые в это утро ему на память пришли уже почти забытые слова, которые он слышал вчера вечером: “Иисус говорит: Я свет миру… никакой тьмы… свет жизни”. Волна радости охватила мальчика. Он даже громко воскликнул от приподнятого настроения.