Изменить стиль страницы

— Не могли бы вы мне помочь? — спросил я.

— Да, сэр?

— Здесь есть молодой кассир. Я узнал его, мы учились в одной школе. Я не могу вспомнить его имя… Это ужасно неприятно, вы знаете. У него голдстримовский галстук. Такой высокий тип с рыжими волосами.

Он улыбнулся от сознания того, что может проявить свои энциклопедические знания по истории Уайлд банка. Он рассказал бы все об этом банке, будь у меня время.

— О да, сэр. Вы говорите о мистере Чимсе-младшем. Бамбере Чимсе.

Я взволнованно поблагодарил его за «воссоединение» с мнимым однокашником, которого так давно не видел. В одиннадцать часов я сидел у Лиона и выпил три чашки кофе, наблюдая за тем, как чернокожая служанка моет полы.

Без пяти час я вернулся в укромное место и принялся наблюдать за впечатляющим входом в Уайлд банк. Секунда в секунду Бамбер Чимс, если выполнявший функций привратника экс-гвардеец не солгал мне, вышел с видом заблудшей овечки, прижав к себе свернутые в трубку бумаги.

Я следовал за ним на приличном расстоянии до того момента, как он вошел в бар в полуподвале, полный импозантных людей в темных одеждах с желтизной на щеках, потягивающих розовый джин. Чимс взял приличный сэндвич с засохшей ветчиной и полпинты выдохшегося пива. Я заказал боллс со льдом и приблизился к нему.

— Чимс, Бамбер Чимс, старина! Сколько лет я тебя не видел? Наверное с вечеринки у Анжелы, в ее ужасном доме в Челтенхеме? С Джони Уэйни? Вечер, на котором он так набрался, что разбил машину, возвращаясь к себе?

Он кисло улыбнулся, возможно, потому, что его часто останавливают совершенно незнакомые люди.

— Ты не забыл мое имя? — Я рассмеялся, чтобы бедолага почувствовал свою вину. — По правде говоря, мне пришлось спросить твое имя у привратника.

Его это несколько успокоило.

— Я вспомнил тебя, узнал… Припоминаешь вечер в Каберленд Террас? И чертова старину Тома, бегущего голым по Ридженс-парк? В шестидесятом году? Лэмб, Джаспер Лэмб.

На его крохотном ротике вырисовывалась улыбка. Его голос, некое подобие блеяния, еще больше подчеркивал его принадлежность к пушистым братьям.

— Конечно, Джаспер. Какое-то время я не мог поверить, старина.

— По стаканчику… Что ты предпочитаешь?

Его черты вновь посуровели.

— Розовый джин, если возможно.

Я ободряюще улыбнулся.

— Это топливо для подводных лодок. И ты это пьешь?

Я заказал ему джин, и он его проглотил… Он был то, что нужно. Глупый, бедный, немного не в себе. Мы пили, и я продолжал болтать о незнакомых друзьях и непроисходивших событиях. После третьего джина его затуманенный взгляд стал стекленеть. К сожалению, я должен сказать, что он потреблял алкоголь ни как офицер, ни как джентльмен.

— Послушай, старина, — сказал я, озираясь на банковских служащих, — у нас готовится одно дельце. Вы знаете, я работаю в рекламе. Нам нужны кое-какие советы по банковскому делу. Это может кое-что стоить.

Я жестом указал на мое одеяние, как бы показывая, как рекламные менеджеры обязаны одеваться… но он и так отлично понял. При виде такой блистательной перспективы его затуманенный взгляд оживился.

— Я польщен, Джаспер, польщен.

— Отлично, старина. Как насчет пообедать сегодня вечером? В восемь у Каспара, в единственном трехзвездном ресторане Смоки Ласкелла с прекрасной кухней?

— Ты меня ставишь в тупик, — проблеял он, и я задался вопросом: что за странный вкус может перевесить отличную кухню. — У меня уже занят сегодняшний вечер. К сожалению, я совершенно не могу отказаться.

Из-за дочки богатого фабриканта пластмасс? Объявление о свадьбе в «Лондон Лук» с фото и скромный заработок, позволяющий подновить загородный дом Чимса? Но у него вид человека, не готового вступить в брак… Даже за всю нефть Аравии.

— Можно просто пропустить стаканчик? — умоляюще спросил он. — У Поттера, в шесть?

Я тотчас согласился, похлопав его по спине и предложив еще стаканчик джина, прежде чем расстаться. По крайней мере, я буду знать, что так обязывает его этим вечером. Может быть, он принимает наркотики? Нет, судя по тому, что он пьет.

По кредитной карточке я взял в банке пятьсот фунтов. С этим я рассчитывал получить любые сведения, включая последнее заявление президента, такого же жалкого алкоголика. После этого я отправился в бюро путешествий и заказал простое путешествие в Ниццу. Получил билет и положил его с сотней квиновских фунтов в конверт. Затем вошел в телефонную кабину и связался с Жозефиной.

— Филипп, дорогой, — ответил томный голос, а кто-то громко, чтобы было слышно, прокомментировал: «О Боже, Жози вновь в огне».

— Жозефина, моя любимая пышечка, что ты скажешь о поездке в Ниццу с полным пансионом? А я приеду к тебе чуть позже.

Она задохнулась от счастья, и кто-то похлопал ее по спине, чтобы успокоить.

— О дорогой, я безумно рада. Когда?

— Сегодня вечером.

Она издала еще какие-то звуки сорвавшимся голосом, обещая мне верность до конца своих быстро убывающих дней. Я сказал ей, в каком отеле остановиться, и пообещал непременно приехать к ней на эти роскошные берега. Сомневаюсь, чтобы правительство прослушивало телефонную линию их бардачка. Я написал ее имя и адрес на конверте и ленивым жестом остановил проходящее такси. Оно тормознуло у края тротуара с ужасным визгом, под сигналы взбешенных водителей двух машин, ехавших следом и старавшихся не задеть своим хромом его багажник.

— Не могли бы вы доставить это? — спросил я, протянув конверт и фунт.

— Да, шеф, с удовольствием.

— Это очень спешно, не откладывайте, пожалуйста.

Остановленный мной таксист, быстро перестроившись, исчез в потоке машин. Я спокойно пошел по Кэннон-стрит и спустился в метро.

Я решил, что это встряхнет министерство, столь интересующееся мной, которое, разумеется, должно знать о существовании Жозефины и следить за ее поступками, если прелестное дитя вдруг отправится на Лазурный берег. У них должна болеть голова от того, что я каким-то образом улизнул из их сетей, а это облегчит мое пребывание в Англии. Я сказал себе также, что неплохо иметь оплаченного мной агента, обосновавшегося в Европе, на случай, если нужно будет что-то быстро провернуть. По условиям гонок я имею право завербовать Жозефину Серджент.

Послеполуденное время я провел в дремоте под сенью деревьев на Ройал-авеню. Я предчувствовал, что вечер будет трудным и мне надо быть в форме. Пожилые дамы прогуливались со своими маленькими пузатенькими собачками, заставляя голубей перепархивать с места на место. Шум с Кингс-роуд едва долетал сюда, и я вскоре заснул.

Я проснулся в пять часов с пересохшим ртом, отправился в супермаркет на углу и взял молока на шесть пенсов. Я причесался, глядя в витринное стекло, приглашая всех прогуливающихся местных жителей подойти прихорошиться. Затем я зашел в бистро, а выйдя, уселся на тротуаре, поглядывая на ножки проходивших девушек. Как приятно было так сидеть и потягивать из стаканчика, глядя как собратья, сгибаясь под тяжестью пакетов, упражняются в ходьбе в час пик. Главное очарование бездействия в том, что можно наблюдать за остальной частью мира, спешащей во все стороны на уставших ногах. Рассказывают, что в другом бистро на Кингс-роуд один шутник добавил сок мухоморов в сахарницы. Было интересно наблюдать за людьми, мечущимися во все стороны, не зная почему. Надо сказать, что к подаваемому иногда кофе даже не надо добавлять подобного сока, чтобы неважно себя почувствовать.

Направляясь к Поттеру, я поглядывал на лавчонки, торгующие одеждой. Я не ощущал себя немодно одетым, но чувствовал, что необходимо купить плащ. Хорошо одетые секретные агенты весной носят плащи. Предпочтительнее до колен и из ткани веселой расцветки.

У Поттера сидели несколько американцев, наблюдавших за происходящим, потягивая английское пиво. Я уселся у окна и потягивал виски, крутя в руке джин для Чимса, чтобы убедиться в равномерном распределении розовою цвета. Конечный результат был похож на парафин, таким образом, моя утренняя шутка была отчасти правильной. Он пришел с десятиминутным опозданием, весь в поту и очень взволнованный, и залпом опустошил стакан, прежде чем решился заговорить.