Избитый и связанный стражниками, он был брошен в углу дворцового двора и тоже потерял сознание. Его участь больше никого не занимала, и начальник дворцовой стражи ожидал утра, чтобы выкинуть его за пределы Версаля с помощью являвшихся по утрам уборщиков.
Около часу пролежал Нарцисс, не приходя в себя. А когда открыл глаза и безуспешно попытался встать на ноги, стал звать на помощь.
Никто к нему не подошел. Он снова позвал:
— Жанетта, где же ты? Помоги мне встать, я хочу пить.
Призывы его были напрасны. Нарцисс пришел в ярость.
— Ты опять сбежала от меня, Жанетта! — возопил он. — Но на этот раз я буду жаловаться его величеству королю.
Дико вращая глазами, Нарцисс катался в углу двора, то и дело призывая свою Жанетту. И вдруг из угла, где он лежал, всеми брошенный, раздался дикий хохот. Хохот сменился завыванием. Потом Нарцисс лихорадочно забормотал:
— Да, да, ты украла скрипку, которую подарил мне герцог. И сбежала с ней к королю. Зачем ему скрипка? Он же не умеет играть на ней. О, вероломная, вероломная.
Нарцисс то стонал, то хохотал, то издавал протяжный вой, похожий на собачий, — бедняга лишился рассудка.
Тем временем врачи, хлопотавшие вокруг маркизы, объявили, что ее жизнь в серьезной опасности и можно ожидать самого худшего.
С помощью своих помощников они осторожно подняли маркизу, и скорбная процессия потянулась в ее покои. Там не подававшую признаков жизни супругу безумного Нарцисса и любовницу короля Людовика XV со всеми предосторожностями уложили в постель.
Возле нее остались дежурить королевский лейб–медик, обер–гофмейстерина и любимая камеристка маркизы. Доктор непрерывно проверял пульс и при этом озабоченно качал головой.
— Что вы можете сказать, доктор? — шепотом спросила камеристка.
— Увы, мадам, пульс еле прощупывается. Вот сердечные капли. Пятнадцать капель этой микстуры надо вливать через каждые полтора часа.
— Нас это не затруднит, — отозвалась камеристка. — Мы будем сменяться всю ночь.
Между тем несчастный Нарцисс продолжал лежать на холодной земле. О нем, должно быть, окончательно забыли. Первое время он бился и кричал, пытаясь освободиться, звал на помощь свою вновь обретенную Жанетту. Но постепенно движения его становились все медленней. Он уже не подавал голос. В лице его гасли последние краски жизни. Внезапно тело его сотрясла конвульсия, из груди вырвался хриплый не то крик, не то стон. И он затих.
Маркиза провела ночь в тяжелом забытьи. Но к утру неотложные меры, предпринятые врачами, оказали свое благотворное действие. И маркиза пришла в себя.
Сознание медленно возвращалось к ней. Она вспомнила наконец события предшествующего вечера и невольно вздрогнула. Ей не пришлось ломать голову над тем, что означал неожиданный визит Нарцисса. Участие виконта Марильяка ясно показывало, что весь этот инцидент был подстроен герцогом Бофором.
«Ну, погоди, мерзавец, — думала она, ломая руки. — Я найду способ отомстить, и месть моя будет жестокой».
Мысль о мести придала ей твердости. Слабым голосом она подозвала обер–гофмейстерину.
— Где Нарцисс? — спросила она. — Я хочу его видеть. — Заметив, что обер–гофмейстерина не поняла, о ком идет речь, она пояснила: — Ну, тот человек, который валялся у меня в ногах и целовал мне руки… Где он? Приведите его сюда.
— Но, мадам, я не могу вам ничего сказать, — развела та руками. — Его увели стражники, так как он вел себя совершенно неприлично и вдобавок был в таком виде, в таком виде… Ну, просто совершенный бродяга…
— Я требую, чтобы его немедленно привели сюда! — Голос маркизы обрел привычные властные нотки.
— Сию минуту, мадам, — засуетилась обер–гофмейстерина, опасаясь разгневать свою госпожу. — Сию минуту я пошлю за ним Леона. Он отыщет его и приведет.
Она выскользнула за дверь и, вернувшись, доложила:
— Леон отправился за ним.
Голова маркизы опустилась на подушки. Она вновь забылась.
Между тем Леон сбился с ног, разыскивая того, кто валялся в ногах у его госпожи. Он поочередно опрашивал придворных и слуг, но никто не мог сказать ему ничего определенного.
Виконт Марильяк, который привел в покои маркизы этого оборванца, куда‑то исчез.
Наконец Леон обратился к начальнику стражи.
— Да вон он лежит, — равнодушно сказал лейтенант и ткнул пальцем в угол двора. — Я жду уборщиков, чтобы они вынесли его.
Леон взглянул в указанном направлении, и ему показалось, что там валяется лишь куча грязного тряпья. Он поспешно направился туда и наклонился над связанным человеком. Прежде всего он освободил его от веревок. Но человек не подавал никаких признаков жизни.
Леон взглянул ему в лицо и невольно отшатнулся. На него уставились остекленевшие глаза, в которых застыло выражение жестокой муки.
Леон опасливо коснулся его лба и тотчас отдернул руку — лоб был холоден как лед.
Человек был мертв.
Надо позвать доктора для освидетельствования, решил паж, и бросился во дворец. Он быстро нашел дежурного лейб–медика, и тот, услышав, в чем дело, без промедления последовал за ним.
Встав на колени перед Нарциссом, он приложил ухо к груди, затем оттянул ему веко и, поднявшись, объявил:
— Поздно. Прошло по крайней мере три часа с той минуты, как он испустил дух. Похоже, его сильно избили — на лице видны синяки… Бедняга, как он здесь очутился?
Леон сообщил доктору все, что было ему известно об этом человеке.
— Моя госпожа требует его к себе. Похоже, между ними существовала, а может, и теперь существует какая‑то связь. Она испытала жесточайшее потрясение, когда увидела его… Могу ли я теперь объявить ей, что он мертв?
— С величайшими предосторожностями, сударь. Иначе припадок может повториться. И последствия его могут быть совершенно непредсказуемы.
Леон вернулся во дворец, ломая голову над тем, как преподнести госпоже эту печальную весть. Он решил, что надо объявить, будто господин по имени Нарцисс после вчерашнего происшествия почувствовал себя чрезвычайно плохо и сейчас не в состоянии передвигаться. И врачи всячески лечат его. И как только он будет в состоянии встать на ноги, что, впрочем, представляется медикам весьма проблематичным — ввиду терзавшей его застарелой болезни сердца, он немедленно будет приведен к маркизе.
Эта версия показалась Леону удачной, и он изложил ее своей госпоже.
Маркиза испытующе посмотрела на пажа.
— Так ли это, Леон? Как только я буду в состоянии ходить, я навещу его. Куда его положили?
— Он лежит в камердинерской, — с готовностью ответил паж.
Камердинерская находилась в противоположном конце дворца, и там еще не ступала нога маркизы. Леон был спокоен — его госпожа никогда не заглянет туда.
— Ты каждый день будешь докладывать мне о его состоянии, слышишь!
— Разумеется, моя госпожа.
— Я знаю, кто устроил весь этот спектакль с несчастным Нарциссом Рамо — таково его имя, — со злостью произнесла маркиза. — Но эта история им даром не пройдет. Я попрошу короля лишить виконта Марильяка звания придворного его величества. А с герцогом… — Она на минуту задумалась, наморщив лоб, а затем закончила: — …с герцогом я найду способ рассчитаться сама. Мало того, что он вогнал в гроб родную сестру, что вознамерился убить родного племянника — побочного сына короля, так теперь покусился на Нарцисса…
— Он целился в вас, моя госпожа, — неожиданно вставил паж.
— Да, но каждый раз его ружье дает осечку. Всевышний отводит его руку, Леон. Это ли не знамение свыше?
В то время, когда маркиза выслушивала сообщение своего пажа, король принимал доклад лейб–медика Маре о состоянии ее здоровья.
— Могу ли я навестить маркизу? — осведомился он после того, как Маре успокоил его, сказав, что здоровье мадам уже не внушает серьезных опасений. И хотя она еще очень слаба, но уже может принимать посетителей, лежа в постели.
Королю, разумеется, тотчас же доложили о происшествии с его фавориткой. Он был сильно обеспокоен, узнав, что маркиза впала в беспамятство и это состояние продолжалось несколько часов.