- Я уверен в этом, малышка. Кто-то наверняка выяснит, что пошло не так ... какой-нибудь умник из центра по контролю и профилактике заболеваний придумает противоядие, и мертвецы перестанут выбираться из своих могил.
Лилли трёт уставшие глаза.
- Хотела бы я, чтобы у меня была та же уверенность.
Джош касается её руки.
- Всё пройдёт, крошка. Моя мама всегда говорила: «Единственное, в чём ты можешь быть уверен в этом мире, это то, что ты никогда не останешься прежним. Всё меняется», - он смотрит на неё и улыбается. - Единственное, что никогда не изменится, детка, так это мои чувства к тебе.
Они сидят так мгновение, прислушиваясь к скрипам половиц и завываниям ветра, кружащего мокрый снег за окном, когда что-то проскальзывает снаружи, на заднем дворе. Несколько десятков голов медленно показываются вдалеке за оврагом, вереница гниющих лиц, незамеченная Лилли и Джошем - они сидят спиной к окну, в то время как стая зомби выходит из-за тени оврага.
Не обращая внимания на надвигающуюся угрозу, потерявшись в мыслях, Лилли кладёт голову на крепкое плечо Джоша. Она ощущает угрызения совести. Каждый день она чувствует, что Джош всё сильнее влюбляется в неё, то, как он прикасается к ней, как его глаза загораются каждое утро, когда они просыпаются на холодном полу второго этажа их квартиры. Часть Лилли жаждет такой привязанности и близости ... но часть её всё ещё чувствует себя отстранённой, обособленной, виноватой в том, что она позволила этим отношениям произрасти из страха, из соображений удобства. Она испытывает чувство долга перед Джошем. Но это не основа для отношений. То, что она делает, неправильно. Она обязана сказать ему правду.
- Джош ...
Она поднимает на него взгляд.
- Я должна сказать тебе... ты один из самых замечательных людей, которых я когда-либо встречала.
Он усмехается, не замечая печальных ноток в её голосе:
- И ты чертовски хороша собой.
Снаружи, теперь хорошо различимые сквозь заднее окно, по меньшей мере пятьдесят существ хватаются ногтями за уступ, пробираясь к лужайке, их когтистые пальцы впиваются в торф, они урывками тащат свои мертвые тела вперед. Некоторые из них с трудом поднимаются на ноги и продираются сквозь чащу к застекленному зданию с жадно зияющими ртами. Впереди всей группы плетётся мертвый старик, чьё лицо испещрено старческими болезнями, он одет в больничную рубаху, его длинные седые волосы торчат в разные стороны как листья молочая.
Внутри богато обустроенного особняка, за прочными оконными стеклами, не подозревая о приближающейся угрозе, Лилли растягивает слова:
- Ты был так добр ко мне, Джош Ли... Я не знаю, как долго я бы продержалась самостоятельно... и за это я всегда буду тебе благодарна.
Джош наклоняет к ней голову, его улыбка исчезает.
- Почему у меня вдруг возникло чувство, что здесь есть какое-то «но»?
Лилли задумчиво облизывает губы.
- Эта чума, эта эпидемия, что бы это ни было... это заставляет людей делать вещи... которые они ни за что не стали бы делать в любое другое время.
На загорелом лице Джоша отражается непонимание:
- О чём ты, куколка? Что-то тревожит тебя.
- Я просто хочу сказать... может быть... Я не знаю... может быть, я позволила тому, что происходит между нами, зайти слишком далеко.
Джош смотрит на неё какое-то время, и, кажется, пытается нащупать смысл её слов. Он откашливается.
- Не уверен, что понимаю.
К этому моменту ходячие уже заполонили двор. Неслышимые сквозь толстое стекло, их атональные хоровые рычания и стоны заглушаются барабанной дробью мокрого снега о крышу особняка. Многочисленная армия ходячих приближается к дому. Некоторые из них - пожилой длинноволосый пациент, прихрамывающая женщина без челюсти, пара обугленных трупов - подобрались к дому ближе, чем на двадцать метров. Несколько монстров тупо спотыкаются о край бассейна, проваливаясь под окутанный снегом брезент, другие следуют за своими лидерами с кровожадностью, исходящей из выпученных белёсых глаз.
- Не пойми меня неправильно, - нарушает Лилли тишину величественного стеклянного здания. - Я всегда буду любить тебя, Джош... всегда. Ты замечательный. Просто... мир, в котором мы живём, всё, что творится вокруг. Всё так запутанно. Я не хочу сделать тебе больно. Никогда.
Его глаза увлажнились.
- Подожди. Постой. Ты хочешь сказать, что не была бы со мной, если бы не нынешние времена?
- Нет... Боже, нет. Я хочу быть с тобой. Я просто не хочу произвести неправильное впечатление.
- Неправильное впечатление?
- Наши чувства друг к другу... они... Я не знаю... больше подходят нормальному месту.
- Что ненормального в наших чувствах?
- Просто... мне страшно. С тех пор, как произошло всё это дерьмо, я не в своём уме. Я не хочу, чтобы ты думал, что я использую тебя для защиты... я имею в виду, для выживания.
Слёзы наворачиваются на глаза Джоша. Он сглатывает комок в горле и пытается придумать, что сказать. Обычно он бы почувствовал вонь протухшего мяса и дерьма, просачивающуюся в особняк. Или услышал бы приглушённый гул за стенами дома, теперь доносящийся извне со всех сторон здания, а не только с заднего двора - так резонансный и низкий шум, кажется, вибрирует в самом фундаменте здания. Или заметил бы движение ходячих уголком глаза, сквозь ромбовидные окна в переднем фойе, за драпированными шторами в гостиной, приближающихся к ним со всех сторон. Но он не замечает ничего, кроме биения собственного сердца. Он сжимает кулаки:
- С чего бы мне так думать, Лил?
- Потому что я струсила! - она испепеляет его взглядом. - Потому что я, чёрт возьми, оставила тебя умирать. Ничто и никогда не изменит этого.
- Лилли, прошу тебя...
- Ладно... послушай, - она старается обуздать свои эмоции, - я думаю, нам следует притормозить и дать друг другу...
- О НЕТ, ВОТ ДЕРЬМО, ДЕРЬМО, ДЕРЬМО!!
В одно мгновение внезапная тревога на лице Джоша выталкивает все прочие мысли из головы Лилли.
* * *
Незваные гости сперва заявляют о себе Джошу в отражении рамки с семейной фотографией в другом конце комнаты - сухо улыбающаяся семья предыдущих владельцев, в том числе пуделя с цветной ленточкой на ошейнике, покоится в обрамленном рамой портрете над небольшим пианино. Призрачные силуэты движутся через картину, словно потерянные души. Панорамный вид на батальон зомби, приближающийся к дому, открывается в окне за диваном.
Джош вскакивает на ноги и оборачивается как раз вовремя, чтобы заметить, что по стеклу пошли трещины. Мёртвые лица ближайших ходячих впечатались в окно под натиском наступающей толпы. Они источают чёрную желчь и пускают слюни на стекло. Всё происходит очень быстро. Звук трескающегося стекла распространяется с огромной скоростью, когда десятки реанимированных трупов силой собственного веса давят на окно. Окно разлетается на тысячу осколков, Джош хватает Лилли и рывком поднимает её с дивана. Жуткий звук разбивающегося стекла сотрясает дом так, как если бы молния ударила в центр комнаты. Его сопровождает появление сотен и сотен рук, тянущихся вперед, клацающих челюстей, тел, спотыкающиеся о спинку дивана и падающих на волны битого стекла, влажный холодный ветер, врывающийся в ухоженную гостиную.
Джош движется не задумываясь, держа Лилли одной рукой и ведя её через арочный зал к передней части дома, пока дьявольский хор мёртвых голосовых связок стрекочет прямо за ними, заполняя величественный дом звериным рычанием и зловонием смерти. Лишённые разума, движимые голодом, зомби очень быстро поднимаются на ноги и устремляются вперёд за убегающей добычей, размахивая и рыча. Пересекая вестибюль в мгновение ока, Джош рывком открывает переднюю дверь. За дверью его встречает стена ходячих.
Он вздрагивает, а Лилли пронзительно кричит, моментально отстраняясь назад, когда гниющие руки и пальцы тянутся к ним. За руками, мозаика мертвых лиц огрызается и брызжет слюной и кровью, чёрной, как моторное масло, кожа некоторых зомби содрана и обнажает блестящие розовые сухожилия и мышцы лица. Один из них хватается за куртку Лилли своими скрюченными пальцами, и Джош отталкивает гниющую плоть, выпуская истошный вопль - УБЛЮДКИ!! - а потом, подстёгиваемый адреналином, Джош хватается свободной рукой за край двери. Он с силой захлопывает массивную дверь перед тянущимися руками, отрубая, по меньшей мере, шесть придатков. Отрубленные конечности различной длины с брызгами и конвульсиями шлёпаются на дорогую итальянскую плитку.