— Обратный билет тоже заказан?
— Да, сэр. Рейс 55 авиакомпании «Америкэн». Прибывает завтра в семь утра.
У Литтела закружилась голова. Он приоткрыл окно, чтобы глотнуть свежего воздуху.
— Сэр, вы здесь?
Литтел нажал «сброс» и затем набрал «О».
— Оператор.
— Мне нужен Вашингтон, округ Колумбия. Номер KL4–8801.
— Да, сэр. Подождите минутку.
Соединили быстро. Голос ответил:
— Отдел информации. Специальный агент Рейнолдс.
— Это специальный агент Литтел, чикагское отделение. Мне нужно передать сообщение специальному агенту Кемперу Бойду, в Майами.
— Он — из отделения в Майами?
— Нет, он находится там в служебной командировке. Мне нужно, чтобы вы передали это сообщение директору чикагского отделения и попросили его определить местонахождение спецагента Бойда. Скорее всего, речь идет о банальной проверке гостиниц, и если бы это было не так срочно, я бы проверил это сам.
— Обычно мы этим не занимаемся, но не вижу причин, почему нет. Давайте ваше сообщение.
Литтел говорил медленно:
— Имеются косвенные и гипотетические — эти два слова подчеркнуть — доказательства того, что Д. X. нанял нашего французского приятеля П. Б., чтобы устранить свидетеля комитета Р.К. Наш приятель улетает из Майами сегодня поздно вечером. Рейс 55 авиакомпании «Америкэн». Звони мне в Чикаго для уточнения деталей. Срочно сообщи Роберту К. Подпись: У. Дж. Л.
Агент повторил. Литтел услышал, как прямо за дверью всхлипывает Мэри Кирпаски.
Рейс Хелен задерживался. Литтел ждал в коктейль-баре у выхода.
Он снова пересмотрел записи Кирпаски. Инстинкт с самого начала подсказывал ему: Кирпаски убил Пит Бондюран.
Кемпер упомянул о погибшем свидетеле по имени Гретцлер. Если удастся связать этого человека с Бондюраном, можно будет предъявить тому обвинения в ДВУХ убийствах.
Литтел прихлебывал водку и пиво. Попутно поглядывал в зеркало на задней стене, чтобы полюбоваться на свой внешний вид.
Рабочая одежда абсолютно ему не шла. Она никак не гармонировала с его очками и редеющими волосами.
Водка обжигала, пиво щекотало. К нему подошли двое и схватили его.
Его рывком поставили на ноги. Ухватили под локти и затащили ближайшую закрытую телефонную будку.
Быстро и верно — никто из охранников в гражданском ничего не заметил.
Те двое завели ему руки за спину. Из тени вышел и вырос над ним Чик Лиги.
Литтел почувствовал, что у него подкосились колени. Те двое удержали его, и он остался на ногах.
Лиги сказал:
— Твое сообщение Кемперу Бойду было перехвачено. Своей внезапностью ты мог повредить его прикрытию. Мистер Гувер не желает, чтобы Бобби Кеннеди оказывали содействие, а Питер Бондюран — ценный помощник Говарда Хьюза, большого друга мистера Гувера и Бюро. Вы знаете, что такое полностью закодированное послание, мистер Литтел?
Литтел заморгал. С него упали очки. Все расплылось.
Лиги сильно ткнул его пальцем в грудь:
— Вы больше не участвуете в программе по борьбе с оргпреступностью; вы возвращаетесь в отдел по борьбе с красной пропагандой. Возражения не принимаются.
Один из его помощников выхватил у Литтела из рук записную книжку. Второй заметил:
— От вас несет спиртным.
Оттолкнув его локтями в сторону, они вышли вон. Вся операция заняла ровно полминуты.
Руки болели. Стекла очков были все в царапинах и выбоинах. Он толком не мог ни дышать, ни стоять на ногах.
Качаясь, он кое-как добрался до своего столика. Судорожно выхлебнул остатки водки с пивом, и дрожь его оставила.
Оправа очков погнулась, и они сидели косо. Он снова посмотрел в зеркало — оттуда на него смотрел самый неубедительный рабочий в мире.
Из динамиков интеркома донеслось: «Произвел посадку самолет, следовавший рейсом 84 из Нового Орлеана».
Литтел залпом прикончил напитки и сжевал мятную конфету. Он прошел к выходу и, пробираясь сквозь строй пассажиров, вышел к самолету.
Хелен заметила его и уронила чемоданы. Ее объятья едва не сбили его с ног.
Вокруг них толпились люди. Литтел сказал:
— Привет! Дай-ка я на тебя посмотрю.
Она превратилась в высокую девушку — ее затылок касался его подбородка.
— Потрясающе выглядишь!
— Румяна «Макс Фактор № 4». Просто чудо, что они делают с моими шрамами.
— Какими шрамами?
— Очень смешно. А ты теперь что — дровосек?
— Был недавно.
— Сьюзен говорила, мистер Гувер наконец-то разрешил тебе гоняться за гангстерами.
Какой-то мужчина споткнулся о чемодан Хелен и злобно воззрился на них. Литтел сказал:
— Пошли, накормлю тебя ужином.
Они съели по бифштексу в «Стокъярд-инн». Хелен болтала без умолку и слегка опьянела от красного вина.
Из долговязой она сделалась высокой и стройной; в ее лице чувствовались сила и решительность. И бросила курить — сказала, что эта привычка — признак ложной искушенности.
Раньше она стягивала волосы в узел, чтобы выставить свои шрамы напоказ. Теперь же она их распустила — отчего шрамы не так бросались в глаза.
Официант катил мимо них тележку с десертом. Хелен заказала пирог с орехами пекан, Литтел — бренди.
— Уорд, почему все время говорю я?
— Я хотел резюмировать.
— Резюмировать что?
— Тебя в двадцать один год.
— Начинаю чувствовать себя зрелой, — простонала Хелен.
Литтел улыбнулся.
— Я собирался сказать, что ты стала уравновешенной — и не потому, что стала спокойней и сдержанней. Раньше, когда ты хотела сказать что-то важное, ты спотыкалась о слова. Теперь же ты думаешь, прежде чем что-то сказать.
— Теперь другие спотыкаются о мои чемоданы, когда я волнуюсь при встрече с мужчиной.
— Ты хочешь сказать — со старым другом, который помнит тебя еще маленькой?
Хелен тронула его руки:
— С мужчиной. У меня был в Тулейне один преподаватель, и он говорил, что, когда речь идет о студентах и профессорах или о старых друзьях, возраст не имеет значения — подумаешь, плюс-минус четверть века.
— Ты хочешь сказать, что он был на двадцать пять лет старше тебя?
Хелен рассмеялась.
— На двадцать шесть. Он всегда пытался приуменьшить нашу разницу в возрасте, чтобы не так шокировать народ.
— Неужели ты имеешь в виду, что у вас была связь?
— Ну да. И еще — что это была не просто жалкая похоть, которая имела место быть с сокурсниками, — они вечно думали, что раз у меня шрамы, то уломать меня будет совсем просто.
Литтел не удержался:
— Господи Иисусе.
Хелен махнула вилкой в его сторону:
— А вот теперь ты действительно расстроился; потому что где-то в глубине души ты все еще семинарист и произносишь имя Спасителя нашего всуе только тогда, когда и вправду нервничаешь.
Литтел глотнул бренди:
— Я собирался сказать: Господи Иисусе, неужто мы с Кемпером отбили у тебя охоту встречаться со сверстниками? Неужели ты всю свою молодость так и будешь гоняться за мужчинами средних лет?
— Слышал бы ты, как мы разговариваем между собой — Сьюзен, Клер и я.
— Хочешь сказать, моя дочь и ее лучшие подруги ругаются, как портовые грузчики?
— Нет, но мы уже не один год обсуждаем мужчин — мужчин вообще и вас с Кемпером в частности, — на случай, если у тебя хоть иногда горели уши.
— Ну, Кемпера я еще понимаю — он красивый и опасный.
— Ну да, и еще он — герой. Но жуткий бабник, и даже Клер это знает.
Хелен сжала его руки. Он почувствовал, как забилось его сердце. И тут ему пришла в голову безумная мысль… Господи Иисусе… твою мать!
Литтел снял очки.
— Не думаю, что Кемпер — такой уж герой. Я всегда считал, что герои — они по-настоящему добрые и щедрые.
— Звучит как эпиграмма.
— Эпиграмма и есть. Ее сочинил сенатор Джон Ф. Кеннеди.
— Значит, ты тоже в него влюбился? Говорят, он жуткий либерал.
— В кого я «влюбился», так это в его брата Роберта — вот кто настоящий герой.