Да, да, графиня де Праз. С кем имею честь?.. Господин Жан Морейль!.. Здравствуйте. Как вы рано!.. О нет! Вы мне нисколько не помешали! Сейчас двадцать минут девятого, и я уже давно поднялась… Что такое?.. Вы меня интригуете!.. Позвольте, это чудо!.. Что вы говорите! Не может быть! Картина Манэ очутилась на вашем ночном столике? Вы проснулись и нашли ее у себя?.. Невообразимо! Ну нет, уверяю вас, что нет! Ни Жильберта, ни Лионель, ни я не посылали вам этой картины, И потом, как мог бы наш посланный попасть к вам ночью и сделать вам этот сюрприз? Впрочем, мне только что звонил управляющий из Люверси. Около полуночи кто-то пробрался в замок и украл картину Манэ… Нет, неизвестно, имел ли он намерение украсть еще что-нибудь. Эртбуа застал его на месте преступления, но вор убежал вместе с картиной. О, умоляю вас, не извиняйтесь… Вы спешили позвонить мне, не теряя ни минуты; вы иначе и не могли поступить, и я вам очень благодарна. Конечно, это невероятная история… Не беспокойтесь, не стоит. Самое важное, что картина найдена… Кто? Почему? А, это интересно… Нет, совершенно не представляю себе… А вы? Ничего?.. Да ведь это не спешно! Вы всегда успеете ее отнести… Ну если вы настаиваете, я вас приму сейчас же и с большим удовольствием… Да, не правда ли? Скажите, не правда ли? Чудесный случай испытать вашу проницательность: ведь вы человек ключей и ламп!.. А? Почему такой грустный тон? Я вас обидела? Нет?.. Ну великолепно… Решено. До свидания… До скорого свидания!

Тихонько положив эбонитовую ручку с черным ртом и серебряным ухом, графиня несколько секунд, еще ликуя в душе, гладила телефон, который ей так верно служил. Сидя у своего письменного стола в стиле ампир, она уставилась глазами в блестящий бронзовый прибор, но не видела его.

Вошел Лионель. Он был озабочен и держал в руке «пневматичку».

— Ужасно! — сказал он. — Представьте себе, мне придется снова стать на дежурство перед домом Жана Морейля. Посмотрите, что мне пишет Обри.

Мадам де Праз пробежала письмо.

«Господин граф!

Фредди сегодня ночью не пришел в бар. Я не знаю, выходил ли он из дома. Очень жаль, но, возможно, вам придется понаблюдать за ним в то время, как я буду находиться в баре?

Примите мои уверения в нижайшем почтении.

Турнон».

Вместо ответа мадам де Праз подставила к глазам Лионеля свое бледное, немое, загадочное лицо, в котором начинало проступать внутреннее удовлетворение.

— В чем дело? — спросил с раздражением Лионель.

— Не сердись, мой мальчик. Если я не ошибаюсь, мы близки к цели.

— Каким образом?

— В эту ночь Фредди не был в баре, потому что он совершил небольшое путешествие… Он отправился в Люверси, чтобы украсть картину Манэ! И сегодня утром он, к своему удивлению, нашел ее у себя на ночном столике, когда проснулся в образе Жана Морейля!

— Не может быть! Тот самый Манэ, которым он вчера так любовался?

— Да. Ты понял теперь, что наши страдания кончились?

— Не совсем.

— Да как же, Лионель! Ведь он — вор; теперь это непреложный факт Но что гораздо важнее…

— Что?

— Что Уж-Фредди временами вспоминает с помощью памяти Жана Морейля — ведь Фредди украл картину, которая понравилась Морейлю!.. Почему Фредди забрался в Люверси? Потому что вчера Жан Морейль убедился не только в существовании Манэ, но и в топографии местности, и в способах проникновения в замок…

— Эти способы, сказал Лионель, — могли быть известны Фредди и раньше, он мог их просто вспомнить. Очевидно, что он бывал в замке и раньше. Это подтверждает случай с источником.

— Верно. И случай с источником доказывает, кроме того, что Жан Морейль иногда вспоминает памятью Ужа-Фредди. Ведь Манэ в момент смерти твоей тети, то есть в те времена, когда Фредди, по твоим предположениям, мог находиться в замке, не был на виду, тогда Манэ валялся в сарае в куче хлама. Я уверена, что глаза Жана Морейля вчера увидели картину впервые и Жан Морейль был в ту минуту джентльменом Жаном Морейлем, а не апашем Фредди, укравшим картину.

— Что же из этого?

— А то, что он сейчас придет сюда. Он захотел сам отнести это произведение, которое неизвестно каким образом очутилось у него на столе. Теперь надо действовать, приготовить…

— Не кончайте! — воскликнул Лионель, вне себя от радости! — Я понял!

— Здесь, — прошептала мадам де Праз, — будет удобнее… И из-за Жильберты…

Раздался звонок. Лионель послушал у двери.

— Он! — сказал граф.

Он сделал в сторону матери решительный жест и вышел в вестибюль навстречу Жану Морейлю, которого лакей собирался ввести в гостиную.

— Здравствуйте, дорогой друг! Так мило с вашей стороны, что вы сами побеспокоились… Мама мне рассказала эту сказочную историю. Невероятно!.. Войдите сюда, дорогой. Здесь лучше будет поговорить об этой загадке… Эта комната более изолирована.

Он ввел его в кабинет мадам де Праз, которая ждала последующих событий, прислонившись к несгораемому шкафу.

Жан Морейль, одетый со строгим изяществом и более красивый, чем всегда, поцеловал руку графини.

— Вот Манэ, — сказал он. — Вручаю его в ваши собственные руки, графиня.

— Ненадолго, — возразила мадам де Праз, улыбаясь. — Он принадлежит Жильберте, будет вашим.

Молодой человек учтиво улыбался, но мысль его была где-то далеко и носилась по таинственным и неведомым путям.

— Итак, — сказал он, обернувшись к Лионелю, — что вы обо всем этом думаете? Сколько я ни ломал голову, я ничего не понял!

— И я тоже…

— Ведь тот шутник, который выкинул эту штуку, должен был знать, что Манэ привлек мое внимание вчера в Люверси.

— Там были только мы четверо, больше никого. Или надо предположить, что за нами кто-то шпионил…

— Это мы узнаем из следствия, — сказал Лионель, — я полагаю, что об этом надо заявить полиции, и безотлагательно. Шутка это или нет, это тем не менее воровство…

— Конечно! — одобрила графиня.

— Согласен! — вяло ответил молодой человек, все еще не оторвавшийся от своих темных мыслей. — Однако не лучше ли скрыть от Жильберты этот факт? Он произведет на нее, несомненно, большое впечатление и даст ей новый повод страшиться пребывания в Люверси.

Мадам де Праз, которая в глубине души решила не подавать жалобы, сделала вид, что присоединяется к предложению Жана Морейля.

— Словом, увидим! — отрезал Лионель. — Над этим решением надо еще подумать. Но что несомненно, так это то, что вы должны спешно обезопасить себя от всех подобных неприятностей. Дорогой мой, — продолжал Лионель, обращаясь к Морейлю, — моя мать необыкновенная женщина! Она убеждена, что ее никогда не ограбят! Неслыханная неосторожность!

Мадам де Праз, нисколько не удивившись этим словам, ждала, что будет дальше, не прерывая Лионеля.

Он продолжал:

— Подумайте, она хранит вон в этом шкафу ценных бумаг больше чем на миллион! Эти бумаги на предъявителя! Она даже не записывает номеров этих бумаг в какую-нибудь книжечку. И даже не застраховала себя от грабежей!

— Действительно?.. — спросил Жан Морейль.

— Миллион рублей в бумагах на предъявителя вот в этом шкафу! — похлопывая рукой по стене несгораемого шкафа, повторил Лионель. — Ну разве это не безрассудство! И что такое этот огнеупорный шкаф для сколько-нибудь опытного грабителя, я вас спрашиваю? Он взломает его в полчаса, и того меньше!.. А этот кабинет как будто нарочно создан для того, чтобы никто не помешал вору. Никто, понимаете, никто не спит в этом нижнем этаже! Стены толстые, глухие. Словом, идеально! Я дрожу, когда об этом думаю… Ну и вот, представьте себе, что войти в дом ничего не стоит! Вот посмотрите! Да, да, пойдемте, убедитесь! Понимаете, нужно непременно, чтобы maman приняла меры, помогите мне убедить ее в этом! Идемте!

Он Открыл дверь из кабинета в вестибюль.

— Эта дверь никогда не закрывается на ключ. Мне даже кажется, что ключ потерян… Что касается стеклянной двери в подъезде, то это просто смешно… Да, конечно, ее каждую ночь закрывают на ключ и ключ уносят, но… здесь имеется трюк! Я его знаю, потому что, когда я был еще в школе, мне не разрешали поздно выходить из дому… Но надо же было как-нибудь обойти этот закон, не правда ли?..