В октябре 1919 года нашу бригаду перебросили из района Чернигова под Орел, куда подошли войска Деникина, наступавшие с юга на Москву.
«Наступил один из самых критических, по всей вероятности, даже самый критический момент социалистической революции», - писал незадолго перед тем В. И. Ленин./ В. И. Ленин. Соч., т. 29, стр. 402./
Измотанные в тяжелых боях, советские дивизии начали отходить и оставили Курск и Воронеж. В. И. Ленин писал 4 октября 1919 года: «Никогда еще не был враг так близко от Москвы»/ В. И. Ленин. Соч., т. 30, стр. 30./.
По решению Пленума ЦK партии на укрепление Южного фронта под Орел перебрасывались с Западного фронта Латышская стрелковая дивизия, из резерва Главкома Отдельная стрелковая бригада П. А. Павлова и наша бригада червонного Казачества. Сюда, на Южный фронт, переводились с других фронтов ответственные работники коммунисты и лучшие представители командного состава. В числе их был направлен с Северного фронта Иероним Петрович Уборевич, назначенный командующим 14-й армией.
Наша бригада вместе с Латышской дивизией и стрелковой бригадой Павлова составила ударную группу и с 14 октября была передана в подчинение командующего 14-й армией. Мы разгрузились на станции Карачев и отсюда должны были нанести удар в юго-восточном направлении на Кромы - во фланг и тыл группировке противника, занявшей уже Орел.
В двадцати километрах от города Кромы, у села Мелихово, мы впервые увидели издали батальон белых, как потом оказалось, Самурского полка. Они шли без охранения, горланя разухабистую песню, с оркестром.
Наш 1-й полк атаковал и уничтожил этот батальон. В плен к нам попало около двухсот пятидесяти солдат и офицеров.
Под Кромами ударная группа встретилась с главными силами Добровольческого корпуса. Началось знаменитое Орловско-Кромское сражение, продолжавшееся больше двух недель.
Ударная группа оказалась в центре борьбы, развернувшейся на Южном фронте. Деникинцы заняли Орел, намеревались взять Тулу - и вдруг у них в тылу начинает орудовать довольно сильная группа советских войск. Им пришлось переключить силы на разгром ее, но ничего не получилось. Командование 14-й армии (Уборевич, Орджоникидзе) направило на помощь ударной группе другие дивизии. Орловская группировка противника была поколеблена, выпустила из своих рук инициативу действий. Тогда Реввоенсовет фронта решил нанести удар по Орлу. Вместе с войсками 13-й армии, которой командовал А. И. Геккер, и Эстонской дивизией ударная группа повернула фронт и частью своих сил наступала на Орел с юго-запада. 20 октября белые очистили город и отступили на юг к станции Стишь.
Пытаясь спасти положение орловской группировки, корпус генерала Кутепова усилил нажим против ударной группы с юга. Вокруг Кром снова завязались упорные бои. Город переходил из рук в руки. Не утихали кровопролитные бои и в районе станции Стишь.
Через Карачев мы поддерживали связь со штабом 14-й армии. Командарм Уборевич требовал не отбрасывать противника, а уничтожать его живую силу. Мы, бойцы и командиры ударной группы, чувствовали постоянную поддержку командования 14-й армии. А бои были тяжелы.
В. И. Ленин писал о них в те дни: «Никогда не было еще таких кровопролитных, ожесточенных боев, как под Орлом, где неприятель бросает самые лучшие полки, так называемые «корниловские», где треть состоит из офицеров наиболее контрреволюционных, наиболее обученных, самых бешеных в своей ненависти к рабочим и крестьянам, защищающих прямое восстановление своей собственной помещичьей власти» / В. И. Л е н и н. Соч., т. 30, стр. 62./
Наконец враг был отброшен на 40-50 километров на юг, но не разбит окончательно. Его надо было добить.
И. П. Уборевич и Г. К. Орджоникидзе приехали в село Шарыкино, где стоял штаб Латдивизии, созвали на совещание всех командиров ударной группы и рассказали о положении на фронтах, о том, что резервов в стране больше нет, что оставшимися силами, хотя они и ослаблены, надо разгромить войска Кутепова, пока он не подтянул резервы. Только выигрыш времени и стойкость бойцов и командиров могут спасти положение.
В. М. Примаков предложил бросить червонных казаков в кавалерийский рейд по тылам белых.
Уборевич не сразу согласился. Сражаться несколько дней в тылу врага без связи с остальными войсками дело нелегкое, опасное. Командарм внимательно всматривался в лица Примакова и Туровского. Наконец приказал:
- Готовьтесь к рейду!
Наша бригада была подкреплена на время рейда Кубанской кавалерийской бригадой Карачаева в 300 сабель и кавалерийским полком Латышской дивизии под командой Яна Кришьяна. Прорыв фронта для ввода красной конницы в рейд на участке между селами Чернь и Чернодье Уборевич возложил на начальника Латышской дивизии Калнина.
Перед выходом в рейд у Примакова собрались начальник Латышской дивизии Калнин, военком Дозит, комбриги Вайнян и Стуцка, командиры кубанцев и червонцев.
Надо было отработать все детали взаимодействия при прорыве фронта, обеспечить скрытность рейда, не ввязываясь в бой до подхода к Понырям, обсудить порядок встречи латышей-пехотинцев и конников Примакова при возвращении из рейда, чтобы они не перестреляли друг друга: ведь конники будут в погонах.
За ночь штаб уже свернулся, подготовил все лишнее для отправки в тыл. Латышские стрелки начали упорный бой между Чернью и Чернодьем, пробивая брешь, через которую конники могли бы незамеченными проскочить подальше в тыл врага.
К Примакову явился начальник снабжения:
- В рейд выданы, товарищ комбриг, последние патроны, а штаб армии не дает ничего: на армейских складах, говорят, пусто.
Комбриг бросился к прямому проводу, попросил к аппарату командарма.
Потом приказал мне: - Собирайся в Брянск. Получишь две тысячи японских винтовок, патроны. Вихрем назад и на подводах гони вслед за нами. Догнать нас не позже чем через трое суток.
Вьюга пришла на помощь червонцам. Теперь уже не нужен широкий прорыв, метель поможет бригаде пройти незамеченной и в узкую щель.
На дворе трубачи не трубят, как всегда перед походом, слышно только: «Марш, марш!»
Серая масса людей на конях заколыхалась и двинулась на юг. Примаков, выругав меня за задержку, поскакал в голову колонны, чтобы проследить, как пройдут полки на участке прорыва. Я с завистью посмотрел вслед товарищам и помчался на север, в Карачев. Со мной отправились полусотенный комендантской роты широкоплечий великан, в прошлом харьковский борец-профессионал, Иван Столбовой и шесть червонцев с пулеметом «Льюис».
В Карачеве у коменданта уже было распоряжение штаба 14-й армии: мы получили паровозик и вагон 4-го класса. Под хриплые гудки паровозика я размышлял: «К кому же там обращаться? К снабженцам или к самому командарму? Пойду к Уборевичу!»
И вот вхожу в простенький кабинет командарма:
- Товарищ командующий! Разрешите обратиться по делам червонного казачества!
Уборевич, с крайне утомленным лицом, оторвался от карты, нацелив на меня пенсне: - За винтовками? Ба-ба-ба! Медянский! Секретарь северного трибунала. Рад, рад видеть вас здесь. Ну как, удачно вошли ваши в рейд?
- По-моему, удачно. Метель помогла, товарищ командующий.
- Да вы садитесь и рассказывайте. Ну, а как по-вашему... выдержат?
- Не такой у нас народ, чтобы не выдержать, да и к рейдам не привыкать.
- Расскажите мне коротко о ваших командирах. Я их еще не так хорошо знаю.
Пока мы разговаривали, принесли документы на получение оружия.
- Поезжайте быстрее, Медянский. Транспорт у вас есть. Обязательно догоните Примакова, - пожал мне руку Уборевич.
Когда мы приехали на обратном пути в Карачев, начало темнеть. Помощник начальника снабжения Смоляров ждал уже нас на станции с людьми, подводами и тачанками.
К полуночи винтовки и патроны были погружены. Обоз под прикрытием ночи повел по условленному маршруту Смоляров под охраной Столбового и тридцати червонцев при двух «Льюисах». Я же с ординарцем уехал вперед, чтобы найти своих, организовать встречу и раздачу оружия.