Помню, как пришел командир бригады к нам на батарею. Поинтересовался, по каким целям подготовлен огонь, сам проверил наводку и действия расчетов, обратил внимание на готовность к ведению огня по фарватеру реки ночью, а на прощание пообещал прислать махорки и несколько пар сапог. Бойцы тепло проводили комбрига. Их теперь не смущали ни его хромовые сапоги, ни длинная офицерская шинель, ни даже пенсне.

Но вот кончилось затишье. Противник сделал попытку прорвать нашу оборону, но был встречен организованным огнем. Да и стойкость бойцов и командиров была куда выше прежней. Несколько вражеских атак захлебнулось, и интервенты сами вынуждены были перейти к обороне.

Как-то я был вызван в штаб. Уже подъезжал к избушке, в которой он помещался, и попал под шквал артиллерийского огня противника. Я прижался к земле. Снаряды рвались вокруг штаба один за другим, из окон сыпались стекла, но из штаба никто не вышел. Только прекратился обстрел, я вошел в избушку. Там шла работа, как будто не было никакой стрельбы.

Однажды Уборевич осматривал прибывший к нам на фронт батальон, набранный из местных таежных охотников- зырян. Они плохо говорили по-русски, но один командир как-то ухитрялся их понимать и оказался вроде бы переводчиком.

Зыряне обмолвились, что белку они стреляют только мелкой пулькой и только в глаз, чтобы не попортить шкурку. Уборевич обрадовался: такие стрелки- чистое золото. И он распорядился использовать зырян для постов на деревьях. Маскируясь ветками, они стали без промаха уничтожать солдат и офицеров противника. Англичане теперь не высовывались из-за брустверов, боялись передвигаться в окопах.

Мы, артиллеристы, с любовью наблюдали за этими бородатыми охотниками, когда они на заре шли сменять своих товарищей на переднем крае обороны. Таежные стрелки прямо-таки терроризировали англичан, заставив их целыми днями сидеть на дне залитых водой окопов. По сведениям разведки, «испанка» косила их ряды.

Интервенты не выдержали наконец такого сидения, вылезли из окопов и тучами бросились в атаку. Но зыряне так опустошили их ряды, что атакующие, не пройдя и полпути, поверну ли назад, а нашей артиллерии осталось добить их.

Потерпев неудачу в атаках, англичане и американцы пустили против нас авиацию. Их аэропланы бомбили наши орудия, разрушали наши села. Противодействовать им мы ничем не могли- не было зенитных орудий. Тогда Уборевич приказал приспособить 3-дюймовое орудие к стрельбе по противовоздушным целям. Вначале эта установка капризничала, а потом мы так приладились к ней, что все же сбили один самолет. После этого вражеские аэропланы стали остерегаться бреющих полетов, а летать выше не позволяла низкая облачность.

В октябре противник зловеще молчал и, потеряв надежду соединиться до зимы с Колчаком, стал укреплять позиции, намереваясь продолжить наступление, как только замерзнут река и земля.

Уборевич решил опередить врага, перейдя в наступление.

К нам приехали члены Реввоенсовета армии Р. С. Землячка и А. М. Орехов. Вместе с Уборевичем они разъясняли бойцам и командирам задачи предстоящего наступления, воодушевляли на успешные бои.

10 октября началось наступление. Оно действительно оказалось успешным. Англичане были выбиты из деревни Селецкой и обратились в паническое бегство.

Преследование продолжалось несколько дней. Мы заняли селения Липовец, Ильинская, Лапинская. А на правом берегу части нашей бригады под командованием Петра Солодухина выбили американцев и белогвардейцев из нескольких сильно укрепленных пунктов. Многие белогвардейцы, боясь окружения, бросались вплавь и гибли в студеной и быстрой реке.

Спустя несколько месяцев все мы читали приказ Реввоенсовета Республики: И. П. Уборевич был удостоен самой высокой в то время награды.

В приказе говорилось:

«Награждаются орденом Красного Знамени:

…Командир Двинской бригады, тов. Иероним Петрович Уборевич-Губаревич, за то, что благодаря его личному, умелому и энергичному руководительству частями вверенной ему бригады в боях с 10-гo по 15-е октября 1918 1ода противнику было нанесено решительное поражение у дд. Селецкой, Городецкой, причем нам досталась огромная добыча: 10 орудий, склады обмундирования, продовольствие, повозки и проч. Во время всех боевых операций тов. Уборевич-Губаревич своей личной доблестью воодушевлял войска, присутствуя в самых опасных местах и показывая пример отваги и самоотвержения...

За Председателя Реввоенсовета Республики Э. Склянский

Главнокомандующий всеми вооруженными силами Республики Вацетис

Член Революционного Военного Совета Республики Окулов» / ЦГАСА, ф. 4, oп. 3, д. 91, л. 43./

Партийная организация выдвинула меня по совместительству на должность секретаря Ревтрибунала.

Был я очень молод, в юридических делах ничего не понимал, а секретарь трибунала должен был еще заниматься и следовательскими делами. Шел я к себе в избу и думал: «Ну какой из меня судейский работник?!» Но я надеялся на помощь Иеронима Петровича Уборевича.

Бывало, что ни затруднение, иду к нему и на все получаю ясный ответ, хотя командир бригады был всего-то на три года старше меня.

- Никаких скидок предателям, шпионам, трусам, любителям чужого добра, особенно народного, - учил он меня. - Продался белым - становись к стенке, взял курицу у своего брата мужика- изволь ответить. Надо еще посмотреть в душу человека. Если душонка гнилая, гаденькая, неисправимая- нечего ее жалеть. А если темный человек запутался, попал под чье-то влияние, тут надо подумать... А главное, нельзя судить людей по подозрению - только по фактам, и фактам, всесторонне доказанным.

Эти слова глубоко запали мне в душу. Рассматривая судебные дела, я старался видеть перед собой человека, понять причину совершенного преступления.

Шло судебное следствие по делу бойцов 1-го Вологодского полка, только что прибывшего на правый берег Двины и взбунтовавшегося под влиянием кулаков-эсеров. Те «распропагандировали» бойцов так, что они отказались выступить на фронт и, повредив линию связи с Котласом, повернули назад. Во время следствия я убедился, что это малограмотные, несознательные люди, искренне готовые искупить свою вину. Не их надо было судить, а подстрекателей.

В другой раз судили мы летчика Орлова, сбитого нашими моряками-зенитчиками вместе с английским самолетом. Летчик оказался бывшим офицером. На суде, сидя за столом президиума, я слышал, как члены трибунала настаивали приговорить изменника к расстрелу. Из накуренного зала доносились хриплые крики:

-К ногтю его!

- Дай я пристрелю его!

- У-у, подлюга!..

Иероним Петрович внимательно прислушивался, потом встал и сказал:

- Товарищи красноармейцы! Ваши чувства понятны.

Измена Родине- что можно придумать подлее этого? Подсудимый безусловно заслуживает самой суровой кары- расстрела. Но что полезнее: уничтожить врага или сохранить ему жизнь, а взамен получить подробнейшие разведывательные данные о состоянии войск интервентов? Согласны ли вы, - обернулся Уборевич к подсудимому, рассказать все подробно о войсках ваших покровителей? Встаньте, Орлов, и чистосердечно ответьте.

- Клянусь, - встал бледный Орлов, - что расскажу такое, о чем ваши разведчики не знают.

В зале- грозная тишина.

- Я думаю, товарищи, - заключил Уборевич, - что будет целесообразнее подвергнуть подсудимого строгому тюремному заключению, а если его показания подтвердятся, заставить служить советскому народу.

Члены трибунала согласились с Иеронимом Петровичем. По лицам присутствовавших красноармейцев было видно, что и они поддерживают это решение.

Когда на Северном фронте наступило затишье, из Москвы пришло распоряжение вернуть нашу группу для окончания прерванной учебы на артиллерийских курсах.

Закончить курсы мне не пришлось. В числе других слушателей меня направили на Украину, где я попал в бригаду червонного казачества В. М. Примакова и был назначен старшим помощником начальника штаба бригады С. А. Туровского.