Хотя положения о выходе из Гоминьдана и создании Советов в данной телеграмме отсутствовали, она, тем не менее, содержала ряд пунктов, либо идентичных, либо очень близких предложениям оппозиции. Это касается прежде всего «аграрной революции», организации «своей» армии из рабочих и крестьян, расправы с «ненадежными генералами», «освежения» верхушки Гоминьдана. Вполне очевидно, что общий дух телеграммы нацеливал на «углубление» революции. Впоследствии вокруг нее возникло множество пересудов. Одно из распространенных мнений состоит в том, что она была послана Сталиным и, следовательно, полностью отражала его позицию. Такой вывод проистекает, в частности, из того факта, что Сталин сослался чуть позднее на эту телеграмму на пленуме ЦК ВКП(б), чтобы защититься от нападок оппозиции. Но на пленуме Сталин не утверждал, что телеграмма была послана им. Более того, из его слов вытекало, что она была направлена Коминтерном. Это как раз и наводит на размышления. Сталин обычно телеграммы Коминтерна не подписывал. Более того, он поддерживал прямую связь по линии ЦК ВКП(б) непосредственно с Бородиным. То, что он вышел напрямую на Роя, вызывает большие сомнения. Скорее всего, телеграмма исходила из аппарата Коминтерна и была составлена на основе резолюции, только что принятой пленумом ИККИ. Однако сама резолюция имела компромиссный характер и не могла полностью отражать позицию Сталина. Это понимал Бородин, представлявший себе сталинскую позицию лучше, чем кто–либо другой. Но этого не знал Рой. Поэтому он увидел в полученной телеграмме как раз то, к чему призывал сам — курс на «углубление» революции. Можно понять удивление Роя, который, обратившись к Бородину с предложением начать претворять установки, изложенные в телеграмме, неожиданно натолкнулся на твердое противодействие. У Бородина было боль е полномочий, боль е политического влияния, и Рой ничего не мог с этим поделать. На первых порах он попытался вовлечь в свои планы Блюхера, но тот отказался действовать против Бородина. Тогда Рой по ел на отчаянный аг. Без всяких консультаций с кем бы то ни было он ознакомил с текстом телеграммы Ван Цзин–вэя и некоторых других лидеров Гоминьдана. То, что произошло потом можно сравнить с эффектом разорвав шейся бомбы. Чего–либо другого трудно было ожидать. Положения телеграммы о «колеблющихся стариках», «взятии земли снизу», организации «своей надежной армии», революционного трибунала и т. д., могли вызвать только возмущение, и, к тому же, порядочно напугать руководителей Гоминьдана. Коминтерн, должно быть, предстал перед ними как далекая враждебная сила, заложником которой они все стали. Если у них еще и оставались какие–то сомнения насчет намерений Коминтерна, то теперь они должны были, наверняка, рассеяться. Ван Цзин–вэй был вне себя. Он пришел домой к Бородину и в весьма резких тонах заявил ему протест. Бородин пребывал в замешательстве: с таким беспрецедентным нарушением дисциплины ему еще не приходилось иметь дело. Он потребовал немедленного отзыва Роя в Москву 8^-. Подобный шаг Роя был вызван либо исключительной наивностью, либо преднамеренным расчетом. Сам он впоследствии объяснял это стремлением «убедить» Ван Цзин–вэя, что Гоминьдан продолжает пользоваться поддержкой Москвы. Но каковы бы ни были его мотивы, объективно он способствовал победе линии оппозиции, выступав ей за разрыв с Гоминьданом. Бородину уже не удалось выправить положения. Развязка приближалась.

1 июня войска уханьского правительства взяли Чжэнчжоу, важный стратегический пункт на месте пересечения двух дорог: Лунхайской и Тяньцзин — Пукоуской. В тот же вечер в город вступили передовые части генерала Фэн Юй–сяна. 8 июня Ван Цзин–вэй, Тань Янь–кай, Сунь Фо, Гу Мын–юй, Сюй Цянь и другие лидеры Уханя выехали в Чжэнчжоу для переговоров с Фэн Юй–сяном. В ходе этой встречи и было, видимо, принято решение об окончательном разрыве Гоминьдана с китайской компартией. Сразу же по завершении конференции Фэн Юй–сян выехал в Кайфын, якобы, для инспектирования войск, но в действительности проследовал в Сюйчжоу. Там 15 июня состоялась его встреча с Чан Кай- и. На ней были достигнуты следующие договоренности: Бородин должен отбыть в Советский Союз; члены ЦИК Гоминьдана в Ухане должны присоединиться к ЦИК Гоминьдана в Нанкине; войска Тан Шэн–чжи вливаются в войска под командованием Чан Кай–ши.

В Ухане тем временем начала сгущаться атмосфера вокруг советских советников и коммунистов. Предпринимались попытки отравить некоторых советников, в том числе и главу военной миссии Блюхера. Были разоружены рабочие дружины. В начале июля советские советники стали покидать Ухань. 12 июля из Шанхая возвратился родственник Чан Кай-ш и Т. В.Сунг, который был послан туда прозондировать условия восстановления отношений. Как сообщил Сунг, Чан Кай–ши был готов на крупные уступки в случае исключения коммунистов из Гоминьдана. Ван Цзин–вэй колебался недолго. 15 июля расширенное заседание Политбюро ЦИК Гоминьдана приняло решение о разрыве с коммунистами. 26 июля Ван Цзин–вэй издал указ об исключении всех коммунистов из гоминьдановских партийных и государственных учреждений. Утром следующего дня Бородин отбыл в Москву. Троцкистско–зиновьевская оппозиция могла торжествовать победу. Стратегия Сталина в Китае, над которой он работал с 1923 года, была сорвана.

29 июля по горячим следам событий в Китае открылся объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б). Оппозиция попыталась использовать создавшуюся обстановку для полномасштабной атаки на политику Сталина, возложив на него главную ответственность за «поражение» китайской революции. Основные доводы оппозиции были затем суммированы в ее платформе, обнародованной в сентябре 1927 года. Там, в частности, говорилось:

«Главной причиной неблагоприятного исхода китайской революции на нынешнем этапе является принципиально ошибочная политика руководства Российской коммунистической партии и всего Коминтерна. Результатом стало то, что в решающий момент в Китае, фактически не существовало реальной большевистской партии. Возлагать сейчас вину только на китайских коммунистов является искусственным и недостойным. Мыг имеем в Китае классический эксперимент применения меньшевистской тактики в буржуазно–демократической революции».

Далее перечислялись уже приводившиеся претензии оппозиции относительно союза с «либеральной буржуазией», отказа выйти из Гоминьдана, создания Советов и прочее.

Сталин действовал гибко. Он, конечно, не мог раскрыть, в чем действительно состояла его стратегия в Китае, так как это было бы равнозначно политическому самоубийству. Поэтому он не стал оспаривать «меньшевистского» характера ошибок руководства компартии Китая. Но он решительно отвел обвинения в «меньшевистской» линии со стороны ВКП(б) и Коминтерна. Видимо, для того, чтобы его доводы звучали более убедительно, он поручил новому представителю Коминтерна в Китае Ломинадзе созвать чрезвычайную конференцию КПК. Эта конференция состоялась 7 августа, то есть еще до того момента, как сам пленум завершил свою работу. На конференции генеральный секретарь КПК Чэнь Ду–сю был смещен со своего поста. Он и ряд его сторонников были выведены из состава Политбюро и ЦК. Все они были обвинены в «меньшевистских» ошибках, хотя в действительности, если у них и были какие–то отклонения, то скорее в «левую», чем в «правую» сторону. Но для Сталина не имело боль ого значения под каким соусом устранить неугодных. Главное, что эти люди несли свою долю ответственности за провал его политики в Китае.

Прикрыв себя с этой стороны, Сталин пере ел на пленуме в наступление. Он обвинил оппозицию в «ультралевом» уклоне в китайском вопросе, сослав ись на требования о выходе из Гоминьдана и создании Советов. «Авантюризм в политике, богдатьевщина по вопросам китайской революции — вот что убивает теперь на у троцкистскую оппозицию», — подытожил он в заключение 85. Пленум осудил позицию, занятую троцкистско–зиновьевским блоком в отношении политики в Китае. Руководителям блока Троцкому и Зиновьеву был объявлен строгий выговор с предупреждением.