И он по-прежнему пугает.

Все потому, что я знаю, что она внутри. Она. Девочка, которая воюет со мной. Девочка, которая самодовольно ухмыляется мне. Девочка, которая поцеловала меня так, что я всё еще чувствую этот поцелуй, когда закрываю глаза.

Девочка, которую я ранил. Дважды. Нет, трижды? Сколько раз я переступал черту, и она ничего не сказала?

Я выхожу из машины и подхожу к двери. Слышу чей-то крик – слабый и тревожный. Я оглядываюсь в поисках источника, но на улице никого нет. Должно быть, в соседнем доме кто-то слишком громко включил фильм ужасов. Я качаю головой. Стоп, Джек. Никаких отвлечений. Ты собираешься извиниться за то дерьмо, которое сказал на днях, и сделаешь это прямо сейчас.

Я настолько погружен в свои размышления о том, что ей сказать, когда впервые увижу, и как разыграть из себя крутого и невозмутимого парня, что сначала не обращаю внимания на стекло. Но когда я ступаю на первую ступеньку крыльца, замираю. Под моими ногами хрустит стекло. Пестро декорированное оконное стекло разбито с обеих сторон двери.

Крик становится громче. Это определенно не фильм.

Холодный ужас охватывает мое горло. Я открываю дверь и шиплю:

– Дерьмо! Айсис!

Я падаю на колени рядом с ней. Она лежит вдоль стены без сознания. Я убираю волосы с её лица, и осматриваю всё тело на наличие повреждений. У нее на затылке темное красное мокрое пятно и брызги крови на стене.

– Нет! – хриплю я. – Нет, нет, нет, ты не можешь! Ты не можешь!

Я нащупываю свой сотовый и набираю 911. Оператор настаивает, что их люди уже в пути, но я все равно ору:

– Значит, заставьте их ехать быстрее! Вызовите скорую!

– Сэр, мы делаем всё, что можем. Помощь уже в пути…

– Бесполезная корова! – огрызаюсь я. – Если она умрет… да поможет мне Бог, если она умрет…

Наверху раздается крик, напоминающий по своей интенсивности звук бьющегося стекла. Я ругаюсь и оглядываюсь вокруг в поисках чего-нибудь, что могло бы подойти.

И тогда я вижу её. В полуоткрытом шкафу, полном спортивного инвентаря.

Бейсбольная бита.

Алюминиевая.

Я хватаю её и поднимаюсь наверх, перепрыгивая через ступеньку, по моим венам пульсирует яростная горячая красная лава. Мой разум кричит мне успокоиться, дождаться полиции, но другая часть меня, которая так долго находилась в спячке, нашептывает ободрение. Подстегивает меня. Она хочет этого. Она скучала по этому.

Над женщиной, мамой Айсис, съежившейся на кровати, нависает мужчина. Он расстегивает свой ремень, удерживая её ноги на месте.

Ко мне возвращается запах леса. Под ногами ощущается сосновая хвоя. В мое зрение вторгается мягкий и белый туман. София свернулась калачиком у ствола дерева, и к ней двигаются тени мужчин.

Я подхожу к нему сзади. Мама Айсис замечает меня поверх плеча мужчины, её глаза выражают ужас и настолько широко распахнуты, что напоминают умирающую рыбу. Он огромен. По меньшей мере, он весит в два раза больше меня, а ростом примерно с меня. Его руки толстые от мышц и сухожилий, и все в шрамах от тяжелой работы. Грязной работы.

София кричала, зажав голову руками, её запястья тонкие, словно крылышко птицы.

– Помоги мне, Джек!

Меня придавил мужчина, его руки удерживают мои за спиной. Они собирались заставить меня смотреть.

– Оставайся смирной, принцесса. Скоро всё закончится, – хихикала одна из движущихся теней. Некоторые пьяно покачивались. Их пятеро. Пятеро огромных мужчин с широкими плечами елейно усмехались в лесном лунном свете.

Мама Айсис смотрит на меня и хрипит:

– Помоги мне.

Они начали снимать с Софии платье. Я укусил мужчину, который меня держал и поднял упавшую биту. Взмах. Еще взмах. Я продолжал размахать сквозь крики и кровь.

Я сжимаю биту, расставляю ноги и размахиваюсь.

Первый удар приходиться сбоку головы. Ухо. Его барабанные перепонки мгновенно лопаются, разбрызгивая кровь. Горячие капли попадают на мое лицо. Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и я улыбаюсь.

Еще взмах.

Коленные чашечки. Они пытались схватить меня, но я был быстрым, сильным, сильнее, чем они думали. Слишком молодой, чтобы противостоять, так они думали. У первого и второго были сломаны кости черепа. Третий достал пистолет, чтобы выстрелить в меня, но вместо этого застрелил четвертого. Я улыбнулся и кинулся к третьему, ударяя битой по его шее. Раздался отвратительный хруст, и он замер. Пятый едва натянул штаны, когда я ударил его битой в бок. Он пошатнулся, дотянулся до пистолета, но я снова замахнулся.

Темные глаза мужчины расширяются, когда бита соединяется с его рукой. Локоть. Я быстро ударяю его еще три раза, и вот он – отвратительный хруст. Он воет, отступая от кровати. Мама Айсис, рыдая, заползает под нее. Мужчина хватается за руку, согнутую в локте в неестественном направлении.

– Ты чертов ублюдок! – кричит он и, сжимая плечо, бежит ко мне. Я смеюсь и отхожу в сторону в последний момент, и он врезается в шкаф, дезориентированный на несколько секунд из-за нападения. И я использую эти мгновения с пользой.

Я сломал его руку с пистолетом. Он был так шокирован, что просто смотрел на меня, словно это было захватывающее телешоу, а не то, что происходило с ним. И я снова замахнулся. Хруст костей, и у него открытый перелом руки, кровь и мясо полетели на сосновую хвою. Он плакал. Он отползал от меня и рыдал, моля о прощении.

– Пожалуйста, чувак, мы не хотели… мы не собирались…

– С-слушай, парень, я просто уйду, окей? Нет необходимости…

Я снова замахиваюсь и бью в его брюхо. И снова, между ног. Он опрокидывается, воя, я наступаю ему на грудь и смотрю на него.

– Существуют преступления. Вследствие чего возникает необходимость, – говорю я. – Наказаний.

– Пожалуйста…

Я улыбаюсь и слега ударяю его по носу концом бейсбольной биты.

– Никакого вымаливания. Умри достойно.

Я поднимаю биту, вровень с его головой, он кричит и защищает лицо здоровой рукой.

И та часть меня смеется от восторга.

-16-

3 года

23 недели

2 дня

Я просыпаюсь у Сатаны в заднице. И всё белое: белые стены, белые кровати, белый свет. Или в Нарнии. Это могла бы быть Нарния. Я умерла и попала в Нарнию? Оу, это было бы круто! Но затем я замечаю капельницу, прикрепленную к моей руке, слышу устойчивый «бип-бип» своего сердца на кардиомониторе, и вся надежда тут же улетучивается. Неа. Это альтернатива задницы Сатаны – больница.

Я немного приподнимаюсь с подушек, моя голова пытается вывернуться наизнанку и сбежать от моей шеи. Головная боль раскалывает меня до самого центра тела, а затем сшивает обратно с раскаленной болью.

– Мохнатые обезьяньи яйца! – шиплю я. – Собачье дерьмо на палочке! Рвотные леденцы!

Голова пульсирует. Рен, его зеленые глаза, он, улыбаясь, подходит к моей кровати.

– Я знал, что ты очнулась. Кто еще извергает такие оригинальные и очаровательные ругательства?

Я ощупываю свою голову. Вокруг нее обмотана массивная, похожая на тюрбан, перевязка. На маленьком столе рядом со мной стоят цветы, а из угла радостно смотрит шарик с улыбающимся лицом, серьезно? Шарик в виде смайлика? Он медленно вращается, специально пытается попасть в мое поле зрения. Со всех ракурсов.

– Где я? Если не в аду?

– В больнице Святого Джермейна, – представляет Рен, выдвигая стул и садясь на него. – Ты была без сознания неделю или около того.

– Мама! – я сажусь. – Мама…

– Она в порядке, – Рен, успокаивая, кладет свою руку на мою. – Она пошла сегодня на работу, но сказала, что вернется вечером. Мы все дежурили у тебя по очереди. Я, Кайла, Эйвери…

– Эйвери? Как рыжеволосая Эйвери? Эйвери, которая меня ненавидит? Эйвери, которой мы угрожали?

– Это очень странно, я знаю. Но она принесла цветы, – он показывает на букет белых камелий на столе.