– Правильно, – говорит Рен. – Ты настолько погрузилась в добычу этих средств, что даже не поняла. Ты ведь творишь то же самое, что сделала с Софией. Ты снова это сделала. Ты так ничему и не научилась. И ты, вероятно, будешь делать это снова и снова, пока не убьешь кого-нибудь или кто-нибудь убьет за это тебя.

– Я делала это для Софии! – кричит яростно Эйвери. – Это финансирование, путешествие французского клуба – всё это было для Софии! Она долго не протянет, Рен, и ты это знаешь! Ты, блин, знаешь это!

– Поэтому ты причинишь боль другому, чтобы помочь ей? – спрашивает он.

– Я сделаю всё, чтобы помочь ей, – произносит Эйвери сквозь сжатые зубы. – Всё.

Рен улыбается.

– Плохо, что ты не можешь выжать деньги у родителей. С другой стороны, они слишком умны, не так ли? В конце концов, именно они тебя воспитали. Ты их точная копия. Они бы проследили, куда всё пошло, и кто был приглашен. Они бы нашли имя Софии и рыли бы вокруг нее землю. И тогда то, что ты сделала, всплыло бы на свет. Это бы уничтожило твое лицо. Весь маленький городок узнал бы. Может, настало время, чтобы мир узнал…

– Ты не посмеешь, – рычит она. – Ты и Джек пойдете за мной на дно.

– Может быть. Но я уверен, что в суде Джек бы добился помилования, а я мог бы сослаться, что боялся за свою жизнь. Мы бы легко соскочили. Но ты? Нет. Ты получила бы гораздо больше.

– УБИРАЙСЯ! – орет Эйвери. – ПОШЕЛ ВОН!

Она бросается вещами: вазой, рамкой с фотографией. Она срывает причудливую лампу со стены и швыряет её в мою голову, но я как раз вовремя наклоняюсь. Стекло разлетается, и я бегу за Реном обратно в комнату Кайлы.

– Нам нужно уходить, – произносит Рен, тяжело дыша и помогая Кайле подняться с кровати. Подруга опирается на его руку, слезы почти высохли, но она всё еще выглядит растерянно.

– Что происходит?

– Дай мне ключи, – говорю я. Кайла роется в сумочке и вручает их мне. Рен помогает Кайле спуститься, а Джек плетется позади со мной. Крики Эйвери будят всех, кто остался после вечеринки. Это похоже на звук банши³⁴, которую зажало в машинке для отжимания белья.

– Кто-то несчастлив, – ухмыляется Джек.

– Рен пригрозил ей озвучить правду о том, что случилось с Софией, – бормочу я. Лицо Джека искажается, оно приобретает твердую, как гранит, решительность. Рен и Кайла ковыляют по лужайке к её машине. Как только мы с Джеком выходим за дверь, быстрые шаги спускаются по ступенькам и несутся позади нас. Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть Эйвери, нос кровит из-за моего удара, глаза дикие со свирепой яростью, её рыжие волосы похожи на гриву богини огня. И она замахнулась бейсбольной битой всего в нескольких дюймах от моей спины. Я уворачиваюсь, бита проноситься надо мной, раздается щелчок, как будто что-то захватили, и теперь бита у Джека. Эйвери тяжело дышит, отступая, пока Джек смотрит на биту, изучая каждый её дюйм.

– Как в старые добрые времена, да? – Джек хищно улыбается Эйвери. – Хотя та, которую я использовал, была металлической, не так ли?

Ярость Эйвери гаснет так быстро, что она выглядит как проколотый воздушный шарик. Ужас когтями впивается в её лицо, когда она карабкается назад, вскакивает на ноги и бежит обратно в дом, хлопая дверью и закрывая её на замок.

Джек больше ничего не произнес, пока я не высадила Кайлу. Рен ехал позади нас и вышел помочь ей добраться до входной двери. Она спокойно поблагодарила его, и он подождал пока девушка зайдет внутрь. Рен и я кивнули друг другу на прощание, и он даже кивнул Джеку. Когда мы едем по трассе к дому Джека, я бросаю на него взгляд. Я вернула ему рубашку. Он придерживает подбородок рукой и водит пальцем по губам, словно раздумывает, наблюдая за миром, проносящимся за окном.

Он начинает говорить первым.

– Я порвал с Кайлой.

– Ужасно. Я думала, вы двое вместе навсегда.

Он посылает мне язвительную ухмылку.

– Разве ты не слышала? Хорошие вещи никогда не длятся долго.

Я перестраиваюсь на другую полосу. Джек включает печку. Пахнет как скунс. Он сразу же её выключает.

– Что произошло прошлой ночью? – спрашиваю я.

– Ты не помнишь?

– Я помню, что… я помню, что была напугана. Дрожала.

– И всё?

Я киваю. Джек молчит. Его глаза – нечитабельные кристаллы льда, так было всегда, но на секунду, клянусь, что увидела, как внутри появляются трещины боли.

***

Она была напугана. Она не наслаждалась ни малейшей частью этого. Если бы наслаждалась, то запомнила бы. Но её страх стер все воспоминания.

Рана гораздо глубже, чем я предполагал.

Я наблюдаю за её лицом, когда она ведет, белые руки на руле. Она ждет, растерянная, пытаясь собрать все кусочки в единое целое у себя в голове. Она заблокировала это. Прошлая ночь была похожа на то время, когда появилась её рана. Я хочу сказать ей, что пытался заставить её чувствовать себя лучше, или сказать ей, что пытался помочь (лжец, ты воспользовался, точно так же, как это сделал он).

Протрезвев утром, то, что я сделал, поражает меня оцепеневшей кислотностью. Я принудил к поцелую пьяную девочку, которую принуждали прежде. Я дотронулся до девочки, которая боялась прикосновений. Я потерял контроль. Я – Джек Хантер, единственный человек, который спокоен, холоден и собран в любой ситуации, потерял весь долбаный контроль. И это так сильно причинило боль Айсис, что она заблокировала это в своей памяти.

Лучше, если она не вспомнит.

***

Но трещины снова заполняются льдом, и Джек слегка пожимает плечами.

– Ты сильно напилась. Какой-то парень в устрашающей маске выскочил на тебя из-за угла. Поэтому ты очень сильно дрожала всю оставшуюся ночь.

– А почему на мне была твоя рубашка?

– Ты врезалась в кого-то, пока танцевала, и пролила на себя колу. Костюм был липким. Так что, я предложил тебе свою рубашку, а ты замыла костюм и оставила сушиться на полу.

Звучит похоже на то, что я могла бы сделать. И я киваю.

– Смысл есть.

***

Она подъезжает к моему дому, я выхожу и наклоняюсь к окну.

– Присматривай за Кайлой следующие несколько дней, – говорю я. – Ты нужна ей.

– С каких это пор ты начал заботиться о ней?

Она важна для тебя. Поэтому я переживаю.

Но я ей этого не говорю. Вместо этого я пожимаю плечами и лгу.

– Я знаю, что это такое. Расставание. И GHB.

– Твои клиенты слишком жуткие?

– Немного.

Мой взгляд падает на её шею и у меня перехватывает дыхание. Там, чуть ниже её челюсти, есть слабый красный засос.

– Что-то не так? – спрашивает она.

Если Айсис не будет искать и не воспользуется зеркалом, чтобы посмотреть на шею, то она не заметит засос. Я качаю головой.

– Ничего. Спасибо что подвезла.

– Спасибо за помощь. С Эйвери. И за то, что одолжил мне рубашку. И… за то, что встречался с Кайлой. Это сделало её действительно счастливой.

Это сделало счастливой тебя.

Я ухмыляюсь.

– В любое время, когда захочешь дать мне еще двести баксов, чтобы я сходил на свидание с кем-то из твоих друзей, сообщи мне.

Она фыркает, я отступаю назад и с чем-то вроде сожаления, гноящимся в моей груди, смотрю, как она отъезжает от обочины. Я помещаю событие прошлой ночи куда-то глубоко в свое сознание и блокирую его для блага. Я пересмотрю это, когда тоска станет невыносимой. Но больше его не существует. Этого никогда не происходило. И это к лучшему.

Я единственный, кто помнит.

И это к лучшему.

***

Носплейнс, Огайо – город, полный тайн.

Можно подумать, что скучный Средний Запад не имеет таких вещей как свирепые популярные девочки с бейсбольными битами и подозрительных событий, которые произошли в прошлом и о которых никто не хочет разговаривать. Нет, таких вещей здесь много. Обман, месть, ложь. Все они сливаются воедино как воронка над школой, тяжело нависая в воздухе в понедельник.