Марта вдохнула острый, горький аромат и тихо сказала Питеру: "Болотная мята. Чтобы ускорить схватки".

Он стоял на коленях, нежно стирая пот с побледневшего лица жены. Жанна уже не могла говорить, — она только кричала, мотая головой, вцепившись рукой в сильные пальцы Тео.

Питер вспомнил зиму в Венсенне, когда они сидели у камина. Жанна вязала, клубок шерсти лежал на бархатной скамеечке у ее ног. Он, отложив документы, сняв очки — любовался ее белокурыми волосами, ее опущенными, сосредоточенными глазами. Жанна краснела: "Опять ты на меня смотришь".

— Я тебя люблю, — он обнимал ее за плечи, целуя нежную шею, маленькое, с жемчужной сережкой, ухо. Вдыхая нежный, сладкий аромат, что шел от нее, Питер думал: "Она вся — как цветок".

Жанна внезапно взметнулась с кровати, схватившись за грудь. "Дышать… — она упала на руки Питеру, — дышать…, не могу! Нет!". Голубовато-серые глаза закатились. Боейр, потянувшись за ножом, покачал головой: "Надо доставать плод".

Питер взглянул на безжизненное, мертвенно-бледное лицо Жанны. Он поднял голову: "А она? Что с моей женой, профессор Бойер?"

Вместо ответа врач показал на темную, быструю кровь, что лилась в подставленный Мартой таз. "Матка разорвалась, — сказал он, делая надрез. Жанна даже не пошевелилась.

— Но ведь можно, же зашить…, - застывшими губами сказал Питер. "Как же так… — он все не верил. "Жанна, — он наклонился над безжизненным лицом. "Жанна, любовь моя, — Питер увидел, как на ее щеку упала его слеза. Темные ресницы женщины дрогнули, она чуть пошевелила губами. Питер, прижавшись к ним — еще успел почувствовать ее последний, легкий вздох.

— Плод мертв, — Бойер перерезал пуповину и завернул ребенка в салфетку. "Жаль, здоровый мальчик, небольшой — но здоровый".

Марта посмотрела на Тео, что, с застывшими глазами все держала руку трупа. Питер обнимал жену за плечи, тихо плача, раскачиваясь из стороны в сторону. Тео внезапно вздрогнула. Поднявшись с кровати, она велела Бойеру: "Дайте!"

— Мадемуазель Бенджаман, — тот развел руками, — мне очень жаль….

— Я не позволю, — подумала Тео, выхватывая у него салфетку, — не позволю. "Легкий, какой он легкий, — поняла женщина, и, нажав плечом на дверь гардеробной — скрылась за ней. В маленькой комнате было почти жарко, и Тео успела подумать: "Тут с утра камин горит, Бойер инструменты кипятил".

Она положила салфетку на комод орехового дерева, и, перекрестившись, развернула ее. Мальчик лежал, — маленький, изящный, с испачканной подсыхающей кровью белокурой головой. Тельце было синеватым. Тео, потянувшись, сорвав с решетки перед камином нагретый холст, опустила его на младенца. Она наклонилась и, прижавшись губами к его губам, дышала, — настойчиво, не останавливаясь, растирая его ручки и ножки. Она, наконец, услышала слабый, жалобный крик. Мальчик повертел головой. Тео, тихо плача, осторожно прижала его к себе: "Ты не бойся, мой хороший, сыночек наш. Я тут, я с тобой".

— Дай, — раздался голос с порога. Марта прошла к ней. Присев в кресло, взяв дитя, женщина спустила с плеча корсет и рубашку.

— Соси, — велела она ребенку, — мы от тебя не отстанем, Мишель де Лу. А ты, — она вздохнула, и, найдя руку Тео, пожала ее, — пошли Франсуа за кормилицей. Бойер ему скажет — кто тут есть в округе. Хотя бы на первое время, а потом у себя ее поселишь". Марта отогнула холст: "Беленький. Глаза голубые, наверное, будут. Питер там, — она махнула рукой, — с Жанной".

Тео внезапно сползла на ковер и, уронила голову в руки: "Жанна. Господи, моя Жанна, не верю, поверить не могу…, Потом, все потом, — твердо велела себе она. Плеснув в лицо водой из фарфорового таза, Тео спросила: "Как он там?"

— Уже не ленится, — Марта вздохнула. "У меня там нет ничего, конечно. Но я кормила, два раза, а ты — нет. Иди, я тут с ним посижу".

Тео прошла в опочивальню, — все было прибрано. Жанна, укрытая простыней до подбородка, лежала на постели. "Дым все еще, там, на правом берегу, — отчего-то подумала она. "Бастилию взяли, Марта говорила. Господи, только бы с мальчиком все хорошо было".

Питер стоял на коленях, прижавшись лицом к руке жены. Тео тихо тронула его за плечо. Он глухо спросил: "Что там?".

— Живет, — Тео помолчала. "И будет жить, Питер. Ты…, - она прервалась. Мужчина, сдерживая слезы, шепнул: "Не надо, Тео…, Пусть останется с тобой, — он, наконец, оторвался от ладони Жанны. "Ты ведь ее любила, и она тебя…, Она мне рассказала, осенью еще…, Жанна, — он уткнулся в плечо Тео. Та, поглаживая его волосы, вздохнула: "Ты поплачь. Мы все устроим, Питер. Просто поплачь".

Уходя, Тео оглянулась, — он опять стоял на коленях, положив голову на кровать, касаясь губами руки жены.

Она вышла в переднюю и, заставив свой голос не дрожать, попросила: "Профессор Бойер, вы, пожалуйста, езжайте с Франсуа, привезите сюда кормилицу. Робер тут останется, присмотрит за дверью".

Тео увидела, как помрачнели серые глаза охранника. Он коротко сказал: "Мадемуазель Бенджаман, мне очень жаль…, Мы все сделаем для вас и маленького, обещаем".

Женщина кивнула. Франсуа осторожно добавил: "Месье Корнель…, Он в библиотеке, с мадемуазель Элизой. Она, впрочем, кажется, заснула".

Тео шла по обтянутому шелком коридору, пошатываясь, — пока не почувствовала рядом с собой знакомый запах кедра, пока не услышала знакомый, ласковый голос, не ощутила его крепкие руки, что, подхватив ее — распахнули двери гостевой спальни.

Потом она выла, уткнувшись лицом в подушку, рыдая: "Нет, нет, я не верю, она не может, не может умереть!". Федор сидел рядом, укачивая ее, шепча что-то неразборчивое, ласковое, приносил ей воду, вытирал слезы с ее лица. Тео, наконец, подняв голову, сказала перехваченным горлом: "Месье Корнель, надо отца Анри позвать, похоронить…". Она прервалась, сунув пальцы в рот, прикусив их, чувствуя только одну, огромную, боль, комком вставшую в груди: "Похоронить. вместе с моим братом…, Питер согласен…".

Она опять упала на кровать. Федор тихо сказал: "Я все сделаю, мадемуазель Бенджаман. Все сделаю. Пожалуйста, — он помолчал, — пожалуйста, не беспокойтесь. Я тут, с вами, и маленьким. Я всегда, — он прервался, — всегда буду рядом — что бы ни случилось".

Федор еще долго сидел, держа ее за руку. Только, когда она задремала, измученно вздрагивая, перекрестив ее, мужчина поднялся.

В опочивальне пахло молоком и горячей водой. "Элиза заснула, — сказал он, заходя, — и мадемуазель Бенджаман тоже. А где? — он сглотнул и показал на прибранную кровать. "Во второй спальне, он хочет…, хочет, чтобы им не мешали пока, — вздохнула Марта. Женщина стояла, засучив рукава платья, над серебряным тазом. Попробовав локтем воду, она крикнула: "Несите!".

Приняв из рук кормилицы маленький сверток, Марта обернулась: "Помоги мне, пожалуйста".

— Я не умею, — растерянно сказал Федор, посмотрев на свои грубые, в шрамах ладони. "Это просто, — Марта улыбнулась.

Он услышал писк, — будто плакал котенок. Встав рядом с женщиной, Федор подумал: "Маленький, какой он маленький". Марта нежно, аккуратно поддерживая головку, стала опускать дитя в воду. "Совсем недолго, — тихо сказала она, — он слабенький еще. Но ест хорошо, бойко".

Ребенок пошевелился, и, открыв залипшие глазки, поводил ими из стороны в сторону. Федор, сам не зная почему — протянул ему палец. Мальчик выпростал из пеленок костлявую, крохотную ручку и уцепился за него — крепко. Глаза у него были голубые, сонные, еще затуманенные. "Всегда буду рядом, — вспомнил Федор свои слова. Внезапно улыбнувшись, он кивнул головой: "Всегда".

Лавочник в холщовом переднике вынес на улицу деревянную лестницу, и, ругаясь — полез приколачивать полусорванную вывеску. У "Прокопа" было шумно, над столиками висел табачный дым. Робеспьер оглядел толпу посетителей — в летних, светлых сюртуках. Девчонки с плетеными корзинками слонялись по мостовой, предлагая цветы. Было жарко, с реки дул томный ветер середины лета. "Гарью уже не пахнет, — понял он. Купив у паренька Mercure de France, Робеспьер присел за столик к Марату. Тот что-то писал в блокноте.