— Ничего там, кстати, не придется, — раздался с порога жесткий голос. Марта решительным шагом прошла к столу, — она была в уличном, темно-зеленом, отделанном бронзовой тесьмой, рединготе, такие же кружева украшали низко вырезанное, цвета древесной коры, платье. Волосы были прикрыты бархатной, с большими полями, шляпой.

Федор едва успел открыть рот, как Марта, перегнувшись через его плечо, схватила со стола записку для Робеспьера. Пробежав ее глазами, женщина выбросила конверт в камин.

— У тебя такое лицо было, — сказала она, садясь на ручку кресла, — там, на набережной Августинок, когда мы разговаривали, что я сразу все поняла. Ты что это, Теодор, с ума сошел? — требовательно спросила Марта.

— Иначе нельзя, — угрюмо сказал он. "Такое только кровью смывают. Он не откажется драться — сама знаешь, как тут относятся к трусам, — Федор криво усмехнулся, — это похоронит его политические амбиции".

— И тебя, — Марта вздохнула, — тоже похоронят.

— Я стреляю лучше него, — Федор почувствовал запах жасмина. Она сняла шляпу, и, положив ее на стол — встряхнула распущенными волосами.

— Разумеется, — согласилась Марта. "Однако ты не забывай, что он — депутат, судья, и гражданин Франции. Ты, по-моему, уже не помнишь, как ты свой паспорт здешний получил, Теодор".

— Законным путем, — мрачно отозвался Федор.

— То есть…, - он покраснел. Марта усмехнулась: "Месье Лавуазье попросил за тебя его величество. Людовик, конечно, согласился, но вряд ли королю понравится, если ты будешь убивать его подданных. Был бы Джон тут — он бы, конечно, вызвал его на дуэль…,- глаза Марты заблестели. Федор предостерегающе сказал:

— Даже и не думай об этом, у тебя дети, двое. Не будешь ты с ним драться, и Джон не будет. Я холостой, бездетный, — он поморщился, как от боли — мне надо идти туда.

Марта потрепала его по рыжей голове. "Не надо. Правда, Теодор — она улыбнулась, — тебе же сорока нет. Ты еще книг всех не написал, что хотел, в Виргинии уголь не нашел, не узнал возраста Земли…"

— Нельзя так, Марта, — упрямо сказал мужчина. "Надо его наказать, этого мерзавца, чтобы ему неповадно было. Человек чести никогда бы так не поступил с женщиной…, - он покраснел: "А я? Господи, обещал ведь себе — жить по правде, после того, что с Евой случилось. И вот, с Констанцей…, Нельзя так — не по любви".

— Нельзя, — согласилась Марта. Он буркнул: "Прости. Я не хотел, вслух…, А то, что я предлагал жениться на Жанне — так я это сделаю, если надо. Ради мадемуазель Бенджаман я все сделаю, ты же знаешь".

Марта наклонилась и поцеловала его в лоб.

— "Знаю, — согласилась она. "А еще весь Париж знает — как ты любишь Тео. Робеспьер никогда в жизни не поверит, что ты, за ее спиной, соблазнил Жанну…, - она замерла и ударив кулачком по колену, выругалась: "Черт, черт!".

— Что такое? — озабоченно спросил Федор.

Выслушав ее, он только рассмеялся: "Месье Робеспьер письмо Жанны давно выбросил, уверяю тебя. Зачем оно ему?"

— Может понадобиться, — коротко ответила Марта, и надела шляпу: "Ничего, с этим мы разберемся. А вот Жанна…, - она завязала атласные ленты под острым подбородком, — Жанна…, - Марта повернулась на каблуке. Уже от двери, женщина крикнула: "Не сиди за полночь, у тебя лекция завтра".

Федор услышал, как она сбегает с лестницы, дверь хлопнула. Он выскочил на балкон: "Подожди, тебя же надо проводить!"

Но Марта уже уходила к реке — под руку с невысоким, плечистым, коротко стриженым мужчиной. "Робер или Франсуа, — успокоено подумал Федор. Вернувшись к столу, он повертел в руках записку для Тео.

Федор вспомнил ее взволнованный голос: "Месье Корнель, не надо, пожалуйста…, Это же венчание, это серьезно…, Вы же не любите мадемуазель де Лу".

— Она моя родственница и она в отчаянном положении, — спокойно сказал Федор. "Любой порядочный человек на моем месте сделал бы то же самое, учитывая, — он замялся, — учитывая, стремления месье Робеспьера к власти. Он очень опасный человек, мадемуазель Бенджаман. Я, конечно, не имею права вам что-то советовать…"

— Месье Робеспьер тут больше не появится, — спокойно сказала Тео. Федор посмотрел на ее припухшие глаза: "Плакала. Господи, бедная, как мне ей помочь, как? Только так, — твердо ответил он сам себе. "Тогда она больше не будет волноваться за Жанну, если я с ней обвенчаюсь".

— Как только мадемуазель де Лу оправится, я подам прошение о браке, — Тео все глядела на него, будто собираясь что-то сказать. Потом, комкая тонкие кружева на груди, она кивнула: "Спасибо вам, месье Корнель".

— Но я подумал, что надо все-таки его наказать, — хмыкнул Федор, посмотрев на ровные строки своей записки.

— Ладно, — он стал развязывать бечевку, — раз я завтра на рассвете не еду в Булонский лес — посижу, сделаю последнюю правку рукописи. Только кофе сварю сначала, — он поворошил угли в камине и внезапно прошептал: "Тео…, Господи, дай ты мне сил — видеть ее. Это ведь до конца дней моих, я знаю. Сладко, — он закрыл глаза и вспомнил свой шепот, там, в темной комнате, на узкой, старой кровати: "Тео, Тео, любовь моя, счастье мое, наконец-то, я не верю, не верю…".

— Сладко и горько, — тихо сказал Федор, потянувшись за сигарой, раскуривая ее. Он поставил кофейник на треногу и долго сидел, глядя на пламя камина.

— Сладко и горько, — повторил он. "Господь так решил, — так оно и будет".

Спальню заливал яркий свет утреннего солнца, пахло фиалками. Тео поставила на постель поднос орехового дерева: "Приходила Констанца, пока ты еще спала, она вернулась из деревни. Передает тебе, чтобы ты быстрее выздоравливала, и вот это, — женщина наклонилась и поцеловала белый, высокий лоб, с уже сходящими, желтоватыми синяками.

— Еще она принесла пачку новых книг, ей отец и Питер из Лондона прислали, — Тео стала загибать пальцы, — мисс Мэри Уолстонкрафт, это молодая английская писательница, Констанца ее очень рекомендует. "Историю Гвинеи" Бензенета, это американский аболиционист, он основал школу для девочек, в Филадельфии, и первым стал учить негров…

— Из Лондона, — болезненно, вздохнув, подумала Жанна. Она незаметно положила руку на свой живот: "Господи, месье Корнель предложил на мне жениться. Нельзя так, он же любит Тео, ее одну…, Но Марта и Тео сказали, что мне надо обвенчаться, тогда тот…, он…, ничего не сможет сделать с ребенком. Зачем я писала то письмо, зачем? — слезы сами закапали на шелковое покрывало. Тео, обняв ее, тихо спросила: "Что случилось, милая?"

— Письмо…, - всхлипнула Жанна. "Я была такая дура, Тео, но я думала — он меня и вправду любит, он будет рад ребенку…"

— О письме позаботятся, — Тео вскинула бровь. "Не волнуйся, пожалуйста, ты же слышала — профессор Бойер велел тебе лежать, и думать о хорошем. Констанца будет приходить, читать тебе, — Тео улыбнулась. Сжав пальцы, Тео вздохнула: "Господи, как тяжело. Она выйдет замуж, будет растить ребенка…, Но ты, же сама так решила — отпустить ее. Так надо".

Она вытерла слезы со щек Жанны и увидела, как дрожат ее губы. "Надо сказать, — велела себе женщина, — нельзя ничего скрывать от Тео. Она поймет, она ведь уже поняла".

Жанна подергала кружевную оборку на рубашке и слабым голосом сказала: "Тео…, я тебе еще кое-что не говорила…"

Закончив, она увидела, что Тео улыбается. Та, надбив верхушку яйца, налила в серебряную чашку кофе с молоком: "Ешь и пей. Булочки еще теплые, а молоко — козье. Марта договорилась, его теперь каждый день будут приносить. И яйца свежие, только из-под курицы".

— Тео, — Жанна полусидела, опираясь на подушки, с ложкой в руке, — Тео, мне так стыдно, прости, прости меня…

— Совершенно не за что, — черные глаза ласково улыбнулись. "Тео — робко продолжила Жанна, — но ведь я сама ему написала, сама, оттолкнула его. Не надо, чтобы он знал, об этом, — женщина показала на свой живот.