— И все равно, — зло подумала Лея, — мы по улицам ходим. Мужчины нас видят, и соблазняются. Сказано же, что нельзя идти вслед за женщиной. Все от недостатка скромности, — она стала быстро подстригать девушку и незаметно опустила глаза к своему плоскому животу. "Я должна была родить этим летом, — Лея раздула ноздри, — почему я не забеременела? Это все девчонка, с тех пор, как она появилась в доме, все пошло не так. Папа умер…, - она тихо вздохнула и напомнила: "Снимать платок можно только в микве. Дома и на улице он всегда должен быть на голове. И ночью тоже".

— А Дина расстраивалась, — усмехнулась про себя Джо. "Аарон и не увидит — что там у нее с волосами случилось".

— Иди, — Лея отряхнула волосы с прямых плеч девушки. Джо почувствовала холодок на голове. Она вспомнила соленый, крепкий ветер, брызги волн, бьющие в лицо, и свои руки на штурвале. "Сейчас бы на коня, — вдруг подумала девушка. "Да что это я — госпожу Судакову удар хватит. Она, наверное, и не знает, что женщины могут в мужском наряде ходить".

Вода крохотной, каменной миквы была теплой. Джо, сомкнув веки, представила себе море. "Скоро домой, — она опустилась на дно. Вынырнув, сложив руки на груди, девушка громко сказала благословение.

Вторая дверь была приоткрыта. Лея, наблюдая за окунанием, бросила взгляд в ту сторону:

— Раввины все слушают, они там. Авраам, наверняка, думает о других женщинах, — она крепко, до боли, сжала длинные пальцы. "Приходит ко мне, каждую ночь, как положено, когда я чиста — а думает о других. О матери девчонки, о той…, - Лея поморщилась. Она искоса взглянула на обнаженную девушку, что выходила из миквы. Лея отвернулась и сухо сказала: "Все. Иди одеваться и не забудь сделать омовение рук".

Женщина прислонилась к влажной стене. Дождавшись, пока закроются двери, она опустила голову в ладони.

— Я прошу тебя, Лея, — услышала она шепот мужа, — хотя бы платок сними. Ты же знаешь, как я тебя люблю. Что было, то было, оно больше никогда не повторится. Пожалуйста…

— Нельзя, — ответила она коротко, сжав руку в кулак. "Не трогай меня так, это запрещено".

— Неправда, — разъяренно сказал ей муж. "Ты не хуже меня это знаешь. То, что нельзя делать — я делать не буду, а все остальное, Лея… — он помолчал. Мягко, ласково обнимая ее, целуя куда-то за ухо, он шепнул: "Тебе же нравилось, Лея. Помнишь, когда мы поженились? Нравилось ведь, — она почувствовала руку мужа и увидела перед собой серые, большие, наполненные наслаждением глаза.

— Он тогда стонал, — сказала себе Лея. "С ней стонал. И она — тоже, грех так говорить, но покоя ей я не желаю, развратнице".

— Это мицва, — он провел губами по ее шее, — это заповедь — радовать жену. Мне же хочется, чтобы тебе было хорошо, милая…

— Если мы будем вести себя скромно, — справившись с собой, ответила женщина, — Господь нас вознаградит благочестивыми детьми, такими, как наш сын.

— А не такими детьми, как твоя дочь, — чуть не добавила Лея. "Пяти лет девочке не исполнилось, а уже за Рамбамом тянулась. Я едва кабинет успела запереть, перед ее носом. Не для женского ума такие книги".

— Хорошо, — вздохнул муж. "Хорошо, милая, пусть будет так, как ты хочешь".

Она лежала на боку, шепча что-то, в кромешной, непроницаемой темноте спальни, под глухим одеялом. Перед ней была маленькая, подвальная комната, запах — сладкий, густой, звериный запах и та женщина — улыбающаяся, откинувшая голову на плечо ее мужу.

Лея вышла в переднюю. Увидев одетых девушек, она велела: "Будьте тут, к ешиве прямо отсюда пойдем. Сейчас я женщин позову, и вуали ваши принесу".

— Вуали! — фыркнула Джо ей в спину. "Ты видела, — она повернулась к Дине, — из-под них ничего, и разглядеть нельзя, ткань плотная. Будут нас под руки вести. Эй, — Джо опустилась на колени перед деревянной лавкой, — ты что? Дина, что случилось?"

Девушка плакала — тихо, едва слышно. "Я боюсь, — сказала, наконец, Дина, — боюсь, как это будет. А вдруг у нас ничего не получится…, Вдруг я ему не угожу…"

Джо вздохнула. Намочив холщовую салфетку, она протерла лицо подруги. "Какая чушь! — сочно сказала девушка, — никто никому не собирается угождать. Вы с Аароном любите друг друга. Все будет хорошо, поверь мне, — она обняла Дину и пощекотала ее. "И вообще, он домик купил, с садом, следующим летом родишь мальчика…"

— Или девочку, — слабо улыбнулась Дина.

— Или сразу двух, и будете там сидеть, — решительно закончила Джо, — в тени гранатового дерева. Поднимайся, — она потормошила подругу, — давай в эти платья влезать.

— Я бы очень хотела, — краснея, застегивая маленькие пуговицы на длинных рукавах, призналась Дина, — тебя бы еще увидеть.

— Вот и приедете в Амстердам. Или в Лондон все вместе отправимся, мой отец только рад будет, — Джо огладила светлое, шерстяное платье: "Вещи свои так и увезу обратно, а в Европе уже другая мода, наверное".

Дина хихикнула и прижалась щекой к ее щеке.

Лея достала из сундука вуали. Высунув голову из-за двери кладовой, она велела падчерице: "Одевайся, помоги Моше, а потом идите в ешиву".

Девочка кивнула, дверь внизу скрипнула. Ханеле, рассмеявшись, перегнулась вниз: "Папа!"

Женщина спустилась по лестнице, и оглядела мужа: "Тебе в спальне все приготовлено".

Степан удобнее перехватил книги. Помолчав, огладив бороду, он снял черную шляпу. "Мой брат, — сказал он, — успел вернуться с того озера, так что он будет на свадьбе. Я его видел, только что".

Лея дернула краем рта: "Он не еврей"

— Где это написано, — ядовито осведомился муж, — что не евреям нельзя ходить на наши свадьбы? Я тебе больше скажу — он у нас еще и пообедает завтра, и с племянниками прогуляется.

— Я не отпущу своего сына, — зашипела Лея, — с идолопоклонником. Он может повести Моше в…

— В церковь, — устало закончил Степан. "Не волнуйся, не поведет. Нечего больше об этом говорить, — он посмотрел на ткань в руках жены. "Ты шла куда-то, вот и иди. Хупу ставят уже".

Жена повернулась, у двери: "Когда человек становится евреем, он как новорожденный младенец, у него нет больше ни отца, ни матери, ни тем более брата".

— А у меня — есть, — муж положил книги на сундук, что стоял в передней. "Я его и так редко вижу, Лея. Я не намерен от него отказываться. Если тебе это не нравится, — Степан усмехнулся, — можешь со мной развестись. Ах, прости — раввинский суд тебя не будет слушать, у тебя нет ни одного основания для развода. А вот я могу с тобой развестись хоть завтра, не забывай, — серые глаза мужа яростно заблестели.

Лея молчала, опустив голову.

Он развязал пояс капоты: "Ты помни, я стал евреем не из-за любви к тебе, Лея, а из-за любви к этому, — Степан опустил руку на книги. "А они со мной останутся всегда". Он, было, хотел еще что-то сказать, но махнул рукой: "За детьми я присмотрю".

— Из-за любви к ней, — гневно прошептала Лея, выйдя во двор, открывая ворота. "К матери Ханы. Ну что ж, — она вздернула подбородок, — раз ты так любишь своего брата, Авраам, я тебе расскажу кое-что интересное о нем. После этого и ноги идолопоклонника в моем доме больше не будет".

Женщина сцепила, зубы и быстро пошла к микве.

Аарон провел рукой по искусно вырезанным цветам на спинке кровати. В маленькой спальне пахло розами, на комоде орехового дерева стояло зеркало в серебряной оправе и флакон с ароматической эссенцией. Он оглянулся на закрытую дверь. Присев на кровать, Аарон погладил шелковое покрывало. Из гостиной доносились мужские голоса.

Задняя дверь спальни выходила в крохотный сад. Он выглянул наружу и улыбнулся — в поилке барахтались птицы, две рыжие собаки лежали под гранатовым деревом. Ратонеро поднял голову и посмотрел на хозяина. "А ты, — сказал Аарон второму псу, — по морю поплывешь. В Амстердам". Сын Ратонеро перекатился на спину и поболтал лапами в воздухе. Жужжали пчелы, из каменного сарайчика, пристроенного к стене сада, пахло свежим деревом.