Как же она может в такой ситуации сбежать? Она жила по-настоящему во времена кризиса и напряженных усилий. Ради этого она пользовалась месяцами тишины и покоя в Марипозе и в доме в Блэк-Пойнте, когда отдыхала и накапливала силы.

Джесси подошла к шифоньерке и взглянула на себя в зеркало. Она увидела не нежное знакомое лицо, а жесткое, решительное; вся красота и мягкость исчезли. Под левым уголком рта уже появилось пятно. Ее лицо стало маской, свойственной солдату, а ее грубое повседневное черное платье могло сойти за униформу.

Решительным жестом она поправила свои волосы, отвела ногой полу юбки назад и вышла из комнаты для встречи с генералом Фремонтом.

У Джона было мало времени заниматься чем-либо, кроме военной стратегии и политики; ей приходилось самой доделывать то, что по какой-то причине не было сделано в штаб-квартире. Горас Грили ее похвалил однажды, сказав, что она — жена-исполнитель. В сложившейся обстановке штаб-квартира оказалась сродни обычному дому, а планы военного снабжения и различные мелкие детали были близки к тем, какие необходимо учитывать, чтобы домашнее и семейное хозяйство велось успешно.

Она руководствовалась единственным желанием помочь мужу и гордилась тем, как он вселял в войска боевой дух и готовил солдат к сражениям, восхищалась его выдержкой и терпением, когда Вашингтон наложил руку на закупленное им в Европе оружие и отказался передать хотя бы часть его Западному командованию, когда генерал Мейгс отменил его заказ на приобретение лошадей в Канаде, не сочтя нужным даже сообщить о своем решении. Своим придирчивым глазом она видела, что он не теряет присутствия духа в окружающем его хаосе.

Дни тревоги и разочарований сменяли друг друга, именно на Западный департамент выпали наихудшие беды. Партизаны-южане опустошали Миссури, сжигая фермы и дома, стараясь вытеснить из штата сторонников Союза. Они действовали небольшими бандами, наносившими удары столь неожиданно и причинявшими ущерб по ночам столь стремительно, что последствия их вылазок были равноценны действиям армии. Джон посылал вооруженные отряды против партизан, но их невозможно было найти, не говоря уже о том, чтобы пресечь их диверсии. Но он понял одно: банды состояли из плантаторов, которые могли покинуть свои дома, потому что на месте оставались рабы-негры, выполнявшие работу на плантациях. Обдумывая эту проблему в жаркие дни августа, он поделился своими соображениями с Джесси:

— Имеется единственная возможность разгромить партизан, но она требует решительного шага…

— Какого?

— Я могу освободить рабов на территории, находящейся под моим контролем.

— Освобождение! Но, Джон, есть ли у тебя такие полномочия? Есть ли у тебя право?

— Ты задаешь двойной вопрос, Джесси. Как военный командующий я обладаю властью; что же касается морального права, то этот вопрос каждый должен решить сам за себя. Если я издам прокламацию об освобождении рабов, чьи хозяева воюют против нас, то она достигнет двух важных целей: вынудит партизан — владельцев плантаций возвратиться домой, чтобы спасти свою собственность и не потерять рабов. Если же они продолжат борьбу, то тогда тысячи негров перейдут на сторону сил Союза.

— Это изменит характер войны! — воскликнула Джесси. — До сих пор мы сражались за то, чтобы не допустить откола Юга от Союза; слишком много людей на Севере думают, что мы должны отпустить южан, что они — единственный источник осложнений. Но прокламация превратит войну в поход за свободу.

Он устало прикрыл глаза руками.

— Я не знаю, — пробормотал он. — Когда я думаю об освобождении с военной точки зрения, то все выглядит ясно и логично, когда же начинаю думать о политических последствиях… я не политик, Джесси; все, что хочу сделать, — это разбить в Западном округе сторонников раскола. Чем ближе я подхожу к целям войны, тем меньше понимаю, за что борется Север. Наказать Юг за обстрел форта Самтер? Загнать южан обратно в Союз? Или же отменить рабство, чтобы нация могла думать о чем-то ином?

— Каждая группа в стране имеет свои особые причины в зависимости от того, где живут люди и во что они веруют.

— И могу ли я спросить, почему вы участвуете в войне, миссис Фремонт?

— Могу ответить просто и прямо: чтобы отменить рабство.

Подойдя к мужу, она спросила:

— Не думаешь ли ты, что нам следует обсудить это с Фрэнком Блэром? Он поймет политические последствия…

— Нет, нет! — взорвался Джон. — Этот вопрос надо решить, исходя из военной необходимости, а не по политическим мотивам. Фрэнк начнет говорить о воздействии на сомнительные пограничные штаты, не побудит ли это некоторых из них переметнуться на сторону Конфедерации, как будет реагировать официальный Вашингтон. Мне хотелось, чтобы это был локальный военный ход, применимый только к Миссури. Его эффективность будет определяться неожиданностью, Фрэнк разошлет сообщение в газеты, и они опубликуют его на следующий же день.

Пока они обдумывали сказанное, в комнате наступила тишина. Джесси поймала себя на том, что изучает своего мужа. Он больше не расчесывал волосы на прямой пробор, а коротко их стриг, хотя они все еще оставались слегка курчавыми. Шевелюра и бородка поседели, лоб казался более высоким из-за того, что линия волос отступила назад, выражение лица было сильным и уверенным по сравнению с тем, какое было во время первых экспедиций: глаза казались более крупными, более вдумчивыми, готовыми к действию. Осознававший, что на его плечах сверкают две звезды генерал-майора, он создавал впечатление сильного, активного человека, который способен добиться победы.

Почувствовав, что она пытливо рассматривает его, Джон тихо спросил:

— Что скажет начальник штаба? Одобряет ли он?

Джесси с вызовом приподняла голову:

— Да, генерал, всем сердцем одобряю: это убедит Юг, что мы не шутим, и удержит многих рабовладельцев от участия в войне против нас.

На рассвете следующего дня ее разбудил громкий стук в дверь. Она поднялась и услышала голос ординарца:

— Миссис Фремонт, генерал просит вас незамедлительно прийти в его кабинет.

Она быстро оделась и спустилась в кабинет Джона на втором этаже. Джесси не сказала ни слова, но даже беглый взгляд убедил ее в том, что он почти не спал в эту ночь.

— Джесси, я решил, что нельзя терять времени. Мы должны очистить Миссури от партизан. Этот приказ решит дело.

Он взял плотно исписанный лист бумаги, дал его жене и попросил прочитать текст вслух. Она прочитала:

Окончив чтение, Джесси с трудом перевела дух. Джон с твердостью в голосе сказал:

— Настало время решительных действий. Мне даны полномочия покончить с мятежом на территории, находящейся под моим контролем, и я доведу до сознания каждого мятежника, выступающего против Союза, что его ждет кара.

Джесси положила приказ на стол, взволнованно сказав:

— Это наиболее важный документ, изданный за время войны. Предоставление свободы рабам мятежников лишит Юг возможности продолжать боевые действия.

Джон попросил Джесси переписать приказ, чтобы его мог прочитать наборщик, а затем отправил документ в типографию. Джесси стояла рядом с Джоном, когда он читал оттиски. Затем она отвезла экземпляр приказа в редакцию сент-луисской газеты «Демократ» и отправилась в помещение, где собирались корреспонденты, чтобы дать репортерам полную информацию.

Ни она, ни Джон не ожидали такого энтузиазма и почти истерического восхваления, с каким была встречена на Севере прокламация об освобождении. По улицам Новой Англии маршировали с песнями ликующие толпы. Молодые люди, которых сдерживало непонимание целей войны, переполнили вербовочные пункты. Некий член конгресса объявил, что прокламация «подняла и объединила народ лояльных штатов сильнее всех других событий войны». Крупные газеты Севера, включая нью-йоркскую «Геральд» и чикагскую «Таймс», симпатизировавшую Югу, присоединили свой голос к восхвалению прокламации. Ее текст с редакционными комментариями появился на первых страницах нью-йоркских газет «Таймс» и «Трибюн», вашингтонской «Нэшнл интеллидженсер», бостонской «Пост» и чикагской «Трибюн». Журнал «Харперс уикли» расценил прокламацию «началом конца», и такая оценка разделялась большинством в лояльных штатах. На Среднем Западе люди кричали: «Наконец-то мы знаем, за что боремся, и теперь мы быстро покончим с войной!»