Судья Коул тихонько удалился в синюю гостиную, и Джесси видела, что он ходит взад-вперед за открытой дверью. Какое-то время она наблюдала за президентом, читавшим стоя у светильника длинное письмо, затем подвинула к себе стул и села.

Закончив чтение письма, Линкольн подошел к Джесси, выдвинул из ряда около стены стул и сел напротив нее. Длинная рука, державшая письмо, казалось, была готова положить его на красный ковер.

— Миссис Фремонт, — сказал он, — я написал генералу, и он знает, что нужно делать.

— Мистер Линкольн, могу ли я спросить, аннулировали ли вы прокламацию об освобождении?

— Да, я только что написал проект приказа. С него снимут копии и пошлют завтра утром.

— Мистер президент, — выкрикнула она. — До отправки вашего послания, когда будет уже поздно, позвольте мне нарисовать вам полную картину происходящего в Миссури, позвольте показать вам, каким образом прокламация генерала об освобождении реально поможет выиграть войну.

Заметив, что президент поморщился, она заговорила еще быстрее:

— Именно поэтому я приехала, мистер президент; генерал Фремонт полагал, что будет лучше, если я смогу все объяснить. Генерал считает, что он находится в невыгодном положении, поскольку против него выступают люди, которым вы доверяете.

— Кого вы имеете в виду, — спросил президент Линкольн, — какие лица иных взглядов?

Джесси поняла, что получила отпор. Она сказала:

— Генерал убежден, что победа силой оружия потребует длительных и дорогостоящих усилий, нужны и другие средства, чтобы обрести поддержку Запада. Ведь идея иногда столь же эффективна, как ружье: если мы убедим Юг в том, что каждый мятежник потеряет рабов, то лидеры сецессионистов столкнутся с раздорами в собственных рядах, а это серьезно помешает им вербовать солдат и сражаться…

— Вы настоящий женский политик, — заметил президент.

Джесси отшатнулась, словно ее ударили. Несколько секунд она молча сидела перед президентом, ей казалось, что он не услышал ее слов, просто отверг ее рассуждения на том основании, что она женщина. Как сказал ей генерал Кирни, женщинам нечего делать в мужском мире; они только создают неразбериху. И теперь Авраам Линкольн, который так энергично вел избирательную кампанию за ФРЕМОНТА И ДЖЕССИ, человек, у которого были все основания считаться другом и поклонником, смотрит на нее свысока, называя «женским политиком».

Выражение ее глаз показало, что она обижена, лицо Линкольна смягчилось, и он сказал твердо, но с большей мягкостью в голосе:

— Генералу не следовало бы делать этого; он никогда бы так не поступил, если бы посоветовался с Фрэнком Блэром. Я послал Фрэнка, чтобы он советовал ему и держал меня в курсе дела о действительном положении вещей и о том, как развиваются события.

— Но, мистер президент, вы дали генералу карт-бланш в Западном регионе. Вы разрешили ему делать то, что он считает необходимым для победы.

— Военной победы, миссис Фремонт. — Президент перешел на тон, который она могла оценить как сердитый. — Генералу не следовало ни в коей мере втягивать негров в войну! Это война во имя великой национальной цели. Негры не имеют с войной ничего общего.

— Генерал Фремонт обладает сильным влиянием, и у него есть последователи в Миссури; если он решился провести в жизнь приказ об освобождении, он может сделать это…

Линкольн поморщился и сказал:

— Миссис Фремонт, у нас в союзной армии нет независимых командиров, все они под началом военного департамента.

Она понимала, что время интервью ограничено, и поэтому обратилась к другому аспекту проблемы.

— Мы не знали, что Фрэнк Блэр представляет вас, — сказала она. — Он не выступал в этом качестве прямо. Нас заверяли, что генерал Фремонт — единственный командующий в своем регионе.

— Не делалось ничего, что могло бы ограничить или ущемить авторитет генерала. Ссоры очень вредят нашему делу, миссис Фремонт, они недопустимы.

Он поднялся. Джесси смотрела на него снизу вверх. Она понимала, что ей предлагают уйти, когда она не выполнила и части задачи, ради которой послана. Президент так и не сослался на длинное письмо Джона и не попросил дополнительной информации. Очевидно, он уже составил свое представление о генерале Фремонте и прокламации об освобождении. Она должна сделать последнюю попытку разубедить его.

Джесси встала и принялась быстро говорить. Она сделала обзор истории Западного командования, беспорядка, который царил там до прихода Джона, его деятельности по обороне Сент-Луиса, подготовке войск, покупке снаряжения за собственный счет, когда Вашингтон отказался выделить средства, рассказала о том, как он спас Каиро, вселил уверенность в солдат. Она описала действия партизан, множество взаимосвязанных проблем и показала, что прокламация об освобождении поможет решить многие из них. Она выделила тезис, в котором была глубоко убеждена: Север ведет войну не ради обороны или в отместку за обстрел фронта Самтер и не войну с целью вернуть Юг в Союз. Это война за ликвидацию рабства; если с ним не будет покончено и даже если удастся удержать Юг в составе Союза, война будет вспыхивать вновь и вновь.

Она думала и говорила крайне быстро и исключительно точно, но в то же время ее память фиксировала все внешние моменты: жена президента Линкольна подслушивала у двери в столовую; судья Коул прислушивался у двери в синюю гостиную; Авраам Линкольн возвышался над ней, мрачный, смущенный, желавший остановить ее, но не знавший как. Она не помнила, как долго говорила — десять, быть может, пятнадцать минут, она даже не помнила всего того, что сказала, ибо ее ум работал в бешеном темпе, желая использовать последние ценные секунды, чтобы предотвратить отход президента от ее мужа. Она целиком представила внушительное описание сделанного Джоном Фремонтом, прося президента не прислушиваться к противникам Джона, не лишать его доверия, не подрывать его положения, осуждая перед всей нацией как порывистого и упрямого человека, когда в его руках оказывается власть.

Но вдруг ее голос пресекся посреди фразы: она поняла, что Линкольн обижен тем, что она пришла в Белый дом в грязном платье, с волосами, пропитанными сажей и дорожной пылью; не ушла, когда он дал понять, что пора уходить, что она вмешалась в мужской мир, пыталась навязать ему свое мнение, в то время как решение о любом серьезном шаге входит в его, и только его, компетенцию.

Наступила неловкая тишина; она и президент стояли, глядя друг на друга. Затем тоном, таким мягким, что она не была уверена, слышит ли он ее, она поблагодарила за любезный прием. Он промолчал.

— Когда я могу получить ответ на письмо генерала Фремонта? — спросила она.

— У меня куча дел. Возможно, завтра или на следующий день.

— Спасибо, мистер президент, я приду за письмом.

— Нет. Я пошлю вам его завтра или послезавтра. Где вы остановились?

— В гостинице «Виллард», мистер президент. Буду ждать вашего ответа. Спокойной ночи, сэр, и еще раз спасибо.

Когда они возвращались в гостиницу, судья Коул сказал:

— Миссис Фремонт, генерала отстранят от участия в войне; здесь есть группировка, которая занимается делами Севера, и она настроена против генерала.

Слишком подавленная и упавшая духом, Джесси перед входом в отель пожелала судье спокойной ночи, пошла в свой номер и написала шифрованное сообщение Джону. Она изложила общую картину случившегося, но воздержалась от крайнего пессимизма, сообщив, что останется в Вашингтоне до завершения миссии. Почти валясь с ног от усталости, она сбросила грязную одежду и плюхнулась в постель. В глубине души Джесси чувствовала, что действовала плохо, вела себя неправильно, оттолкнула от себя президента, и нет надежды склонить его в свою пользу.

Она хотела быть сильной женой, а теперь с запозданием поняла правоту генерала Кирни, Фрэнка Блэра и президента Линкольна: жена, в наименьшей мере старающаяся ею быть, — лучшая жена.

Она спала долго и проснулась лишь после восьми часов на следующее утро, приняла горячую ванну, тщательно вымыла волосы, и ей стало легче в чистом белье и свежем платье. Едва она успела завершить свой туалет, как в дверь постучал Фрэнсис Блэр. Прошло пять лет с тех пор, как он вел избирательную кампанию за Фремонта; исчез даже венчик волос на его лысой голове, и его глаза казались наполовину закрытыми. Они обнялись как люди, ценящие прошлое, но готовые бороться за будущее.