— Мы таких уродов в мировую расстреливали, даже не из‑за угла, а в рожу. И рожи чистили всегда и везде. Фашисты такими не были, как эти говнюки.

— Где ты был последние девять месяцев?

— Прятал добро, строил замки, качался.

— Просто, лаконично, бессмысленно, — хмыкнул Броневик.

— Во — во, — кивнул Роберт, — если ты говоришь, что игра заканчивается, какой смысл что‑то прятать?

— Сама игра останется, с концами исчезнут только персонажи.

— То есть, останется всё, кроме игроков?

— Не совсем так. Мир изменится, без этого никак, катаклизм все же. А вот начинать придётся все с начала. При этом, некоторые города, крепости, деревни и прочее, имеет шанс уцелеть.

— То есть, если мы, сразу после этого катаклизма вернемся в игру и рванем к нашему городу, то можем вновь им завладеть?

— Чисто теоретически, — хмыкнула Ира, — как мы первыми уровнями доберемся до локации 180?

— Она правильно говорит, — кивнул я, — хотя изменений будет очень много. Возможно, что локация станет всего 40 уровня, а может и на 1000 будете с боем прорываться.

— Значит, кардинальное изменение игрового мира. И как ты свои схроны искать будешь?

— Ну, есть у меня подозрение, что при катаклизме будет учитываться некая стойкость городов и крепостей. Если мало, то снесет и сровняет с землей, если достаточно, то хотя бы руины останутся. Если много, то все, или хотя бы многое, останется по — старому. Это только предположение, как будет, сказать не могу.

— Имеет нас смысл делать такие же схроны? — спросил Роберт у Иры.

— Имеет! — она кивнула, — если все будет именно так, то в игру мы все равно вернемся, а иметь хоть какие‑то тайники и стартовый капитал, будет очень выгодно.

— И сколько людей владеют этой информацией? — спросил паладин.

— Я и вы, — пожал я плечами

— Хм, — он задумался, — Лаки, я только не могу понять, почему ты нам помогаешь? В альтруизм я не верю, хотя в случае с тобой, я уже не знаю, во что верить. И ты не делишься с нами всей информацией, почему?

— Сейчас просто не время, но обещаю позже рассказать.

Все присутствующие переглянулись, и видимо что‑то решили.

— Ладно, мы запомним. Когда это позже наступит?

— А ты задавай вопросы, я буду давать ответ, либо на вопрос, либо когда скажу.

— Ты связан как‑то с создателями игры?

— Нет, — пожал я плечами, — глупый вопрос.

— Ты знаешь, кто создал игру?

— Нет, только предполагаю, но озвучивать не буду, возможно позже, но только возможно.

— Ты получил какие‑то способности?

— Да.

— Какие? — вот на этой вопросе вперед подались все.

— Дофига, и мало одновременно. Первым была интуиция или некое предчувствие. После того, как я стал вампиром, я дни три отходил. Сверх сила, сверх скорость, и безумная жажда, я чуть не рехнулся, так хотел впиться в чью‑то шею и вылакать. С трудом сумел себя убедить, что все не в серьез. Я, собственно, потому и ушел в лес, где случайно натолкнулся на сферу. В вампира не люблю превращаться, жажда потом мучает несколько часов и терпеть её невыносимо.

Уже под сферой, найдя завалявшиеся рога, провел над собой еще и превращение в демона, тут вообще непередаваемые ощущения. В общем, в реальность я возвращаюсь очень редко, тут с собой справиться гораздо легче.

— Как же ты будешь, когда игра закончится?

— Если честно, то не знаю, — печально ответил я.

— С вампиризмом мы уже столкнулись, — неожиданно заговорил Пилюлькин, — несколько сошедших с ума нам уже привезли. Два парня и девушка, у обоих укоренилась мысль, что они вампиры. Случай не первый, но у них троих появились клыки и очень прочные когти, семь человек, суммарно, они убить успели. Кровь на них впитывается, как у настоящих вампиров, это до жути пробирает.

— Да, Лаки, дела у нас дрянь, тут Илья Евгеньевич прав. У кого‑то кожа стала на камень похожа, у кого‑то хвост стал расти, кто‑то жабрами обзавелся, целый музей уродцев.

— Внутренних изменений больше, чем внешних. Кто‑то получил способность к оперированию силами. Илья, например, теперь и в реальности может лечить наложением рук. Мощная вещь, хотя и с большим откатом, и желательно использовать её после выхода из игры, быстро эффект спадает, потом слабый аналог только остаётся.

— Да, ты знал, что после 300 уровня, изменения у людей стали проявляться чаще и держаться дольше?

— Нет, не знал, хотя предполагал, что что‑то изменится.

— После тысячного уровня еще больше изменений, правда, клинить начинает некоторых, — добавила Лена, посмотрев на Роберта.

— Поменялся бы я с тобой, — вздохнул он.

— Да нафиг надо.

— А что у тебя? — поинтересовался я.

— Что‑то вроде предсказаний. Чёткости никакой, но прут постоянно, с ума сводят.

— В реальности слабее?

— Намного, но тоже стало докучать. Зато остальные способности прикурить дают. Какие, уж извини, не скажу, сам понимаешь.

— Еще вопросы ко мне есть? — улыбнулся я.

— Куча. И меня сейчас интересует, зачем ты все же к нам сейчас пришел?

— Мне нужна помощь, — вспомнив, что я задумал, мне стало немного не по себе.

— Что‑то ты как‑то недобро сейчас побледнел, — осторожно сказал Двурукий, — я такую реакцию знаю. Выкладывай, что ты задумал.

— Я хотел, что бы вы меня поубивали.

— Всего‑то? — удивился Двурукий.

— Вот этим, — я достал единственное, оставшееся со мною оружие.

— Это та образина, что ты делал в нашей кузне?

— Да, только это не образина, это особое оружие, способное изменяться в зависимости от пожеланий держащего. И его сила в том, что оно атакует намного сложнее обычного оружия, затрагивая не только физическую составляющую.

— И для чего оно тогда нужно?

— Оно способно забирать не только жизнь, но и силу, помещая её в особые резервуары. Одно но, это болезненная процедура.

— То есть, оно может избавить от какой‑то особенности, способности и силы?

— Да.

— Эти силы можно потом использовать другому? — догадалась Ира.

— Можно, но сначала их надо достать.

— Значит, ты хочешь лишиться всех сил? Зачем?

— При катаклизме, находясь вне игрока, они могут уцелеть, а с игроком исчезнут полностью и навсегда.

— Что ты там говорил? Три недели отдыха? Да хрен мы с Хельдом отдохнем, — начал ругаться Двурукий. Остальные присутствующие тоже были в подобном расположении духа.

Эти три недели прокляли все посвященные. Избиение младенцев происходило в двух километрах от города, под охраной эльфа, которые, кстати, подарили Лаки какие‑то зеленые листья — амулеты. Что это за амулеты, он говорить отказался.

После того памятного разговора, никто не решался "наехать" на него по всем правилам конторы, очень боязно было. Сам Лаки походу даже не понимает, что его окружает такая аура, что даже бывалый разведчик, которым оказался Двурукий, не рискует высказываться резко, особенно к чему‑то принуждать. Да и что он такое сделал, как узнал секреты Двурукого, тоже наводят на не веселые мысли. Сам‑то старик молчит, только Роберту что‑то в двух словах объяснил, и то, потому что вроде как начальство, да Пилюлькин что‑то знает, но он такая же перечница, как и Двурукий. Хотя, на стариканов эти двое уже никак не тянут, оба крепкие, подтянутые, явно работа Пилюлькина, эффект омоложения, мать его. Этот эффект, вернее сама возможность, сейчас самая большая тайна их небольшого отдела, реального отдела. Если об этом узнают, сгрызут с потрохами даже таких зубров.

После небольшого совещания, было принято решение избавляться от всех способностей, может и в реальности они исчезнут. И если Роберт был бы рад таким "откатам", то большинство не очень. Хотя тот же Лаки сказал, что в реальности может ничего и не поменяться, так что остаётся на это надеяться.

Оружие он придумал страшное, нет никого, кто бы его не боялся, даже сам Хельд вздрагивает, когда его видит. Хотя, именно ему и полагается больше всех вздрагивать. Если со всех, при убийстве, вытягивает по одной — две особенности, то у Лаки хоть авоську подставляй. А именно вытягивание этих особенностей самая неприятная вещь, даже не так — самая ужасная вещь. Тебя выворачивает наизнанку и запускает миллионы муравьев на эту изнанку, у которых не челюсти, а минимум пятисантиметровые наросты с мелкими зубцами, которыми они постоянно всё пилят. Бр, мерзость. Одним словом, проходить эту процедуру, все — НЕНАВИДЕЛИ! Вопрос, зачем это нужно, оставался открытым, но если Лаки терпит, все остальные тоже решили терпеть.