- Ты лечил? Прими благодарность, мастер Ульрик.

- Приму, куда ж деваться. Только кроме благодарности, ты мне расходы возмести. Случай у тебя интересный образовался, так что, штопал я тебя, будем считать, бесплатно, а вот зелья дорогие использовал. На дороге не валяются – с намеком подмигнул мне старый мастер.

- Справедливо – согласился я.

А чего тут спорить. Дорог топор к битве, ложка к похлебке, девка к постели, а парус к ветру. А лекарь к полудохлому Коню.

- Ну, раз справедливо, то марка золотом с тебя – равнодушно поведал мне собеседник.

Я в это время пил пиво, так подавился и едва не откусил кусок от глиняной кружки.

Золотая марка это много. Одиннадцать – двенадцать здешних серебряных марок или полста серебряных пеннингов (на наши деньги), если в размен, но за нее обычно больше дают. За десяток полновесных пеннингов у нас можно было бы купить молодого сильного трэля, а поторговаться – так и дешевле взять можно.

- Сколько??? – прокашлявшись, промяукал я.

- Марка золотом – не меняя интонации, повторил мастер – Сам суди: на тебя только укрепляющего четырнадцать больших склянок ушло, а обезболивающее, а снотворное, раствор, рана чтоб не гнила, а чтоб затягиваться начало? А служанке что тебя кормила с ложки беспамятного и задницу тебе мыла, я ей платил. Так что, марка золотом. Или серебряных марок можно, десяток, и еще четыре. Золото нынче дорого – посетовал старик – У тебя есть? Том сказал, денег у тебя с собой нет, может, захоронка какая имеется?

Я открыл рот, дабы поведать что...

- Тогда людей с тобой пошлю, и, вон, Самуэля еще. С патрулем и съездите, куда там тебе надо. Привезешь деньги – свободен станешь – продолжил Ульрик.

Я поглядел на разбойничью рожу рекомого Самуэля, зашедшего на кухню погреться и выпить кружку пива, и рот свой закрыл.

- Нету.

Как достану, что в мешке (если еще найти его смогу под снегом), так меня там и прикопают. Скажут - волки заели ночью, потому что не могут волки ночью не заесть того, у кого в выкопанном мешке золотишка сильно больше марки золотом, и при этом под рукой нет оружия и верных друзей. А что у тех волков зубы железные окажутся, что режут, а не рвут – так, кого это волнует? Мастеру заплатят, остальное поделят.

И водичка непростая там же приложена, мастер наверняка влет определит, что это такое, и тоже счастлив станет. И ему тоже свидетель ни к чему, который знать будет, какое счастье алхимику на старости лет привалило.

- Нет у меня столько денег – сумрачно заявил я.

- Значит, отработаешь.

- Кем?

- Кем скажу. Том рассказывал – ты в травах разбираешься, и в алхимии понимаешь толк?

- Немного разбираюсь – уныло протянул я.

Застрять тут надолго в подмастерьях мне не слишком улыбалось. Вот в дружине – другое дело. А подай-принеси-в-нюх-получи не для меня, и зачахнуть над котлами тоже не моя мечта.

- Вот и отработаешь подручным. Платить буду – мастер задумался – десять медных. В месяц.

Я возмутился, ибо гроши. Удалось настоять на тридцати, с условием повышения, за хорошую работу, плюс кормежка и одежда – дальше Ульрик уперся насмерть, но и то хорошо.

- Ты говорил, случай интересный со мной (Асы дозволят – свидимся, и я тем двум «случаям» сбрею топором все выступающие части тела) случился? – вопросил я лекаря.

- А? Да, интересный. Непростым клинком тебе шкуру продырявили. Оружие у эльфов хитрое есть: как в мясо воткнется, так кусок в ране оставляет, а он потом прорастать начинает, прямо в человеке. И не выкорчевать никак – Ульрика едва заметно передернуло, но, взглянув мельком на меня, он тут же поправился – Ну, почти никак. Я ведь не зря титул мастера имею, так что справился. Но хватит болтать, пошли во двор.

- Зачем?

- Как зачем? Договор составим, при свидетелях. Ты ведь нордман? Поклянешься при всех бородой и копьем вашего Одина, что вернешь мне марку золотом, и не уйдешь от замка дальше мили без моего разрешения, и не будешь пытаться как-то уклониться от уплаты – и отдыхай, с завтрашнего дня приступим.

И мы приступили.

Недоброе промозглое зимнее утро встретило меня бодрящим сквозняком, упражнениями (из «Коня жилистого резвого» я за время болезни превратился в «Коня сушеного немощного» и меня эти категорически не устраивало), плотным завтраком и речью мастера Ульрика, который спешил ознакомить меня с фронтом работ. А фронт работ, определенно, был широк, думал я, оглядывая колдунское логово.

Обширный подвал освещался свечами и факелами на стенах, дававшими непривычно яркий и ровный свет, и практически не коптившими, возле одной из стен наличествовало что-то вроде печи с дымоходом, уходившим в потолок, в зеве печи висел на цепях могучий закопченный котел, еще с десяток котлов и котелков, больших и малых, висели и стояли рядышком. Шкафы и полки, столы и подставки, сплошь заваленные и заставленные всяким хламом, бутылями, чашками, книгами, инструментами, связками трав и мешками с чем-то – свободного места оставалось немного. У дальней стены возле большого захламленного стола копошился старый Ансельм.

- Вот тут и будешь работать до лета, в лаборатории. Да! – с гордостью поведал мне мастер – У нас самая большая и хорошо оснащенная лаборатория в нашей провинции. И порой отсюда выходят настоящие шедевры алхимии, ведь тут заняты такие светлые головы, как моя и господина Ансельма! А мы, говоря без ложной скромности, мастера, и в гильдии скоро это оценят. Я вижу, ты впечатлен, мой юный друг?

Я впечатлен. Сколько тут всего интересного и полезного!

А за такой бардак на рабочем месте старуха Хильда разломала бы об меня свой ухват в щепки.

- Ээээ, да, мастер Ульрик. Сражен наповал – согласился я с тщеславным дедом.

- Ну, еще бы, вряд ли ты где-то еще видел нечто подобное! И вряд ли ты где-то мог видеть работу настоящего мастера алхимии – самодовольство, источаемое старым мастером, стало ощущаемым почти физически – Да, я мог бы научить тебя, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть... Мог бы! Но не буду. Вымой котлы и всю посуду из вооон тех шкафов – махнул дед рукой - Справишься – скажешь мне. У меня много работы для тебя. И воды натаскай сначала, где колодец, спросишь у челяди.

- Понял, мастер Ульрик – ничего не оставалось ответить мне.

Могучий колдун Свартхевди? Славный хирдман Свартхевди? Победитель драугров Свартхевди?

Нет! Посудомойка Сварти, так вернее.

Подвиги мне, славу, золото и женщин?

А вот шиш тебе, как мой знакомец Том выражался.

Прядильщицы судеб, похоже, меня ненавидят.

Глава 20.

Надо быть справедливым: Ульрик, чтоб ему ежа против шерсти родить, муж оказался ушлый, и своего упускать не собирался. В том смысле, что меня запряг по полной, и не как конь я на него ишачил, а так, как не всякий бык сможет. Чем только не занимался: разбирал горы мусора в лаборатории, целую вечность отскребал проклятые колдунские посудины от остатков их безблагодатного варева, сортировал запасы разнообразного сена (когда Ульрик убедился в знании мною трав), чистил дымоход, разгребал навоз в немалой замковой конюшне, в которой жили ужасных размеров кони, а уж воды туда перетаскал – не счесть. Понятно, кстати, стало, от чего народ тут такой зловонный: воды из двух замковых колодцев хватало только на кухню, да животным, которых поить и мыть необходимо регулярно, иначе заболеют.

А люди, как-нибудь обойдутся.

Раньше, как мне сообщили, воду брали из озера неподалеку, и изо рва, но ров загадили, а озеро давненько уже зарастает, и практически превратилось в болотце. На вопрос – почему бы не прочистить, и не убиваться так с ведрами, ответ был прост: ни управляющему, ни самому барону Вильгельму это не надо. Коням воды хватает – того довольно. Замок же тыловой, военного значения уже практически не имеет, а значит, тратить средства на восстановление боеспособности не стоит. Но это только зимой такая незадача, успокоил меня один из конюхов, в остальное время коней есть, где напоить.