Все, буквально все, поменялось на волне "перестройки", в том числе и жизненные принципы. Плохие кадры стали хорошими, хорошие -- плохими. А кому какое дело? Важно, что осуществлялся принцип Сушкова: жизнь есть борьба за получение наибольшей для себя выгоды. А она была, это самая выгода, да еще какая! Каждый протолкнутый им в органы стремился отблагодарить повесомей. Сушков не скромничал, вовсю старался не упустить так долго ожидаемого "своего часа", одновременно считая, что делает исключительной важности государственное дело, и достоин за это всяческого поощрения.
Он и раньше не чурался всевозможных увеселительных кампаний, а теперь стал просто нарасхват. Поглядев на него, никогда не подумаешь, что он отлично поет, может исполнить этакий душевно-замысловатый мотивчик на гитаре, перекинуться в преферанс, вовремя рассказать анекдот, да так, что все обхохочутся, а он, как младенец, лишь невинно улыбнется. Обо всем этом я слышал-переслышал, рассказать о Сушкове можно много, но тут мои мысли прервались появлением высокого начальства.
В кабинет вошли Сушков, Грузнов и Епифанцев. Сушков со строгим взглядом шел впереди, а сзади, будто почетный экскорт Грузнов с Епифанцевым. При их появлении все дружно встали и сели лишь после того, как вошедшие степенно расселись в креслах за небольшим коричневым столом.
Потом Сушков поднялся, неспешно расстегнул пуговицы на светло-сером костюме, пухлой ладонью пригладил голову, внимательно оглядел каждого из нас. Не знаю, как для других, но мне почему-то не понравился взгляд его выпукло-холодных глаз. Он был каким-то презрительно надменным.
Казалось, будто мы для него так себе -- букашки. Глуховато, как о чем-то прискорбно-важном и безотлагательном, Сушков стал излагать цель совещания.
"Ну и ну, -- думал я. -- Столько свершается убийств в области, но подобной экстренности еще не бывало. Убили какого-то малоизвестного коммерсанта, а наверху завозились, будто произошло сверхневероятное ЧП. Губернатор нравоучал генерала, последний инструктировал подчиненных, а теперь вот собрали с места происшествия всю следственно-оперативную группу в прокуратуру. Надо послушать, что полезного скажет "господин Сушков"...
-- Полагаю, что члены следственной группы сами понимают причину данного совещания, -- изрек он. -- Это в какой-то степени облегчает суть моего выступления. Но!.. -- тут Сушков сделал небольшую паузу, чтобы прозвучало убедительнее. Видимо, полагал, что уж если он так озабочен происшедшим, то нам и подавно следует еще глубже проникнуться этой озабоченностью.
-- Убит коммерсант, --говорил он между тем с трагической нотой в голосе, --убит руководитель фирмы "Надежда"... -- Для весомости при этом прижал руки к груди и посмотрел в угол кабинета, будто там висела икона, и он просил Господа Бога впредь не допускать подобных злодеяний. -- Как свершилось подлое и наглое убийство уважаемого в городе человека говорить не стану, вам это лучше меня известно...
"Это уж верно", -- подумал я, а Сушков стал монотонно вещать о том, что Рюмин и ему подобные -- наш завтрашний день, а кому-то это как кость в горле. Вот почему областная администрация данному убийству придает особое значение. Подчеркнул, что Рюмин был другом сына губернатора Скоркина. "Нет, они были не просто друзьями, -- уточнил Сушков. -- Это больше, глубже, ближе родства". Как бы между прочим оратор напомнил, что губернатор, безусловно, будет проявлять к ходу расследования повышенный интерес и, следовательно, задача правоохранительных органов в целом и следственной бригады в частности -- не ударить в грязь лицом. Поглядев поочередно на Грузнова и Епифанцева, Сушков подытожил, что теперь было бы полезно обменяться мнениями.
Терехов толкнул меня в бок. Не оборачиваясь, прошептал: "Ну вот и наш черед настал. Приготовься!.." С Тереховым мы дружим семьями, на праздники ходим друг к другу в гости, делимся радостями и печалями. Ладят между собой и наши супруги. Для меня не менее важно и другое -- наиболее сложные преступления нам поручают раскрывать на пару. Скажу так, что если бы не эти встречи да не дружеская поддержка Алексея, то ей-Богу не представляю, как пришлось бы адаптироваться в городе. По службе пока получалось, хотя убийство туркмен в лесопосадке до сих пор не раскрыто. Сделано немало, но окончательная точка в этом мрачном деле не поставлена. Словом, преступление зависло, сроки то и дело продлеваются... Однако я порядком отвлекся. Вызвали для отчета Дунаева, но что он мог сказать, если собранные отпечатки пока исследуются. Между тем Сушков напирал, ему хотелось единым махом заполучить что-то сенсационное. Но Дунаев, как и следовало ожидать, сказал, что никакими конкретными данными пока не располагает. Все, что по горячим следам изъято на месте преступления, находится на исследовании в лабораториях. Сушкова же это не устраивало.
-- У меня складывается впечатление, -- сказал он, -- что к данному совещанию вы просто не готовы. Как же в таком случае будете раскрывать преступление?
Дунаев не понимал, чего добивается от него областной чиновник, и с мольбой поглядел на Грузнова.
-- Говорите, говорите, не верю, чтобы в голове не было ни одной путной мысли! -- требовал Сушков.
-- Ну почему же ни одной! -- возмутился наконец Дунаев. -- Есть мысли и предложения, надо только еще поработать по отпечаткам обуви, тот же бумажный пыж нельзя сбрасывать со счета, дробь попримерять... Но это будет уже не моя работа. -- Он обернулся к нам, словно ища защиты и поддержки.
-- Ах, ладно, садитесь, -- недовольно махнул рукой Сушков. -- "Моя", "не моя"! Наша, не наша! -- рассердился он. -- Да-а, что-то я совсем не чувствую здесь заинтересованности -- будто совершена всего лишь мелкая кражонка. Ну и кадры пошли, -- повернулся с раздражением к соседям "по президиуму". Но те думали о чем-то и совсем не отреагировали. После Дунаева слово держал старший следователь областной прокуратуры по особо важным делам Гребенкин. (Он, кстати, был в составе cлeдcтвeннo-oпepaтивнoй группы по расследованию убийства туркмен.) На место преступления Гребенкин по какой-то причине не выезжал и докладывал со слов районного прокурора Корнеева. Кое-что добавил, правда, и от себя. Он считал, что Рюмина мог убить либо "псих", либо кто-то из обиженных при дележе прибыли. Сказал, что Рюмин был молод, не женат, вел разгульный образ жизни, путался с замужними женщинами, за что по телефону не раз получал угрозы о расправе. Обо всем этом Гребенкина управился проинформировать заместитель Рюмина Григорий Парамошкин. Сушков Гребенкина не перебивал, а в конце спросил:
-- Так вы уверены, что преступник будет найден?
Гребенкин молча кивнул. Видимо, это несколько успокоило Сушкова, и попросил вести совещание Епифанцева.
Не буду касаться выступления Терехова, оно было как всегда с анализом и конкретными предложениями. Епифанцев посоветовал ему уделить больше внимания изучению круга лиц, которым он мог встать поперек дороги.
Настала и моя очередь. Перед совещанием из картотеки информцентра была получена интересная информация, которой я решил поделиться. Грузнову и Терехову об этом сказать не успел, сам понимал, что не обо всем можно говорить во всеуслышание, кое о чем следовало бы и умолчать. Да ладно: понравится или не понравится кому-то, черт с ней, новой должностью, не очень-то она меня прельщает. В худшем случае отправят в Полянск, а там Дорохов с радостью заберет обратно к себе. Короче говоря, я своей информацией окончательно испортил Сушкову настроение. А всего-то и было сказано, что Рюмин не такая уж знаменитость и что ранее, до "реформ", он привлекался к уголовной ответственности за спекуляцию дефицитными товарами, но отделался штрафом. Себя Рюмин окружал лицами с темным прошлым. Его заместитель Парамошкин также штрафовался за спекуляцию. Против него возбуждалось уголовное дело за хищение государственного имущества, но прекращено по ряду обстоятельств. Одно из них -- освобождение от должности директора торговой базы. Ну а охранник, так тот дважды судим за кражу и нанесение тяжких телесных повреждений. Что касается водителя Кузнецова, то к судебной ответственности не привлекался, зато лечился от алкоголизма в ЛТП.