Примечательно, что в военное время Фрумкин служил в армии и за свою службу был отмечен несколькими наградами.

"Еврейская неделя" сообщала, что приказом Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта от 4 июля 1915 года за № 1569 старший врач, коллежский асессор (гражданский чин 8-го класса, дававший почётное гражданство) С.М. Фрумкин был награждён орденом святой Анны 2-й степени. У Фрумкина это была не первая награда. Ещё во время Русско-Японской войны он удостоился орденов святого Станислава 2-й степени с мечами и святой Анны 3-й степени с мечами.

Очень интересные материалы о религиозной жизни местечка Хиславичи, входившего до 1918 года в состав мстиславского уезда, собрал Шломо Гуревич (12)

Бывали случаи, когда евреи принимали православную веру. От таких религиозные евреи держались подальше. И. Цынман в своей книге "Бабьи яры Смоленщины"(66) рассказал историю о своём предке Лазаре, служившем долгие годы в царской армии и принявшем православие. Стараясь искупить свою вину перед евреями, он построил в Заречье на свои деньги синагогу, но местные евреи в неё ходить не стали, предпочитая ей свою старую.

Другой мстиславский еврей, некто Лейзер Мешумед, сошёлся с монахами старинного Пустынского монастыря, расположенного недалеко от Мстиславля. Эти монахи издавна занимались миссионерской пропагандой среди евреев. С течением времени Лейзер так вошёл во вкус православного иконопочитания, что сам открыл одну чудотворную икону. Однажды, как гласит местное предание, монах Лейзер рассказал вещий сон духовному начальству: ему явилась Божья Матерь и просила, чтобы её икону перевозили ежегодно в крестном ходе в праздник Вознесения из Пустынского монастыря через Мстиславль в церковь расположенного за городом села Мазоловщина, а через месяц обратно. Духовенство поверило ему и распорядилось об исполнении воли богородицы, пожелавшей совершить майскую прогулку. Такие церковные процессии совершались довольно часто, и это приносило большие доходы церквям тех мест, по которым двигались крестные ходы, ибо крестьяне жертвовали немало денег и вещей в пользу этих церквей. Во время процессий, которые назывались "Лейзеровы торжества", многотысячные толпы крестьян из окрестных деревень проходили через город и запруживали всю бульварную площадь и прилегающие церковные дворы. Два дня весело гудели церковные колокола и бодро торговали священники, получая в дар от богомольцев домотканые деревенские холсты, которые они тут же обращали в деньги, продавая их еврейским торговцам. Бойко торговали и лавочники, продавая паломникам разные городские товары или выменивая их на сельские продукты. Так по инициативе крещёного еврея Лейзера Мстиславль обогатился ещё одной ярмаркой. Может быть, поэтому местные евреи отзывались о Лейзере без всякой злобы: ему прощали его отступничество ради принесённых городу выгод, хотя, конечно, держались подальше от него и даже от его оставшихся в еврействе родных(15).

В описываемое время атеистов не было. Все люди — и русские и поляки, и евреи были религиозными. Вероисповедание только было разным.

Религиозность налагала большой отпечаток на поведение, быт, нравы и характер евреев. Этим объясняется та роль, которую играли в их жизни молитвенные дома. Каждый правоверный еврей обязан был посещать синагогу три раза в день. Больше всего народа собиралось вечером, когда люди освобождались от дневных занятий. После молитвы помещение принимало вид клуба. Люди не расходились сразу, а оставались, чтобы обменяться новостями, узнать биржевые курсы и цены на товары.

Бывали случаи, когда в город приезжал раввин, прославившийся своей особенно высокой учёностью. Тогда евреи толпами собирались около его квартиры, желая услышать его беседу, подмечали каждое его изречение, становящееся затем темой для бесконечных толкований и рассуждений. Они провожали раввина по улице, окружали его в молитвенной школе, охраняли его спокойствие во время сна, жертвовали для него деньги, собирая их в складчину. И благоговели перед ним.

В Мстиславле долгие годы помнили приезд в город в знаменитого Кельмского Магида (Моше Ицхак Даршана), знаменитого странствующего проповедника, пламенного оратора, пользовавшегося огромной популярностью. Он был сторонником духовно-этического течения "мусар", призывавшему к аскетизму и полному контролю над собственными душевными побуждениями.

Он в 1860-х годах объезжал Литву и Белоруссию и произносил громовые проповеди против идей нового просвещения (Гаскала) и вольных нравов. Его красноречие покоряло слушателей и вызывало бурный восторг в переполненных синагогах. Он говорил с особым грустным напевом, который уже сам по себе настраивал аудиторию на трагический лад. Громкие рыдания оглашали синагогу во время его выступлений.

Обучение детей в еврейских семьях всегда осуществлялось с раннего возраста. С пяти, а иногда и с трёх лет они начинали посещать хедер (начальную религиозную школу для мальчиков), где до восьмилетнего возраста выучивались читать по древнееврейски, упражняясь, главным образом, в чтении знакомых по синагоге устных молитв, и переводить Библию с иврита на родной идиш. Учёба занимала целый день. Утром после молитвы и завтрака дети уходили в хедер, где занимались до половины второго. Затем шли домой обедать (обед зачастую состоял только из молочного крупяного супа) и после часового перерыва возвращались в хедер для продолжения учёбы до вечера.

Хедеры располагались обычно в тесных и грязных квартирах еврейских учителей (меламедов), расположенных поблизости от места проживания учеников. Обучение осуществлялось за счёт родителей. Таких школ было множество, иногда несколько на одной улице.

Обычно группа учеников состояла от четырёх до десяти мальчиков. Дети рассаживались за большим столом с книгами и громко их читали. Чтение осуществлялось одновременно всеми несколько часов. Причём каждый читал свой текст. Чтение было очень своеобразным. Оно сопровождалось выкриками, понижением и повышением голоса, изменением интонации и покачиванием в разные стороны. Меламед при этом сидел вместе с ними, наблюдал за чтением, поправляя их и растолковывая то, что считал необходимым. Крики учеников иногда можно было услышать на улице.

С.М. Дубнов с теплотой вспоминает своего первого учителя в хедере — бедного, многодетного "азбучного меламеда", который обучал и его старших братьев. Это был живший рядом с их семьёй Куле Велькес, рыжий еврей средних лет, весёлый, заигрывавший с малышами и совсем не похожий на того грозного ребе, которым матери обыкновенно пугали шаловливых детей. Вот как происходила их первая встреча: " Мать привела меня в хедер, помещавшийся в наёмной комнате соседнего дома, сунув мне в карманы пряники и конфеты. Там уже сидел меламед Куле с пятью учениками, такими же новичками как я. С некоторыми пришли их отцы. Учитель сидел с ребёнком, нагнувшись над таблицей алфавита с большими буквами. Ученик повторял за ним названия букв. При удачном ответе на таблицу падал сверху пряник, брошенный стоявшим сзади отцом. Это было подслащение горького корня хедерного учения."

В пасхальные дни Куле устраивал каникулы, во время которых он вместе с семьёй изготавливал в своём домике мацу по заказам жителей города. Это был для него подсобный промысел, дополнявший несколькими рублями его жалкий меламедский заработок.

Начиная с восьми лет, дети поступали в хедер-школу второй ступени, где изучали в основном талмудическую схоластику. Занятия обычно проходили в тесных и душных классах от девяти утра до восьми вечера с часовым перерывом для обеда.

Слабо образованные меламеды мало внимания уделяли библии, грамматике еврейского языка и истории еврейского народа. Основное внимание обращалось на обширные рассуждения с головоломной казуистикой, например, о различии между курицей для еды и курицей для носки яиц и другие премудрости. Причём все эти казуистические тонкости вбивались ребе в детские головы с криками, жестикуляцией, бранью в адрес непонимающих, а подчас и ударами.