Изменить стиль страницы

Но сегодня сделать это у нее не получится. Вздохнув, Гвин пожала Кири, чтобы приказать ей убрать со стола. Сама Кири до этого наверняка бы не додумалась. Она недавно вышла замуж и целыми днями думала о муже. Гвинейра ждала лишь того, когда девушка сообщит о беременности, тем самым заставив Джеральда взорваться новым приступом гнева.

После уборки нужно было уговорить Кири почистить серебро и обсудить с Моаной меню сегодняшнего обеда. Было бы неплохо подать к столу что-то из ягнятины, а также йоркширский пудинг. Но сперва надо поговорить с Флёр...

Пока родители завтракали, Флёретта не теряла времени зря. Она хотела как можно быстрее отправиться в путь, а значит, нужно было сразу же оседлать или запрячь лошадей. Как правило, отправляясь куда-нибудь с дочерью, Гвинейра просто сажала ее перед собой на Игрэн, но Лукас предпочитал, чтобы «его дамы» ехали в экипаже. Для этого он купил Гвин изящную двуколку, с которой она управлялась лучше любого кучера. Легкий двухместный экипаж был практически вездеходным, и Игрэн легко тащила его по неровным дорогам. Однако ехать напрямик через поле в подпрыгивающем экипаже было невозможно. О том, чтобы срезать путь через кустарники, не могло быть и речи. Неудивительно, что Гвин и Флёр предпочитали ездить верхом, и сегодня Флёретта тоже приняла соответствующее решение.

— Можешь оседлать Игрэн, мистер Джеймс? — спросила она МакКензи.

— Дамским седлом или другим? — серьезно спросил Джеймс. — Вы ведь знаете, что сказал ваш отец.

Лукас всерьез задумывался о том, чтобы заказать из Англии пони, на котором девочка могла бы научиться правильно ездить в дамском седле. Но Гвинейра сказала, что Флёр перерастет пони, прежде чем его доставят в Новую Зеландию. Поэтому пока что Гвин учила дочь ездить в мужском седле на Мэдоке. Жеребец был очень послушным, проблема состояла лишь в том, чтобы держать эти уроки верховой езды в секрете.

— Седлом для настоящих людей! — заявила Флёр.

МакКензи не смог удержаться от смеха.

— Настоящее седло, отлично, миледи! Вы сегодня собираетесь выехать одна?

— Нет, мама скоро придет. Просто ей сначала нужно побыть «мишенью» для дедушки. Она так сказала папе. Дедушка действительно будет в нее стрелять, мистер Джеймс?

«Нет, этого я не допущу», — с мрачной решимостью подумал Джеймс. Ни для кого на ферме не было секретом, что Джеральд постоянно изводит невестку своими придирками. Но в отличие от Лукаса, которого работники давно уже недолюбливали, Гвинейра скорее вызывала у них сочувствие. И порой пастухи подбирались достаточно близко к правде, когда позволяли себе болтать о хозяевах.

— Если бы только у миссис Гвин был нормальный муж, Джеральд бы уже десять раз стал дедом! — как правило, говорили они.

Довольно часто парни также в шутку выдвигали свои кандидатуры на роль «быка-производителя» и придумывали тысячу способов, как одновременно оставить довольными прекрасную хозяйку и ее свекра.

Джеймс пытался положить конец столь неприличным шуткам, но ему не всегда удавалось это. Если бы Лукас старался хоть что-нибудь делать для фермы! Но молодой хозяин не собирался изменять своим привычкам и с каждым годом все с большим недовольством реагировал на попытки Джеральда заставить его работать с овцами.

Надевая на Игрэн седло, Джеймс продолжал болтать с Флереттой. Он научился прекрасно скрывать свои чувства, но на самом деле очень любил Флёр и не, мог относиться к девочке как к дочери Уордена. Нет, этот рыжий вихрь был его ребенком — и Джеймса ничуть не огорчало, что Флёр «всего лишь» девочка. Он терпеливо ждал, пока она вскарабкается на ящик, чтобы, стоя на нем, почистить хвост Игрэн.

Гвинейра вошла в конюшню, когда Джеймс затягивал подпругу седла, и его вид, как всегда, невольно взволновал женщину. Едва заметный блеск глаз, легкий румянец... и снова железный контроль.

— О, Джеймс, вы уже оседлали лошадь? — извиняющимся гоном промолвила Гвин. — К сожалению, мы с Флёр не сможем выехать. Сегодня должен прибыть гость.

— Ах да, этот английский коммерсант, — кивнул Джеймс. — Мне и самому следовало догадаться, что его визит помешает вашей поездке, — сказал он и собрался снимать седло.

— Мы не поедем в школу? — обиженно спросила Флёр. — Но тогда я останусь глупой, мама!

Это был самый свежий аргумент в пользу того, чтобы каждый день ездить к Хелен. Учительница использовала это замечание в разговоре с ребенком-маори, который слишком часто пропускал уроки, и Флёр сразу же запомнила его и взяла на вооружение.

Джеймс и Гвин рассмеялись.

— Ну, на такой риск мы, разумеется, не можем пойти, — с наигранной серьезностью промолвил Джеймс. — Если позволите, мисс Гвин, я отвезу ее в школу.

Гвинейра удивленно взглянула на МакКензи.

— А у вас есть время? — спросила она. — Я думала, вы собирались проверить загоны для овцематок.

— Это как раз по пути, — объяснил Джеймс и лукаво подмигнул Гвин. Загоны действительно находились рядом, но не с обычной дорогой на Холдон, а с тайной тропинкой Гвинейры, ведущей напрямик через кустарники. — Разумеется, нам придется поехать верхом. С экипажем я действительно потеряю слишком много времени.

— Пожалуйста, мамочка! — умоляющим тоном произнесла Флёр, вместе с тем готовясь устроить истерику на тот случай, если Гвин посмеет отказать.

К счастью, уговорить мать не составило труда. Без разочарованного ноющего ребенка рядом Гвин было легче справиться с нелюбимыми обязанностями хозяйки Киворд-Стейшн.

— Ну ладно, — сказала она. — Желаю хорошо повеселиться! Жаль, что я не смогу поехать с тобой.

Гвинейра с завистью смотрела, как Джеймс выводит из стойла своего мерина, поднимает Флёр и сажает в седло перед собой. Девочка сидела на лошади прямо и гордо, а ее рыжие локоны мерно подпрыгивали в такт легкой рыси. Джеймс держался в седле так же уверенно и свободно, и Гвин ничуть не беспокоилась о безопасности дочери.

Неужели никто, кроме нее, не замечал удивительного сходства между мужчиной и девочкой?

Лукас Уорден, художник, привыкший подмечать мельчайшие детали, тоже смотрел вслед удаляющимся всадникам из окна своей комнаты, а затем увидел во дворе одинокую фигурку Гвин и, казалось, прочитал ее мысли.

Молодой человек был доволен жизнью в созданном им самим мире, но порой... порой ему становилось искренне жаль, что он не может по-настоящему любить эту женщину.

2

В Кентербери Джорджа Гринвуда принимали с распростертыми объятиями. Имя Питера Брюстера открывало перед молодым человеком двери всех ферм, но и без рекомендаций ему бы, скорее всего, оказали здесь достойный прием. Джордж почти не сомневался в этом, ибо исходил из опыта прошлых поездок в Австралию и Африку, — люди, жившие в такой культурной изоляции, как эти колонисты, были рады любому гостю из Старого Света. Поэтому коммерсант терпеливо выслушивал жалобы миссис Бизли на слуг, восхищался ее розами, а затем, поехав с мистером Бизли на осмотр пастбищ, похвалил его овец. Бизли приложили все усилия, чтобы превратить свою ферму в небольшой кусочек Англии, и Джордж не смог сдержать улыбки, когда миссис Бизли рассказала, сколько она билась над тем, чтобы служанки прекратили добавлять в блюда для хозяев батат.

В Киворд-Стейшн, как вскоре обнаружилось, царили совсем другие порядки. Дом и сад представляли собой странное смешение: с одной стороны, кто-то явно пытался как можно точнее воспроизвести быт английского уездного дворянства, а с другой — в него очень тесно вплеталась культура маори. К примеру, и саду мирно уживались рата и розы, под тыквенными деревьями стояли лавочки, украшенные типичной резьбой новозеландских аборигенов, а сараи для инвентаря, как и хижины маори, были покрыты листьями пальмы никау. Служанка, открывшая Джорджу дверь, была одета в типичную форму английской горничной, но в то же время ходила по дому босиком, а лакей дружелюбно поприветствовал гостя словами «haere mai», что означало «добро пожаловать».