Второй мужчина уже стоял на ногах: высокий, стройный, с миндалевидным лицом и кожей цвета полированного тикового дерева. На нем был плотно закрученный тюрбан. Его горящие глаза и длинный узкий нос заставили Люсинду подумать о хищной птице. Люсинда попыталась скрыть свое удивление. Человек был мусульманином.
— Люсинда, пожалуйста, познакомься с моими гостями. Это капитан Патан, из двора Биджапура.
Мусульманин поднес сложенные ладони к подбородку. Люсинда поняла, что это человек с большим самомнением, что отражалось у него на лице и, вообще-то, довольно сильно раздражало. Она присела в реверансе, но не низко, правда, он, похоже не понял намека на оскорбление, а если и понял, то был слишком самодовольным, чтобы обратить на это внимание.
— Со вторым разбойником ты встречалась и раньше, но, вероятно, была маленькой и не запомнила его.
— Я знал твоего отца, Люси, — проворчал солдат, наконец удосужившись опустить поношенные сапоги на пол и изобразить подобие поклона, положенного джентльмену. — Ты тогда была еще ребенком. Он был хорошим человеком. Великим человеком. Я вижу, что у тебя все в порядке. Ты стала такой же красавицей, как твоя мать.
Она поняла, что его глаза, которые вначале показались ей сонными, на самом деле очень внимательные, пронзительные и полные жизни. Он совершенно не скрывал эмоций, и она даже растерялась и чуть не забыла присесть в реверансе в ответ.
— Опасайся его, племянница, это совратитель старой школы, — рассмеялся дядя.
— Но, дядя, ты же не сказал, как его зовут, — заметила Люсинда.
— Джебта Альбукерк Да Гама к твоим услугам, Люси, — представился мужчина и поднял склоненную голову. — Или мне теперь следует говорить: сеньорита Дасана? — Он взял ее руку загорелыми пальцами и поцеловал с нежностью, которой она не ожидала.
— Я буду рада, если вы и дальше станете называть меня Люси, — ответила Люсинда, удивляясь самой себе.
— Отлично, отлично, — произнес дядя Карлос, словно желая продолжить разговор. — Теперь вы все познакомились, и я думаю, что к концу путешествия хорошо узнаете друг друга. Но я забыл — тебе не удастся собраться вовремя! Ты это пришла мне сообщить?
— Я? Нет, тио Карлос! Конечно, я буду готова! В самом деле, мне нужно идти. Я очень рада познакомиться с вами!
Да Гама послал ей воздушный поцелуй и помахал, когда она уходила, но мусульманин, капитан Патан, только смотрел на нее, поджав губы, словно съел что-то кислое.
В канун отъезда Карлос Дасана устроил пир. Люсинда сидела за столом на месте хозяйки. Секретарь Дасанов, Карвалло, как и обычно, разместился справа от нее, рядом со своей полной женой Марией, которая намазала лицо маслом и окисью свинца. Мышьяк улучшал цвет лица только до определенного предела. В некоторых случаях его было недостаточно. Требовался свинец, который не только отбеливал лицо, но и был достаточно густым, чтобы скрыть морщины и другие возрастные изъяны. Что и требовалось в данном случае.
«Ну почему она ничего не сделает со своими волосами? — думала Люсинда. — По крайней мере, могла бы использовать свинцовую расческу, чтобы скрыть седину».
Слева от Люсинды сидел солдат, с которым она познакомилась несколько дней назад, Да Гама, искатель приключений, который, по его словам, знал ее родителей. Он помылся и побрился, смазал косичку маслом и завязал бантиком, надел галстук. Но, несмотря на приличествующую случаю одежду и приятные манеры, он казался не к месту среди фарфора и хрусталя. Создавалось впечатление, что он сидит в таверне, стеклянный кубок в его грубой руке — это металлическая кружка, а маленький жареный голубь на позолоченной тарелке — задняя часть кабаньей туши.
На другом конце стола расположились тио Карлос и Джеральдо, который выглядел свежо, как обычно выглядит мужчина, только что вышедший от цирюльника. Время от времени он бросал взгляды в сторону Люсинды, изгибал дугой бровь или слегка наклонял голову, словно пытаясь сказать: «Мы с тобой, мы понимаем, мы вдвоем». Каждый раз, когда он это делал, Люсинда слегка нервничала и заставляла себя смотреть в другую сторону, Ей казалось, что он способен заглянуть ей в душу.
Вечер мог бы получиться идеальным, если бы не последний гость, который устроился напротив Джеральдо, мусульманин, капитан Патан. Ему было неуютно на стуле, а его голова находилась выше остальных.
«Какой тщеславный и высокомерный тип», — подумала Люсинда.
Он пил только воду и хмурился, когда за столом щедро разливали вино. Казалось, что его особенно раздражает Люсинда, подносящая кубок с вином к губам.
«Зачем мне беспокоиться о том, что ты думаешь?» — говорила про себя Люсинда, сердито глядя на Патана. Но, несмотря на это, она глядела, как зачарованная, на то, как он ел, используя только пальцы, причем это у него получалось более ловко и изысканно, чем у некоторых вилками.
— Сеньор Дасана говорит, что вас все еще беспокоит организация поездки, — обратился Карвалло к Да Гаме через Люсинду.
— Я предпочел бы взять португальских солдат.
— Вам они не потребуются. Это Индия, Да Гама, — бакшиш имеет больше значения, чем оружие. Уж вам-то следовало бы это знать. Взятки гораздо более эффективны, чем пистолеты, в особенности теперь. Кроме того, с бураком прибыло пять или шесть человек.
— Нам следует отправить своих людей, а не полагаться на мусульман, — Да Гама нахмурился.
— Ну, у вас есть Джеральдо. И, конечно, вы сами — великий Деога собственной персоной. Разве этого недостаточно?
«Мужские разговоры», — со вздохом подумала Люсинда.
Она сделала большой глоток вина и бросила взгляд на Патана, внезапно поняв, что он за весь вечер не произнес ни слова. Словно почувствовав ее взгляд, он тоже посмотрел на нее, и она увидела, как он хмурится при виде кубка в ее руке. Она улыбнулась ему и протянула кубок слуге, чтобы в него подлили вина.
Внезапно она поняла, что мужчины говорят про Патана.
— Я не понимаю, почему вы так обеспокоены, Да Гама, — сказал Карвалло. Похоже, он собрался вывести Да Гаму из себя.
— Потому что он — их лучший бурак. Они не отправили бы сто, если бы не считали, что впереди ждут неприятности.
Карвалло собрался ответить, но потом решил, что лучше этого не делать, и промокнул губы салфеткой.
— И именно поэтому мы отправили за вами, господин, — наконец произнес он. — Разве вы не считаетесь также лучшим?
— Не знаю, — Да Гама покачал головой. — Может, я и не лучший, а просто последний. Все остальные уехали или мертвы.
— Уехали куда? — весело спросила Люсинда. Этот разговор становился очень скучным.
— В Лиссабон, Люси, — ответил Да Гама. — Или в Макао. Мы просто передаем Индию голландцам.
— О, Индия такая скучная. Интересно, а какой Макао?
Конечно, после этого мужчины начали рассказывать ей про Макао, она кивала, смеялась и потряхивала локонами, словно это ее на самом деле интересовало. Но внезапно она снова насторожилась: Карвалло и Да Гама начали шептаться о Джеральдо. Пытаясь не привлекать к себе внимания, она напряженно прислушивалась.
— Значит, Карлос оплатил его долги в Макао? — спросил солдат.
Карвалло, идеальный секретарь, просто пожал плечами:
— Вы бы поразились, если бы я сказал вам, сколько он был должен. А он, верите ли, набрал долгов еще и в Гоа. Всего за несколько дней, которые он провел здесь.
Да Гама сделал большой глоток вина.
— Я помню себя молодым, — сказал он, улыбаясь Люсинде, которая притворилась, будто ей неинтересно. — А его семья? — спросил Да Гама, но что-то в его тоне заставило Люсинду подумать, что он знает правду и без вопросов.
— Нехорошие типы, по большей части. Они очень мало ему оставили, а то, что было, как я понимаю, уже спущено.
— Да, такой родственник и даром не нужен, и лучше бы его не иметь вообще. Это я вам точно говорю, — сказал Да Гама и склонился вперед. — Он приносит несчастье. Вокруг него умирают люди. В Лиссабоне за один месяц умерли три его кузена, — Карвалло вопросительно приподнял бровь, а Да Гама склонил голову, чтобы подчеркнуть свои слова. — В Макао он убил своего двоюродного дедушку.