Изменить стиль страницы

– Зачет я не сдала, надо сообщить, что на работу опоздаю, а тут телефон сдох… Пожалуйста.

Что-то в ее глазах казалось любопытным, необычным и проникновенно-правдивым. Он дал ей телефон – в самом деле, не убежит же девчонка. Она быстро набрала и действительно говорила не более минуты. Лантаров невольно услышал: «Вобла завалила», «Вобла, старая маразматичка…»

Лантаров улыбнулся – он хорошо знал, кто такая Вобла. Антонина Сергеевна Комова – весьма специфичная дама из Института журналистики. Тощая и ядовитая, она вполне соответствовала своему прозвищу и слыла неисправимой женоненавистницей. О ней говорили, будто, засидевшись в девах и так и не выйдя замуж, она стала злой и отрывалась на молодых девчонках. Он знал ее по курсам по информационной безопасности и технологии ПР, которые она довольно бездарно, сугубо по учебникам и пособиям, вела и в КИМО. Но Лантаров вовсе не считал ее яростной и вредной бабой, напротив, с ней у него сложились приятные, непринужденные отношения, как между хваленым музейным экскурсоводом и неутомимым восторженным туристом.

– Антонина прессует? – спросил Лантаров с задоринкой, когда девушка вернула ему телефон.

Она изумилась и немного сконфуженно посмотрела на него исподлобья. Но всем своим видом Лантаров давал понять, что он безопасен. И вдруг оба залились раскатистым смехом.

Через каких-то две минуты Лантаров уже знал нехитрую историю провинциалки. Полина распыляла вокруг себя пространство доверия необычайно легкой коммуникабельностью. А выпускник ощущал себя магом – бывают такие волшебные дни, когда все удается.

– А если я решу вопрос твоего зачета? Тогда ты будешь должна мне… одно желание…

– Ого… – осеклась девушка, и глаза ее потухли. – Наверное, это не ко мне…

– Да нет, ты не так поняла! Ты ведь журналистка?

– Будущая, – поправила она сдержанно.

– Ну вот и отлично! Станешь известной журналисткой – а ты непременно станешь, – напишешь статейку.

– Заказную?

– Вот именно.

– Тогда договорились.

Лантаров сам не знал, для чего он предпринял эту попытку – эта неприкаянная студентка-заочница была ему совершенно не нужна. Но в нем зажегся ясный и горячий огонь одержимости, будто кто-то на ухо шептал, что надо помочь этой девушке. Никогда еще он не помогал просто так, без заведомо просчитанной корысти, и никогда не подкупал такой искренней, артистической игрой. Спустя некоторое время после душещипательного разговора с несговорчивой Антониной Сергеевной ему удалось затолкать девушкув аудиторию, где восседала Вобла. Полина вышла с подписанной зачеткой. Впрочем, в такой день со своей натренированной обходительностью он мог бы уговорить еще пару неподкупных профессоров, а не только эту старую несчастную клушу, лишенную сомнительного счастья готовить завтрак мужу и собирать в школу сопливых суетящихся ребятишек.

Качаясь на волнах неожиданной радости, она торжественно показала подписанную зачетку Кириллу. Затем в порыве благодарности восторженно, по-детски обняла парня и шепнула на ухо: «Спасибо!» В голову Лантарову мгновенно ударил запах свежести горячего девичьего тела, передалось ее настроение и возникло непреодолимое желание подыграть ее непосредственности. В ней жили какие-то подкупающие доверчивость и незащищенность, которые невозможно было грубо использовать.

– Давай подвезу тебя, ты же на работу собиралась? – предложил Лантаров, сам не понимая, зачем он это делает.

Она тотчас согласилась – ей надо было в редакцию информационного агентства УНИАН, в самый центр города.

«Ну зачем тебе эта юная, доверчивая глупышка? Ты же не станешь ее соблазнять?» – завопил внутренний голос, предупреждая соблюдать требования рациональности и последовательности.

«Разумеется, не буду, я даже и не думал смотреть на нее с этой стороны, – защищался он сам перед собой, – я в ней не вижу постельной партнерши даже в отдаленной перспективе. Просто она… хорошая, и оттого хочется ей помочь».

«Что-то ты заврался, парень! – настойчиво твердил голос разума. – Давно ты стал помощником хорошим людям? А ведь тебе через весь город переться – на Европейскую площадь – а там пробки неимоверные, сам знаешь…»

«Ну, ладно-ладно… Один раз только попробую, и все…»

Действительно, она нужна была ему так же, как тополиный пух аллергику. Но ему не хотелось терять так лихо приобретенный антураж преуспевающего человека. Он красовался перед этой незадачливой девочкой, как перед зеркалом, отражаясь в ее наивных глазах богатырем, блистающим невиданной удалью.

– Так ты уже журналисткой работаешь? – уже в машине спросил Лантаров зачем-то.

Девушка немного смутилась, но тут же справилась с собой.

– Не… не совсем… Я сейчас еще работаю наборщицей. Это когда корреспондент передает репортаж по телефону, и нужно его быстро записать… Но я уже после записи сама обрабатываю текст, так что редактору остается немного… И мне пообещали место корреспондента, а кадры у нас меняются быстро…

Лантаров вел машину и только исподволь поглядывал на девушку, наблюдая, какой она стала милой, когда пустилась в объяснения. Ему хватило бы и короткого вранья, ведь в журналистике он был полный ноль, даже газет не читал никогда. Автомобильные и мужские журналы он еще просматривал, а вот по части новостей – разве что парочку слишком интригующих сообщений из интернета.

– А Институт журналистики?

– А, ну да, ты имеешь в виду творческий экзамен и публикации? – Она залилась краской, а ведь он понятия не имел ни о творческом экзамене, ни о публикациях. – Мне это сделали в информационном агентстве. Там редактор – просто замечательная и очень… добрая женщина.

Они долго разговаривали по дороге. Его сразила ее доверчивость, а ее стерильная жизнь казалась нереальной, как из глупого сериала. Полина рассказала, что приехала в Киев сразу после школы, желая познать мир и жизнь большого города.

– Мне так хотелось увидеть все это, – она сделала выразительный, охватывающий пространство, жест руками, – эти великолепные соборы с блестящими куполами, большие улицы с неиссякаемыми потоками машин, я мечтала увидеть озорные летние фонтаны и фантастическую новогоднюю елку на Майдане…

Жуть, думал Лантаров наблюдая. Когда она говорила, то мечтательно улыбалась – так же естественно, как плакала в коридоре института. Да она просто все видит с иного угла, все – по-другому! Какой неожиданный параллакс, будто отражение маяка в ночной глади успокоившегося моря. А он ненавидел пыльные, пропитанные гарью, улицы, смеялся над елкой с ее примитивными украшениями, и фонтаны его не волновали. Соборы же были привычной картинкой города, он попросту не обращал на них внимания.

– А почему именно журналистика? – Очевидно, вопрос был глупым. Но ему снова и снова хотелось вызывать изнури ее свет, он играл роль фокусника, только фокусы предназначались не публике, а самому себе.

– О, я давно мечтала быть журналисткой! Это же просто чудо, потому что когда пишешь информацию, статью или репортаж – создаешь целый мир. Но… – Полина запнулась и закашлялась. – Но без образования путь у меня был единственный – любым возможным способом уцепиться за любую редакцию. Редакция агентства УНИАН была тринадцатым по счету офисом, куда я попала. Просто случайно повезло – был разгар лета, не хватало наборщиц, как и журналистов. И меня взяли на месяц без оплаты работы – как бы посмотреть, чему я смогу научиться за месяц.

– Трудно было?

– Да, пожалуй, то был самый трудный месяц. Но и, может быть, самый интересный. Хватало энергии, чтобы днем учиться быстро набирать тексты, а по ночам я наблюдала за городом, изучала его…

– Не страшно было?

– Нет, – она улыбнулась, – всегда находились отзывчивые люди… как вот ты… – При этих словах что-то внутри Лантарова вспыхнуло, ему передался ее внутренний свет. – Попадались разные люди, я очень легко схожусь, но как-то интуитивно распознаю хороших людей…

Он кое-что рассказал о себе, зачем-то сообщив о помощи отца в поступлении, вспомнив беспокойную работу в компании «Стелс-Инфо» и совсем немного сказав об автомобильном бизнесе. Он поймал себя на мысли, что постоянно сравнивает это неискушенное создание с Вероникой, и поражался. Они были несопоставимы, просто сущности с разных планет. Непересекающиеся миры. И подытожил: они никогда не могли бы встретиться в реальной жизни. Просто не может непорочность встретиться с неуемным пороком. И потому наблюдать за ней было забавно.