— У меня на лице что ли все написано?

— В целом, да. Теперь почти все читаю, а по началу не понимал совсем.

Последние два утверждения привлекли. Он меня читать пытался?

— А чего не понимал?

— Всего, наверное, — Свет пожал плечами.

— Например?

Кажется, он уже пожалел, что выдал мне конец нитки в клубке. Вера упрямая, пока не размотает, не отстанет.

— Ну, к примеру, почему Хуан?

Вера глупая, пока не нарвется, головой не подумает.

— Э… — сказала многозначительно я.

— Так почему?

Я бы могла соврать, но врать было нельзя. Не стоит начинать отношения со лжи. Ложь чаще всего впоследствии всплывает, только уже не мелким снежком, а настоящей лавиной. Оставалось одно — рассказать так, чтоб умилить. Первая пропасть на сегодня. Ну-с. Приступим:

— А можно я потом как-нибудь расскажу?

— Нет.

— А ты сердиться не будешь?

— Не-ет, — настороженно проговорил Свет, не отрывая от меня своих синих глаз.

— Точно?

— Точно.

Я открыла рот, набирая воздуха, и закрыла. Стыдно было на самом деле. Глупость ведь творила несусветную.

— Ну?

— Сейчас… Мне стыдно.

— Сильно стыдно?

— Очень.

— Тогда рассказывай.

— У меня бинокль есть, а твои окна напротив были и без штор, — почти не делая пауз, протараторила я.

Сработало? Нет?

— А Хуан — это комплимент или оскорбление? — Свет смотрел на меня слегка недоверчиво.

— Комплимент.

— Какая любопытная подробность. Мне надо чаще вопросы задавать, — с серьезным лицом проговорил он. В бездонном омуте его глаз при этом прыгали чертенята. Я расслабилась и позволила себе немного погордиться своей везучестью. Про зюк рассказала гораздо раньше, чем ожидала. Удача, однако.

— Значит, я тебе понравился еще до знакомства?

Неудача, однако.

Я замерла, растерявшись от нового неожиданного вопроса. Какие выводы сразу сделал… Загляденье. И промолчать-то в ответ нельзя. Разговор хоть и в шутливом тоне, но весьма серьезный.

— Ну, как бы сказать…

Свет вдруг смутился и немного нервно рассмеялся:

— Намек понял.

— Я о тебе ничего не знала. Знала два твоих предпочтения: футбол и блондинки.

Последнее слово я произнесла, внимательно осторожно следя за мимикой своего спутника. Мое предположение целиком и полностью оправдалось. Про девушку он умудрился забыть напрочь. Теперь вспомнил и пуще прежнего смутился. Вот так, плохой мальчик. Поменяемся местами. Что скажешь мне о ней?

Лицо Света вдруг обрело непроницаемость и некоторую суровость. Он пожал плечами, словно ничего существенного между нами не прозвучало. Так. Погоду обсуждали. И все. И диалог закончен. И ничего он мне не скажет.

Часто, очень часто, общение с сильным полом напоминает лабиринт с массой совершенно неожиданных тупиков. Напарываясь на такой тупик, так и хочется картинно всплеснуть руками и воскликнуть: «мужчины!» Сейчас как раз с языка готово было сорваться это восклицание.

— Обиделся?

Не знаю, правильно или не правильно, но я никогда в таких случаях не оставляю мужчину наедине с его тупиком. Неуютно мне, когда у него за пазухой секреты столь очевидные. И пусть не доберусь я до сути, пусть секрет останется, но мимо ушей не пропущу ни за что. Короче, либо электрик от бога — интуитивно знаю, как спасти вселенную от тьмы, либо экстремал от бога — написано на будке «опасно», и все равно лезу внутрь.

— Нет, — сказал, как отрезал Свет, и уже мягко добавил. — Иди туда, встань. Фотографию сделаю.

— Так точно! — я отдала честь и направилась в сторону ледяных колонн, при этом Тёма с собой прихватила, чего Пересвет явно не ожидал.

Малой был не против. Он с удовольствием залез ко мне на руки, и даже улыбнулся фотографу. Всего снимков вышло три. Теперь они стоят у нас на комоде вереницей, в той последовательности, в которой были сделаны. На первом мы очаровательны и улыбчивы. На втором Вера застыла в немом удивлении, а сосредоточенный и серьезный Тём взбирается с ногами Вере на плечо. На третьем Вера, закусив от напряжения кончик языка, удерживает вытянувшегося в почти полный рост Артёма. Артём же пытается дотянуться до ледяного сталактита. Полцарства за сосульку!

— Куда дальше?

— На реку Кулисмайоки к водопаду Юканкоски.

Я не удержалась от смешка:

— Ладно, выговариваешь… Как ты это запоминаешь?

Свет усмехнулся и перевернул решетку с колбасками.

— Я тебя поразил? Круто выгляжу?

Тём попытался запихнуть в мангал сырую ветку, но был вовремя остановлен отцом.

— Круто, — согласилась я.

Шумели рускеальские водопады. Помимо нас обедом на углях наслаждались еще две дружные компании. Я взглянула наверх, туда, где начинались пороги. Синее небо, серый камень, белая пена и изумрудная зелень. Бесконечное очарование суровой северной природы. Где-то здесь, совсем рядом, в этом бесконечном очаровании умирали Рита, Лиза, Женя, Галя и Соня.

— О чем задумалась?

Я взглянула на Пересвета и пожала плечами:

— Не знаю.

Свет сощурился, пристально изучая мое лицо. Затем медленно дотянулся и указательным пальцем легко надавил мне между бровей.

— Не хмурься тогда.

Он это сказал почти беззвучно. Не знаю, прочла ли по губам или услышала, или быть может и то, и другое. Не могу в полной уверенности сказать. В то мгновение я не осознавала себя, не понимала ничего, кроме ласковой бездны в его глазах. Она не затягивала и не топила, не захлестывала волнами страсти и не давала ощущения понимания или покоя. Свет не восхищался мной, не принимал, как единомышленницу или любовницу, не оценивал меня и не просчитывал отношения наперед. Он просто смотрел и видел…

Меня.

Такую, какая есть. Не накрашенную, с белесыми ресницами и бровями, с веснушками на носу и прыщом на виске. С дурной привычкой уходить в себя и из самых незначительных диалогов или происшествий устраивать настоящий шахматный турнир. Это Вера, такая, какая есть. Та, что болеет и ревет, боится и ненавидит, смеется и сражается, иногда забывает, куда положила лифчик и что герои ее очередного романа говорили в первой главе.

Все, что когда-то в жизни я принимала за любовь, вдруг в одно мгновение потускнело, потеряло всякую форму и смысл. Я прерывисто протяжно вздохнула, утопая в новых, неизведанных пока ощущениях.

Свет осторожно очертил пальцем мой нос и контур губ, потом приблизился почти вплотную и с улыбкой прошептал:

— И все-таки я тебе нравился.

Я тихо расслабленно засмеялась. Разве мог он оставаться серьезным? Конечно, не мог!

— Обоснуй.

В синих глазах заплясали чертенята.

— Хм… Станет ли женщина подглядывать за тем, кто ей не нравится? Женщина, может, и станет, Вера — точно нет, — последнее он пробормотал мне в губы.

— Уверен?

— Ага.

Я чувствовала каждое его слово, его дыхание. Диалог на грани поцелуя. Разговаривать вот так было непривычно, но поразительно приятно.

— Хочешь сказать, я первая начала?

Свет прикусил нижнюю губу, пытаясь скрыть счастливую улыбку:

— Да.

— И тебе это нравится? — я проявила искреннее недоверие к такой его реакции.

— Да, — теперь скрыть улыбку он не смог. — Соблазни меня. Ты ведь старше и опытнее, научи меня.

Глаза у него при этом потемнели, зрачки расширились, дыхание сбилось.

Маньяк! Я тут переживаю, что старше, а он «научи». Дожила. Что ответить, не нашла, поэтому просто растеряно недоверчиво смотрела на Света.

— Сделаю все, что скажешь, все, что захочешь, — он перестал улыбаться.

Я прерывисто вздохнула.

— Это — это? — раздался сбоку детский голосок, а рядом с моим лицом вдруг возникла какая-то серая бесформенная тряпка. Я в ужасе отшатнулась.

— Это мусор и его надо выкинуть, — давясь смехом, объяснил сыну Свет.

— Это — это? — не обратил внимания на отца Тём. Только, когда он вопрос повторно задал, я поняла, что обращаются конкретно ко мне.

— Это мусор и его надо выкинуть, — повторила я неуверенно.