– Я не ребенок, – Клаудия оставила небольшую кучку топлива в центре выемки. – Вы должны дать мне пистолет.

– А ты когда-нибудь пользовалась оружием? – поинтересовался Дин.

– Вообще-то нет. Но ты бы меня научил.

– Об этом можно и позже побеседовать. А сейчас мне надо, чтобы вы очистили разум. Сосредоточьтесь.

С помощью зажигалки Шочи развела костерок, подожгла плотную скрутку листьев шалфея и дула на нее, пока не повалил густой едкий дым. Махнув рукой, чтобы придать дыму направление, она жестом подозвала Клаудию. Так Шочи окурила всех, водя горящими листьями возле тел. Дин сморщил нос и, стараясь не раскашляться, попытался очистить разум, но получилось не очень-то. К тому времени, как Шочи закончила, он чувствовал себя копченым беконом и был уверен, что никогда не прогонит этот запашок а-ля хиппи с одежды и волос. Оставшиеся листья Шочи бросила в костер, растерла в деревянной чаше пригоршню трав, добавила воды и пустила чашу по кругу. Сэм, глотнув, передал ее Дину. Дин нахмурился, будучи менее чем в восторге от перспективы глотать грязноватую едкую жидкость.

– Вперед, – подбодрил Сэм. – Пей уже, рохля.

– Как-как ты меня назвал? – взвился Дин.

– Эй, в отличие от тебя, я не сидел весь полет в Шотландию в пакете по уши. Та милая блондинистая стюардесса из Данди научила меня всяким языковым премудростям[2].

– Даже уже не сомневаюсь, – проворчал Дин.

– Будьте добры, – рассердилась Шочи. – Капельку уважения.

– Извиняюсь, – Сэм быстро сделал серьезное лицо.

Дин собрался с духом и сделал глоток странной травяной жидкости, пытаясь не морщиться от мерзкого горького вкуса.

– Прости, – он снял кусочек травинки с нижней губы и передал чашу Клаудии.

Девочка без колебаний отпила и вернула чашу Шочи, которая допила остатки и вытащила каменный нож со змеей на рукояти.

– А теперь надо сделать надрез, – она тронула вытатуированное на груди сердце. – Вот тут, над сердцем. Надо принести кровавую жертву Уэуэкойотлю.

– Прекрасно, – Клаудия протянула руку за ножом. – Я первая.

– Первая я, – возразила Шочи. – Смотрите и делайте точно, как я. И без шуточек, ладно?

Клаудия кивнула, жадно наблюдая, как Шочи подносит лезвие к груди.

– Сначала дотроньтесь кончиками пальцев до левой стороны грудной клетки, – объясняла она. – Двигайте ими, пока не найдете точку, где сердцебиение отчетливее. Там сделайте маленький надрез, сдвинув лезвие вверх, – она сделала идеально вертикальный надрез сантиметра два длиной в центре татуировки. – Потом поймайте кровь на лезвие, вот так, – она провела ножом вдоль пореза, собирая кровь на бледный камень. – И вылейте в костер. Ясно?

Шочи подержала нож над огнем и передала Клаудии.

Шочи была в своем обычном топе. Клаудия – в футболке с глубоким треугольным вырезом. Сэм – в рубашке. Им не понадобилось ничего снимать, чтобы добраться до нужного участка тела. А вот Дин, глядя на то, как сначала Клаудия, а потом брат совершают ритуальные надрезы, очень хотел, чтобы на нем было что-нибудь другое, а не футболка с высоким воротником. Как ни крути, если он собирается выполнить необходимые действия, придется ее снимать. Что было бы сущим пустяком, если бы не присутствие девчонки-подростка, которая таращится на него, как на второе пришествие Элвиса.

Сэм передал ему нож, и Дин стянул футболку через голову, рассудив, что лучше покончить со всем быстро. Сконцентрировавшись на языках пламени, он пробежал пальцами над левым соском, чуть ниже татуировки. Чувствуя на себе взгляд Клаудии, Дин проигнорировал его, нащупал пульсацию под кожей и сделал надрез. Собрав кровь на лезвии, он вылил ее в костер и вернул нож Шочи. И заметил, что не только Клаудия таращилась на него, пока он надевал футболку.

Шочи проговорила странные мелодичные слова и замолчала.

– Что теперь? – спросил Сэм.

Она бросила в огонь пригоршню копаля:

– А теперь будем ждать.

***

Добрых двадцать минут ничего не происходило. Дин просто стоял, чувствовал неприязнь, жуткую усталость и полное отсутствие настроения для подобного дела. Интересно, сколько часов за всю свою жизнь он провел, бессмысленно дожидаясь, пока выскочит очередной жутик? Слышался вой койотов, всё ближе.

Когда Уэуэкойотль, наконец, появился, Дин с тревогой и злостью увидел, что божество носит его облик.

Да, облик принадлежал Дину, но смотреть на него было не все равно, что в зеркало. Скорее, на тщательно отретушированное фото. Не было ни двухдневной щетины, ни кругов бессонницы под глазами, ни морщинок в уголках век, ни досадного прыщика, вскочившего над правой бровью, ни россыпи веснушек, которые Дин надеялся перерасти, но так и не избавился от них. А еще двойник носил обтягивающие черные штаны на шнуровке, к которым Дин бы и близко не подошел. Когда тот, второй, улыбнулся Клаудии, Дин заметил, как дразняще мелькнули вампирьи клыки, и почувствовал больную беспомощную злость.

– Уэуэткуэ, – проговорила Шочи. – Ты почтил простых охотников своим присутствием.

– Мое почтение, Шиушочитль, – он шагнул к Клаудии и тронул царапину на ее груди. – Скажи мне, кто эта маленькая провидица?

– Меня зовут Клаудия, – решительно отозвалась девочка. – Я тебя не боюсь.

– Нет? – он взглянул на Шочи. – В ней такое сильное волшебство, – он взял Клаудию за подбородок и придвинулся достаточно близко для поцелуя. – Но ты ведь всегда знала, что особенная, правда? Вот почему другие не понимают тебя. Они завидуют твоей силе.

– Убери от нее руки, – Дин ступил вперед.

– Дин, – сказала Шочи. – Успокойся.

– Но она всего лишь ребенок.

– А кто эти белые люди? – спросил Уэуэкойотль, не разрывая зрительный контакт с Клаудией.

– Со всем уважение, – ответила Шочи. – Они мои друзья.

Она шагнула ближе, пытаясь отвлечь его от Клаудии.

– Мы просим совета, чтобы помочь твоей заблудшей внучке – исцелить ее недуг и снова сделать ее человеком, чтобы Цицимиме не смогли использовать ее и пробраться в наш мир.

– Твоя идея, а? – спросил Уэуэкойотль у Клаудии.

– Ага, – сказала девочка, хотя идею изначально предложил Сэм.

– Столь же умная, сколь и красивая, – он погладил ее по зарумянившейся щеке.

– Послушайте, – не стерпел Дин. – Я не могу вот так просто стоять и позволять этому древнему извращенцу, прикинутому под меня, лапать несовершеннолетнюю девочку.

Уэуэкойотль повернулся к нему (зеленые глаза сверкнули в темноте, как кошачьи) и отошел от Клаудии.

– Добродетельный Дин Винчестер. Бравый защитник невинных. Злой мальчик, не вылезший из отцовских штанишек. Скажи мне, Дин, чем всё закончилось, когда ты в последний раз пытался играть в папочку?

На какой-то момент его лицо стала уродливым, приобрело черты животного, а потом он стал Лизой. Никакой косметики, темные волосы растрепаны после сна, одета только в старую фланелевую рубашку, которую она обожала, а Дин всё грозился пожертвовать ее неимущим, пока Лиза в душе. Дин думал, что больше никогда не увидит эту страшненькую рубашку, и теперь его пронизала холодная ярость. Он не допустит, чтобы им так легко манипулировали.

– Она плачет каждую ночь, – голос тоже принадлежал Лизе, хриплый от слез. – Одна в постели, которую вы некогда делили. Из-за тебя она сломлена навечно. Она жалеет, что встретила тебя.