А Алешин посидел немного, насупившись, потом поднялся решительно и вышел из конторы, сердито хлопнув дверью.

– К Пархомчуку пойду… – буркнул он.

Но Алешину вовсе не нужно было идти к Пархомчуку, мастеру паровозного депо. Просто захотелось вырваться на свежий воздух из душной комнатушки Гаевого. Ему, однако, недолго пришлось ходить одному по станционным путям, шпалы которых были густо забрызганы нефтью и маслом.

– Привет, Сеня! – весело окликнул его капитан Варгин, сотрудник воеводинского отделения госбезопасности. – Что такой кислый? Опять с Гаевым не поладил?

– Опять, – мрачно отозвался Алешин.

– И что это у тебя с ним вечно стычки? – спросил Варгин, протягивая Семену руку.

– Поучает все меня, – криво усмехнулся Алешин. – А сам, между прочим, сидит почти безвылазно в своей норе и о настоящей жизни понятия не имеет, А тоже, наверно, считает себя патриотом.

– Здорово, видать, он тебя допек! – рассмеялся Варгин. – Но только ты зря на него ополчился. Говорят, он человек тихий, безвредный. Просто у тебя самого характер слишком ершистый.

Алешин в ответ лишь вздохнул сокрушенно.

Поговорив с Семеном о деповских новостях и об общих знакомых, капитан Варгин дружески попрощался с ним и пошел к начальнику станции – узнать, нет ли каких вестей от майора Булавина. Но, так и не узнав ничего нового, вернулся к себе, решив, что Евгений Андреевич, видимо, не случайно задержался у генерала Привалова.

Не любил капитан оставаться в отделении за Булавина. Неспокойно было у него на душе в такие дни. Он знал, что майор старается приучить его к самостоятельности, но Варгин не очень верил в свои силы. Его не страшил открытый враг, он нашелся бы, что против него предпринять, но вокруг не было никого, в ком можно было бы заподозрить недруга. А между тем возможно, что враг притаился где-то и лишь ждал удобного случая, чтобы нанести удар из-за угла… Лишь один человек был у капитана на подозрении, но он пока и его не решался назвать врагом.

Поскорее бы все-таки приезжал майор Булавин.

ПОДОЗРЕНИЯ КАПИТАНА ВАРГИНА

Прибыв в Воеводино, майор Булавин тотчас же вызвал к себе капитана Варгина. Выслушав доклад о порученном ему задании, Булавин предложил капитану сесть.

– Предстоит нам с вами серьезная работа, Виктор Ильич, – негромко произнес он и пристально посмотрел на своего помощника.

У капитана был широкий лоб, глубоко сидящие черные глаза, длинный нос с горбинкой, рано поседевшие волосы на висках. Слегка откинувшись на спинку стула, он не мигая смотрел в глаза майору, ожидая пояснений.

– Не знаю, нужно ли мне рассказывать вам о том, какой интерес проявляет военная разведка к железнодорожному транспорту? – улыбаясь одними глазами, спросил Булавин.

– Не нужно, – серьезно ответил Варгин, хотя он и понимал, что майор шутит.

– Я вам верю, – теперь уже не тая улыбки, продолжал Булавин. – А вот мне полковник Муратов не поверил и прочел целую лекцию о том, сколько неприятностей причинил французскому железнодорожному транспорту небезызвестный прусский агент Штибер.

– Тот самый Вильгельм Штибер, которого Бисмарк представил императору Вильгельму, как «короля шпионов»? – усмехнулся Варгин.

– Тот самый. Но этого мало, пришлось еще прослушать историю и о том, как японцы перед началом русско-японской войны собирались вывести из строя Сибирскую железную дорогу и как им помешала осуществить это бдительность русской железнодорожной охраны. Но это между прочим, для повышения образования, так сказать. Был затем продемонстрирован небезынтересный документ, захваченный у гитлеровцев. Я привез его копию.

Майор Булавин достал из своей сильно потертой и потемневшей в тех местах, до которых он чаще всего дотрагивался руками, полевой сумки несколько листов бумаги. На них – слева по-немецки, справа по-русски – на пишущей машинке была напечатана копия донесения начальника немецкой военно-транспортной службы главному штабу.

– Читайте только то, что подчеркнуто красным, – сказал Булавин, протягивая капитану один из листов.

«Ни в одной стране, – прочел Варгин помеченный абзац, – оперативное руководство военными действиями не зависит в такой степени от надежности коммуникационных линий, идущих к фронту, как на широких просторах России…

Русское командование постоянно опирается на свои железные дороги при отступлении, в обороне и наступлении, благодаря чему проявляет поразительное мастерство, быстро перебрасывая свои крупные боевые соединения на самые ответственные участки фронта. В подобных обстоятельствах наше внимание к прифронтовым железным дорогам русских должно быть максимальным…»

– Этого мало, однако, – продолжал майор, когда Варгин прочитал подчеркнутые места из донесения начальника немецкой военно-транспортной службы. – Познакомьтесь-ка и вот с этим, – положил он перед капитаном еще один лист.

«В случае крупного наступления русских в районе армии генерала Боланда, – торопливо пробежал глазами Варгин, – наибольший интерес для нас должны представить станции: Воеводино и Низовье. Необходимо усилить деятельность нашей агентуры на этих участках советских прифронтовых железных дорог».

– Понимаете теперь, какова ситуация? – спросил майор. – Похоже, что и на нашей станции замаскировался кто-то из тайных агентов гитлеровцев. Что вы на это скажете, капитан?

– Что же я могу сказать? – пожал плечами Варгин. – Если вы ничего не можете на это ответить, то я тем более.

Майора раздосадовала явная безнадежность, прозвучавшая в голосе Варгина. Он нахмурился и спросил:

– Никого, значит, и не подозреваете даже?

На подозрении пока все тот же человек, товарищ майор.

– Гаевой?

– Гаевой.

Встав из-за стола, майор прошелся по скрипучему деревянному полу своего кабинета. Остановился возле большой карты Советского Союза, висевшей на стене. Ежедневно отмечал он на ней каждый новый советский город, отвоеванный у врага. Извилистая линия фронта, все более прогибавшаяся на юг, в сторону противника, как бы застыла теперь в ожидании грозных событий.

Разглядывая карту, Евгений Андреевич отыскал глазами тот участок огромного фронта, к которому вела железная дорога от станции Воеводино, и подумал невольно, что, может быть, именно здесь разыграются эти события…

Постояв немного у карты, Евгений Андреевич еще несколько раз прошелся по кабинету и снова уселся за стол.

– И подозрения у вас все те же? – повернулся он к капитану Варгину. – На одной интуиции основанные? Или, может быть, новое что-нибудь прибавилось?

– В общем-то нового ничего не прибавилось, – без особого энтузиазма отвечал капитан, – но ведет он себя все-таки странно.

– В чем же именно эта странность?

– В отсутствии интереса ко всему. Я уж не говорю о докладах и лекциях, даже на профсоюзные собрания силком приходится его тащить.

– Ну и что же? – удивился Булавин. – Такой нелюдимый характер у человека. И потом – горе у него, вся семья при бомбежке погибла.

– А я все-таки этого не понимаю, – упрямо помотал головой капитан. – При таком горе на людях только и забыться, а он всех чуждается. С работы домой спешит, к старушке, у которой квартирует. Думается мне, однако, что все это лишь для отвода глаз.

– Притворяется, значит, домоседом, а сам тайком выслеживает, что у нас на станции делается? – не без иронии спросил Булавин.

– А вот этого-то я как раз и не думаю, – слегка нахмурился Варгин. – По моему заданию несколько дней за ним велось наблюдение и точно установлено, что, кроме деповской конторы, он никуда не ходит.

– А ночью?

– И ночью. Да это и понятно. Если бы он высматривал что-то, ему естественнее было бы роль общительного человека разыгрывать. Ходил бы всюду запросто, не привлекая ничьего внимания.

– А не противоречите ли вы тут сами себе? В чем же тогда подозревать нам Гаевого, если исключается возможность не только сбора им информации, но и наблюдение за работой нашей станции?