– Форменный сорняк! – возмущенно заметил Семен.

– Хуже сорняка, Сеня. Из сорняка-то мы наш гибрид получили. Так что ты не обижай его таким сравнением.

Время шло! Нужно было торопиться, чтобы не опоздать на поезд. Нечаев схватил лист бумаги, торопливо написал письмо и отдал его Семену.

– Завтра утром передашь это Милецкому. Я пишу ему, чтобы он немедленно послал семена в Москву на анализ и сообщил мне о результатах этого анализа. Ты, Сеня, должен проследить, чтобы семена завтра же были посланы в Москву. Я чувствую, что Милецкий будет тянуть с этим делом.

В столице

В Москву Нечаев приехал ранним утром. Столица только просыпалась и выглядела особенно чистой, свежей, нарядной.

Нечаев не был в Москве четыре года, и она показалась ему неузнаваемой.

Устроившись в гостинице, Михаил прежде всего направился на метро, один вид которого привел его в восторг и даже заглушил на время тревожные мысли об увезенных Милецким семенах. Весь день затем ходил Михаил по городу, осматривая новые прекрасные дома и площади столицы.

Вечером открылся съезд. На первом заседании выступали передовые колхозники, трактористы, бригадиры полеводческих бригад и председатели колхозов. Они рассказывали о своих замечательных победах.

Михаил вернулся со съезда взволнованным и счастливым. Он должен был выступить на третьем или четвертом заседании. Было само собой очевидно, что он будет говорить о своем гибриде, и одно только обстоятельство смущало Нечаева – он не мог показать плоды своей работы.

Утро следующего дня было необычайно солнечное, спокойное. Михаил, который привык за годы жизни в Воронеже вставать чуть свет, не мог и сейчас изменить своей привычке, хотя спешить ему было некуда. Он встал в шесть часов, умылся холодной водой, открыл окно и долго любовался просыпающейся Москвой.

В десять часов, когда Михаил собрался уходить, к нему в номер постучали.

– Вам заказное письмо, товарищ Нечаев, – сказал служащий гостиницы, подавая Михаилу конверт.

Нечаев поспешно его распечатал. Из конверта выпала сложенная вдвое плотная бумажка со штампом Центральной лаборатории Наркомзема. Начальник Центральной лаборатории сообщал, что качество подвергнутых анализу семян пшенично-пырейного гибрида оказалось гораздо ниже качества обыкновенной пшеницы.

Михаил не верил своим глазам. Он дважды перечел это невероятное сообщение…

Утром на следующий день после отъезда Нечаева в Москву Семен отправился в земельный отдел. Кабинет Милецкого находился в длинном, тускло освещенном коридоре среди множества других комнат. Милецкого не было, и Круглова встретил секретарь – старичок, на кончике носа которого, словно крылышки стрекозы, дрожали расшатанные стекла пенсне.

– Что вам угодно? – спросил старичок скрипучим голосом и недовольно покосился на грязные сапоги Семена.

– Мне нужен товарищ Милецкий.

Старичок попросил подождать. Вскоре вошел Милецкий и, заметив Семена, сказал весело:

– Привет, привет, товарищ Круглов! Уехал ваш патрон на съезд?

– Уехал. Вот письмо, просил вам передать.

Милецкий надорвал поданный конверт, прочел письмо Нечаева и рассмеялся.

– Чудак, Михаил, честное слово! Он никак не может понять, что ему желают только добра.

– Что-то непохоже… – усмехнулся Семен.

– Как же непохоже, товарищ Круглов? – удивился Милецкий. – Неужели вам не ясно, что я забрал семена только для того, чтобы избавить Нечаева от неприятностей. Ведь за точность ваших анализов никак нельзя поручиться… Я конечно, не хочу этим сказать, что вы недостаточно опытный лаборант. Вовсе нет. Я лишь принимаю во внимание несовершенство аппаратуры в вашей лаборатории.

– До сих пор… – возразил было Семен.

Но Милецкий тотчас же перебил его.

– Это совсем особый случай, товарищ Круглов. Тут ведь дело идет о совершенно новом злаке.

– Ну, хорошо, – сказал Семен, – раз уж вы нам не доверяете, так не тяните этого дела и поскорее посылайте семена на анализ.

– Мы так и сделаем, товарищ Круглов. Завтра же семена будут посланы в Москву.

– Почему же завтра? Нечаев должен знать о результатах анализа до выступления на съезде. Нам дорог каждый час, и я не только настаиваю, но и требую, чтобы…

– Ну, хорошо, хорошо, – примирительно сказал Милецкий. – Не будем спорить. Я распоряжусь, чтобы семена немедленно же были посланы в Москву.

Обещание это не успокоило Семена. Выйдя из земельного отдела, Круглов не поехал на станцию, а направился к своему приятелю, живущему в Воронеже. Спустя три часа он позвонил от него в земельный отдел.

К телефону подошел сам Милецкий.

– Ну как – послали семена? – спросил Семен.

– Все в порядке, – ответил Милецкий, – час назад семена отправлены на почту. Ну, и напористый вы парень, товарищ Круглов!

Семен хотел было сказать, что с такими людьми, как он, Милецкий, нельзя иначе, но промолчал и, попрощавшись с Милецким, повесил трубку.

Не доверяя Милецкому, Круглов решил сам проверить его сообщение и направился на почту. Там работал школьный товарищ Семена – Ваня Галкин. Семен попросил его навести справки, и вскоре тот вернулся с исчерпывающими данными: час назад из земотдела получены две посылки – одна в Москву, в Центральную лабораторию Наркомзема, а другая – в Полтаву.

– А ты бы не показал мне эти посылки, Ваня? – спросил Круглов.

– С удовольствием, но у нас осталась теперь только одна посылка. Московскую мы уже отослали. На полтавскую можешь полюбоваться.

Они прошли в посылочное отделениие, и Семену показали небольшой ящичек, обшитый холстом. Круглов с удивлением прочел на нем тот самый адрес, по которому Сохнин посылал письма в Полтаву. Адрес этот Семен хорошо помнил, так как неоднократно опускал письма Сохнина в почтовый ящик.

Все это показалось Круглову чрезвычайно странным. Условившись с Галкиным, чтобы тот задержал отправку посылки, Семен поспешил в НКВД. Полтавская посылка казалась ему явно подозрительной, и он решил попросить вскрыть ее. По дороге в НКВД он все время думал о том, удастся ли ему добиться этого – ведь кроме смутных подозрений у него не было никаких оснований требовать вскрытия посылки. Но в НКВД к его просьбе отнеслись с такой готовностью, которой Семен никак не ожидал. Как только Круглов рассказал обо всем, на почту вместе с ним был немедленно направлен уполномоченный.

Когда посылку вскрыли, Семен увидел хорошо знакомый мешочек. Он поспешно развязал его и воскликнул:

– Да ведь это же наши семена, чорт возьми!

Уполномоченный, между тем, ощупал мешочек и ловко извлек из его шва скрученную из папиросной бумаги записку.

– Ваше счастье, товарищ Круглов, – сказал он. – Еще немного, и вам бы не видать больше этих семян. Их хотели переправить в места… расположенные очень далеко от Москвы.

«Экспериментируйте смелее»

Обстоятельства складывались для Нечаева неблагоприятно. Он ни минуты не сомневался в высоких качествах семян гибрида, но странный результат анализа Центральной лаборатории все же смущал его. После долгих и грустных размышлений он решил, что от выступления на сегодняшнем заседании съезда он откажется и выступит только после того, как лично побывает в Центральной лаборатории и докажет ошибочность анализа.

Явившись на заседание, Нечаев тотчас же послал записку в президиум, в которой отказывался от своего слова.

Но каждое новое выступление колхозников и агрономов так и подмывало Михаила выступить самому, и ему стоило немалого труда удержаться от того, чтобы не послать в президиум вторую записку и вновь попросить слова.

В этой внутренней борьбе Михаил провел первую половину заседания, а когда, наконец, успокоился, его неожиданно вызвал дежурный секретарь и передал какой-то пакет.

Едва успел Михаил развернуть его, как председатель собрания огласил записку, в которой Нечаев отказывался от своего слова.