Наиболее близко сошелся Михаил со старым опытником Иваном Мочалкиным. Это был маленький, рыжий и рябой человек с живыми серыми глазами. Бывший батрак, он стал затем председателем первого в области колхоза.

Мочалкин одобрительно и даже с увлечением отнесся к планам Михаила, и последнего это очень радовало, так как он видел, что Мочалкин пользуется большим авторитетом у колхозников. В разговоре с Мочалкиным Михаил часто ссылался на работы Дарвина, Тимирязева, Мичурина, и эти имена были знакомы Мочалкину не только понаслышке; он читал произведения этих великих ученых, знал их работы и опыты.

Особенно горячо обсуждался на конференции вопрос о борьбе с сорняками и вредителями полей, в частности, много разговоров было о пырее. Это чрезвычайно живучее и распространенное растение было злейшим врагом культурных полей: оно способно жить там, где редко выживают другие растения: оно одинаково хорошо переносит и лютые зимы, и палящий зной, растет и на песках, и на солончаках, и на высоких горах.

Возвращаясь с конференции, Михаил много думал об этих исключительных свойствах пырея, и у него неожиданно родилась идея, казавшаяся фантастической. «А что если этого злейшего врага полей сделать их другом? – подумал Михаил. – Вот это было бы замечательно!»

С этой минуты пырей не выходил у него из головы.

Как только сошел снег, Нечаев перебрался на свою опытную станцию и тщательно принялся изучать сорняки. Семен, помогавший ему отбирать семена различных сорных растений, удивленно спрашивал:

– Зачем они вам, Михаил Андреевич? Это же не только бесполезные, но и вредные растения, какое же отношение имеют они к высокосортной пшенице?

– В мире не существует бесполезных растений, Сеня, – убежденно говорил Михаил. – Все зависит только от умения ими пользоваться. Вот, например, в Южной Америке многие индейские племена делают род хлеба, называемого кассава. Он приготовляется из клубней горькой юкки, в которых содержится сильнейший яд – синильная кислота. Чтобы удалить ее, из растительной массы клубней выжимают сок, подобно тому как отжимают сыворотку из творога. Одной из основных культур в индейском государстве инков в Перу была киноа – высокогорный вид лебеды, из семян которой делали кашу. Но в семенах киноа содержалось много вредного для человека сапонина. Чтобы сделать киноа съедобным, перуанцы удаляли из нее сапонин кипячением семян с золой. Индейцы Калифорнии размалывают луковицы растения амоле и посыпают полученным порошком воду для усыпления рыбы; это же растение употребляется индейцами в качестве мыла…

– И в самом деле, – засмеялся Семен, – выходит, что нет бесполезных растений. Но я все же не понимаю, Михаил Андреевич, что же вы будете с пыреем делать?

– Пырей очень живучее, прекрасно приспособленное к жизни растение, – объяснял Михаил. – Оно размножается семенами и вегетативным путем – делением корневищ и дерновин. Поселяясь на тучных, хорошо вспаханных землях, пырей мощно разрастается, образуя кусты, заглушает пшеницу и резко снижает ее урожай. Латинское название пырея – «агропирум», что означает «огонь полей»; народ называет его так же «сосун-травой».

В истории известны случаи, когда земледельцы бросали свои поля, которые были заражены пыреем, и уходили искать новых мест, так как не могли справиться с этим сорняком.

– А я слышал, – с увлечением заметил Семен, – что пырей является неплохим кормовым растением.

– Верно, некоторые виды пырея действительно являются хорошим кормовым растением, но на культурных полях пырей – злостный сорняк. Обыкновенно сорняки уничтожают глубокой вспашкой полей; плуг режет их корни, глубоко зарывает их в землю или выворачивает наружу и они пропадают. Но корневища пырея, разрезанные на части, перезимовывают в земле, а весною из каждой части их вырастают новые кусты и коварный враг еще пышнее разрастается на поле, отнимая у пшеницы свет, влагу и пищу. К тому же, с каждым годом пырей все дальше и дальше рассевает свои семена, захватывая все новые и новые участки поля. Каждый кустик пырея дает до 5 тысяч семян, тогда как пшеница может дать не более 150-160!

– Так как же вы этот агрессивный сорняк хотите скрестить с пшеницей? – удивился Семен.

Михаил положил руку на плечо лаборанта.

– Как? Я сам еще не знаю этого, но добьюсь во что бы то ни стало! Посудите сами, Сеня, как было бы замечательно: необычайную живучесть, зимостойкость пырея, его способность расти много лет, способность быстро размножаться и давать при этом много семян соединить со свойствами пшеницы – давать крупное ценное зерно!

– Эх, Михаил Андреевич, – вздохнул Семен, – завидую я вам! Крепко, видно, вы в себя верите. А вот я не такой.

– Ничего, будешь таким!

Друзья и враги

Все лето шла горячая работа по спариванию пырея с пшеницей. Петр Петрович, как только узнал об этой затее, сразу же заявил:

– Чепуха! Ничего из этого не выйдет.

– Вы старый пессимист, дядя Петя, – серьезно заметил ему Семен, – и вам не понять этого дела.

О работах Нечаева узнали вскоре в земельном отделе области и стали посмеиваться над ним:

– Удивительная фантазия у этого парня. Как это он не додумался скрестить пшеницу с крыжовником? Кружит людям голову слава Мичурина.

В воронежской газете даже появился ядовитый фельетон, автор которого обвинял Нечаева в невежестве и бессмысленном фантазировании. Не лучше отнеслись к опытам Нечаева и в Москве в Наркомземе. Об этом ему предостерегающе писали друзья.

Нечаев понимал, что вначале ко всему новому люди относятся с предубеждением и недоверием. Но в насмешках над его опытами чувствовалось, пожалуй, что-то большее: эти насмешки скорее походили на прямое издевательство. Однако Михаил не подозревал, что начавшаяся травля могла итти по инициативе врагов. Он приписывал ее только консерватизму и ограниченности чиновников, не желавших понять смысла его работы. Впрочем, отсутствие поддержки в Наркомземе и недоверие друзей возмещалось сочувствием и симпатией, которыми его начинания все больше пользовались среди колхозников и агрономов области.

Особенно радовало Михаила то безоговорочное признание, которое получали все его опыты у Ивана Мочалкина. Михаил с каждым днем все сильнее привязывался к этому простому, задушевному и умному человеку. Он всегда был рад его видеть, и Мочалкин стал постоянным гостем на опытной станции.

Мочалкин обыкновенно приходил подвечер. Усевшись на скамеечке перед станцией, он угощал Нечаева доморощенным табаком и всякий раз спрашивал:

– Ну, как себя чувствует наш пырей?

Выслушав от Михаила краткое сообщение о росте пшенично-пырейного гибрида, Мочалкин молча докуривал «козью ножку» и уходил, крепко пожав руку молодому селекционеру. Лишь однажды Мочалкин, кроме своего обычного вопроса, произнес сравнительно длинный монолог.

– Я так полагаю, Михаил Андреевич, – сказал он, – если пырей оправдает наши надежды, то это будет великое дело для всего нашего сельского хозяйства.

…Нечаев не рассчитывал получить положительный результат от первого же скрещивания пырея с пшеницей. Он понимал, что ему еще предстоит большая и кропотливая работа по подбору различных сортов пырея и пшеницы, прежде чем удастся получить полноценный гибрид. И все же он был сильно разочарован, когда обнаружилось, что все его пшенично-пырейные гибриды бесплодны.

– Выходит, что все пропало, Михаил Андреевич? – дрогнувшим голосом спросил Семен, сопровождавший Нечаева.

Михаил задумчиво потер между пальцев бесплодный колос гибрида и тяжело вздохнул. Ответить Круглову он не успел, так как за ним пришел Петр Петрович.

– Вас спрашивают, Михаил Андреевич, – сказал Сохнин. – Зайдите, пожалуйста, на станцию.

Подходя к зданию станции, Нечаев с удивлением заметил на крыльце щеголевато одетого молодого человека, в котором с трудом узнал своего товарища по институту – Олега Милецкого. Он пополнел, отпустил маленькие черные усики и выглядел теперь очень солидно.