Он выбрал их, Эхалию разрушив,

И для себя, и для служенья в храме.

Ужель под этим городом он пробыл

260 Столь долгий срок, что дней не сосчитать?

Нет, по словам его, он у лидийцев

Так задержался — не по доброй воле.

Он куплен был… Не гневайся, царица,

На речь мою: тому был Зевс причиной.

Твой муж был продан варварке Омфале,

Сам говорит, что год у ней работал.

И так был уязвлен позором этим,

Что клятву дал торжественно богам

Виновника его постыдной доли

270 Поработить с женою и детьми.

Исполнил он обет. По очищенье

Он на Эхалию с наемным войском

Пошел войной: Еврита он считал

Виновником единым бед своих.

Однажды у Еврита был он гостем.

Тот оскорбил его и дерзкой речью,

И злобною душой, сказав ему:

«Хоть стрелы у тебя неотразимы, —

В стрельбе моим уступишь сыновьям.

280 Ты раб, — Еврит вскричал, — и был не раз

Жестоко бит!» И на пиру, хмельного,

Его из дома вытолкал. И в сердцах,

Когда Евритов сын пришел в Тиринф[12],

Ища своих потерянных коней,

И мыслями рассеян был, — Геракл

С высокой башни сверг его. Тогда,

Разгневавшись на это злодеянье,

Родитель всех — царь олимпийский Зевс —

Его на долю рабскую обрек,

290 Не потерпев, что он свершил убийство

Обманом. Если б он открыто мстил,

Возмездье честное простил бы Зевс:

Бессмертные не терпят вероломства.

Тот дерзостный обидчик с сыновьями

Теперь давно в Аид переселился,

А город их — в неволе. Эти жены

Дни счастия сменили на беду —

И вот к тебе явились. Их прислал

Твой муж, а я — слуга — лишь долг исполнил.

300 Что до Геракла — жертвы искупленья

Он в честь победы Зевсу принесет

И сам прибудет. Говорил я долго,

Но эта весть тебе всего приятней.

Ликуй, царица! Вот оно — блаженство:

Ты видишь их и слышала его.

Как я могу не радоваться дивным

Деяньям мужа? Радуюсь всем сердцем.

Всегда сопутствует успеху радость.

Но осторожным следует дрожать

310 И при удачах. Долго ль оступиться?

Ах, милые, я искренне жалею

Вот этих, бедных, на чужой земле,

Скиталиц — и бездомных и безотчих.

Они, наверно, были от рожденья

Свободными. Теперь их рабство ждет.

Вершитель боя Зевс! Да не увижу

Детей своих, тобою так гонимых!

Помилуй их, доколе я жива.

Гляжу — и вся от страха содрогаюсь.

320 О злополучная! кто ты, юница?

Не замужем? Иль дети есть? Ты с виду

Невинней всех и благородней. Лихас,

В какой семье родилась чужеземка?

Скажи, кто мать ей, кто отец? Она

Сильнее прочих тронула мне сердце.

Она одна достоинство хранит.

Почем мне знать? К чему вопрос? Наверно,

Родители ее — не из последних.

Уж не царевна ль? Дочь имел Еврит?

330 Не знаю, я расспрашивать не стал.

И как зовут, — ты не узнал у спутниц?

Нет, не узнал: я молча делал дело.

О бедная, скажи хоть ты сама:

Я огорчусь, коль не откроешь имя.

Нет, ежели судить по прежним дням, —

Рта не раскроет. За далекий путь,

Как и сейчас, не молвила ни слова.

Томится все под тяжестью несчастья;

Бедняжка слезы льет ручьем с тех пор,

340 Как с родиной погибшею рассталась.

Зол рок ее — ей можно извинить…

Оставим же ее в покое. Пусть

Войдет без принужденья: бед ее

Приумножать не надо — мне тем боле.

Она и так пресыщена. Теперь

Идемте в дом: ведь ты спешишь вернуться,

Я ж привести в порядок все должна.

Постой, помедли, — разузнай сперва

О той, кого к себе под кровлю вводишь, —

350 Не знаешь ты всего, что надо знать,

А это мне доподлинно известно.

В чем дело? Не задерживай меня!

Послушай. То, что раньше рассказал я

И что скажу, по-моему, не вздор.

Что ж? Позовем их из дому обратно,

Иль только мне и девушкам расскажешь?

Тебе да им скажу. Других не надо.

Они ушли. Ты можешь говорить.