Изменить стиль страницы

Иоанн попытался заключить мир с Баторием, соглашаясь уступить ему Полоцк и Полоцкую землю. Но польский король, окрылённый успехами и склонный недооценивать противника, хотел принудить ненавистного царя к капитуляции. Кроме того, в условиях больших расходов на войну, опустошавших казну, и быстрого роста долгов, Баторию была необходима «большая добыча». В качестве условий заключения мира он выдвинул три ультимативных требования: передать Польше всю Ливонию, выплатить контрибуцию в 400 тыс. золотых червонцев (по тем временам сумма огромная) и «срыть» русские крепости на границе.

20 июня 1581 г. Баторий во главе стотысячной армии, с согласия всех сословий на сейме, начал свой третий поход на Русь. Все силы были направлены на Псков, сильнейшую крепость окраины Московского государства, город древний и по тем временам чрезвычайно богатый и большой, и, как показалось летописцу, «будет не меньше Парижа»{83}. В случае успешного овладения Псковом поляки двинулись бы на Новгород, а затем и на Москву. Российский историк А.Н. Боханов так описывает настроения в армии Батория: «Поляки и наёмники, вооружённые по последнему слову военной техники, двигались как на праздник.

В обозе за передовыми частями следовали музыканты, актёры и, конечно же, толпы жриц любви. Имелись и прелаты[32], воодушевлявшие святое воинство на разорение и разграбление страны Православия. Господствовала уверенность, что Русь при последнем издыхании, что борьба будет недолгой, победа — скорой, а добыча — огромной»{84}.

29 июня Баторий получил ответ от Иоанна с комментариями по каждому из пунктов ультиматума. Царь был готов уступить Полоцк, занятый к тому времени войсками Батория, и отдать Ливонию, где всё ещё находились русские гарнизоны. В то же время Иоанн, сославшись на исторические хроники, счёл необходимым снова напомнить, что Ливонская земля искони принадлежала Руси. Эта оговорка могла означать, что Москва в будущем ещё вернётся к этому вопросу. Требование контрибуции Иоанн решительно отклонил, поскольку такие вещи возможны только в «басурманских» странах. Об уничтожении крепостей также не могло быть и речи, ибо никто иной, кроме царя, не был вправе распоряжаться в Московской державе. Своё послание Баторию Иоанн завершил упованием на милость Бога. «…Ты несговорчив …и стремишься к битве. Бог в помощь! — писал он Баторию. — Мы же во всём возложили надежду на Бога — если Он захочет, то облагодетельствует нас силою Своего Животворящего Креста. Уповая на Его силу и вооружившись крестоносным оружием, ополчаемся силою Креста против своих врагов»{85}.

Послание Иоанна резко контрастировало с тем, что нашёптывало Баторию его окружение: будто Иоанн «ничтожный трус», погрязший в разврате; стоит королю только захотеть, и этот ненавистный царь будет повержен, а Русь сокрушена.

Пылавший ненавистью Баторий вызывал русского царя на личный поединок, чтобы меч решил, чьё дело справедливо и с кем Бог. «Но что бы ты ни сделал, примешь ли вызов или пустишься в бега, — пророчествовал Баторий, — Господь будет с нами, и истина и справедливость восторжествует. Ты же пойдёшь путём погибели!»{86}

Баторий, грезивший о мировой славе, планировал взять Псков сходу. Но сходу не удалось взять даже Печёрский монастырь, находившийся недалеко от Пскова. Требования сдачи монастыря, сопровождавшиеся угрозами и посулами, иноки отклонили так: «Не хотим Королева жалованья, и не страшимся от его угроз, не приемлем Канцлерова льстивого ласкания, ни его лестного обещания Латынского по Христианству, но умрём в Дому Пречистыя Богородицы, по своему иноческому обещанию»{87}. Другие православные защитники монастыря ответили так: «По крестному целованию, за отчину своего Государя царя и Великого Князя Иоанна Васильевича всея Руси и за его чада Царевича Князя Фёдора, мы такожде должны умрети, а монастыря Богом-зданные — пещеры не отдадим»{88}. У монахов был гарнизон, и они мужественно бились, звоня в колокола, крича, бросая огромные камни и открывая такую пальбу, что по всему было видно, что они не желают сдавать святой дом Божий немецкому полковнику Фаренсбаху. Тот, предвидя борьбу за Псков, предпочёл оставить монахов в покое и снять осаду монастыря, доказавшего свою способность смело противостоять мощному нападению.

Но и под Псковом войско Батория не приобрело много славы. Иоанн сосредоточил здесь лучшие воинские силы, снабдил всякими снарядами и запасами, ибо всю свою надежду и утешение, счастье и несчастье возложил на спасение или падение этого города. Так что, как свидетельствовали люди Батория, попавшие в русский плен, в противостоянии с Речью Посполитой Псков сделался Москвой, и если бы королевские войска овладели Псковом, то овладели бы и всем Московским государством{89}.

У поляков же под Псковом произошла существенная заминка, бросившая тень на авторитет главнокомандующего войском великого канцлера Яна Замойского: когда потребовалось задействовать артиллерию, то ни пороха, ни снарядов во всём королевском обозе не оказалось. Пришлось за порохом и снарядами посылать в Ригу. Если бы об этом узнали защитники Пскова, то полякам пришлось бы со значительными потерями отступить.

Штурм закончился полным провалом. Из тех, кто через пробитые артиллерией проломы в городских валах бросился штурмовать город, лишь немногие вернулись назад. Был убит и знаменитый воин Бекеш, многолетний военный соратник Стефана Батория. Эта неудача войска Батория, казавшегося непобедимым, произвела отрезвляющее впечатление на его пёструю по составу армию и воодушевила находившийся под началом князя Ивана Петровича Шуйского псковский десятитысячный гарнизон. Оборона Пскова в течение пятимесячной осады, на защиту которого поднялись все его тридцать тысяч жителей от мала до велика, явилась выдающимся фактом русской истории, убедительным примером русского патриотизма XVI в. За всё время осады не было ни одного случая измены и перехода на сторону врага. Псковичи сорвали план Батория, который намеревался не только подчинить польской короне всю Ливонию, но и разгромить Москву{90}.

Оборона Пскова потребовала направить на помощь ему часть нарвского гарнизона. Оголением русских позиций на северо-востоке Ливонии с большой выгодой для себя воспользовалась Швеция. Её смешанные наёмные войска под предводительством выходца из Франции Понтюса Делагарди поспешили занять Тольсбург, Гапсаль, Вейсенштейн и Нарву.

В то время как Понтюс так удачно вёл войну, поляки всё ещё стояли под Псковом. У польского войска не было ни соли, ни хлеба. Начались повальные болезни, так что умерло много наёмников. Ощущался и большой недостаток в порохе и снарядах. Наступала зима. Перед тем как распустить своё войско до весны, Понтюс предложил помощь полякам своими людьми, порохом, снарядами и исправною артиллерией, но те отказались, посчитав, что такая помощь обернётся для них территориальными потерями в Ливонии.

Неудача Батория под Псковом позволила Иоанну IV начать переговоры о мире. И здесь он проявил себя как искусный дипломат. Чтобы обеспечить международную поддержку русскому государству, оказавшемуся в чрезвычайно трудном положении, православный царь сыграл на давнем стремлении папства подчинить православную Москву католической Церкви: он предложил папе Григорию XIII заключить союз против ислама и оживил тем самым надежду (оказавшуюся призрачной) и на «духовное единение» Церквей, которое Рим традиционно выставлял в качестве условия антитурецкого союза. Царь пообещал также открыть свою страну для торговли с западом, когда установятся дружеские отношения с папой и христианскими государями, и попросил направить посольство в Москву, чтобы быть посредником на переговорах и защитить Московское государство против территориальных амбиций польского завоевателя, находившегося в союзе с султаном и крымским ханом. О религиозных разногласиях с Римом русский царь пока не упоминал. Папа поспешил отреагировать на послание Иоанна. Дело в том, что, теряя влияние на западе и севере Европы под натиском протестантизма, католицизм хотел обрести новое дыхание за счёт экспансии на восток. Кроме того, в условиях нараставшей угрозы со стороны турок-мусульман перспектива втягивания в борьбу с ними Московского государства представлялась Риму чрезвычайно заманчивой.