Изменить стиль страницы

Установки на «историю снизу вверх» сформировались в ответ на элитарность, в том числе и устной истории, в том виде, в каком она зародилась в США еще в 1940-х гг. благодаря А. Нэвису и его первому проекту по сбору интервью у известных политических деятелей для изучения дипломатической и политической истории. Но массовым занятием исследователей новейшей истории устная история стала благодаря протесту против предрасположенности к истории «сильных мира сего», известных и видных деятелей. Альтернативой «истории на верхних этажах общества» (государственной, политической элиты) стала «история снизу вверх», интерпретация исторических событий «снизу вверх» представителями «нижних этажей общества». Закрепило акцентуацию устной истории на истории «немотствующих» слоев общества («безмолвствующего большинства») внимание к массовым событиям и масштабным процессам, спровоцированным Второй мировой войной.

К 1960-1980-м гг. завершается переориентация устной истории с изучения «великих людей и событий» на историю простых людей, дискриминируемых групп населения, что вылилось в новый подход — «историю снизу вверх», историю на нижних этажах общественной лестницы. Появляется множество проектов устной истории, особенно в Западной Европе, которая пережила мировую войну. Например, в Англии сформировалась традиция устной «рабочей истории», устной истории «лондонской бедноты и городского дна» и т. д. Во Франции обращение к устной истории тоже было своего рода протестом, но против господствующей школы Анналов с ее «увлечением количественными методами, изучением масштабных социально-экономических структур и процессов, охватывающих длительные периоды». Работы же устных историков «возвращали читателя к привычным горизонтам человеческой жизни», «обещали возможность „непосредственного выхода“ в историю — своеобразного „окна в прошлое“»[34].

Новые подходы в социальных науках позволили в последующем преодолеть междисциплинарный барьер и добиться для устной истории определенного академического статуса. Но до сих пор ей приходится утверждать право на самостоятельность своего подхода, так как не удается до конца преодолеть определенную конфронтацию между официальной и устной историей. Можно говорить об определенном несовпадении «взгляда снизу» (рядовых участников и очевидцев) на исторические события XX столетия и «взгляда сверху» — оценок официальной зарубежной и отечественной истории. Многие рассматривают устную историю как «повстанческое» направление в науке и противопоставляют его «торжественно-пафосной» и «официально-правильной» истории. Однако разобщенность заполитизированной, ангажированной официальной истории и народного восприятия исторического прошлого сильно преувеличена. На современном этапе очень большой размах получила наряду с демократической устной историей и элитарная устная история: устная история науки, изобретений, культуры и т. п. Создаются центры и программы устной истории по изучению истории космонавтики, истории интеллигенции, истории угольной промышленности. В них абсолютно на равных фигурируют история и «снизу вверх» и «сверху вниз», но при этом работа остается в рамках устной истории, так как рассматривается «история изнутри», глазами участников и очевидцев.

Новизна подхода устной истории к исторической действительности заключается в доверии к устной информации участников и очевидцев исторических событий и процессов. Доверие базируется на признании существования исторической индивидуальной и коллективной памяти и на признании движущими силами исторического развития не только производительных сил, производственных отношений, государства, но и внутреннего мира людей, влияющего на направление, темпы, уровень развития, глубину преобразований и реформирования, успех или неудачи того или иного политического режима, государства, исторического процесса или события. Этот концептуальный подход просматривается во многих определениях устной истории. Например, трактовка Общества устной истории Великобритании гласит: «У многих людей при слове „история“ возникает ассоциация с толстыми книгами и документами, архивами и библиотеками, старинными замками и величественными зданиями. Но фактически история — это то, что нас окружает, это мир вокруг нас, в твоей семье, обществе, в котором ты живешь, в „живой“ памяти и опыте пожилых людей… Такой вид истории называют „устная история“… Это живая история уникального жизненного опыта… Устная история записывает человеческий опыт на аудио-и видеоносители»1. В этом же ключе специфика методологических подходов устной истории характеризуется авторами коллективной монографии фонда «Heritage Lottery Fund»: «Устная история — это запись человеческой памяти, чувств, отношений и опыта на аудио-или видеоносители. Это живая история. Это то, что вокруг нас. У каждого есть история, которую бы он мог рассказать»[35] [36].

В отличие от более распространенной традиционной истории, базирующейся на письменных документах и вещественных артефактах, устная история дает историку то, что он не может найти в документах, — живое слово, эмоционально окрашенное восприятие людьми того или иного события, облеченное в словесную форму.

Для нас это проявляется еще в одном концептуальном подходе устной истории — «человеческом содержании» истории. На эту особенность устной истории исследователи стали обращать внимание все чаще, замечая, что устная история «позволяет выявить интересные бытовые и психологические подробности и детали, мотивировку и причины поступков, дает возможность почувствовать Человека в истории»[37]. В устной истории действительность передается через субъективное восприятие и выражается через представление, мысли, чувства рассказчика, что можно назвать «человеческим содержанием» исторических событий.

Особенности работы с устными историческими текстами

Анализ устных источников требует наряду с традиционными историческими методами привлечения технологий наук, работающих с разными текстами. Введение в историческое повествование устных источников без должного их анализа чревато многими негативными последствиями. Так, простой пересказ устных источников, часто используемый краеведами и молодыми исследователями, приводит, как правило, к мифологизированию истории или к сказительности. Традиционное обращение к устному источнику за достоверными фактами, датами, именами, с одной стороны, чревато введением в научный оборот ошибочных сведений, с другой стороны, сопровождается потерей специфической информации, которую не могут дать другие документальные тексты. Она может быть закодирована в языке, содержаться в латентной форме.

Например, в связи с акцентуацией устной историей на индивидуальности, субъективной реальности, т. е. «человеческом содержании истории», большое значение приобретают лингвистические методы анализа. «Человеческое содержание» исторических событий проявляется в устных исторических источниках через язык, стиль, терминологию, фразеологию и другие лингвистические формы. В них отражается специфика каждой эпохи. Язык является ключевым механизмом формирования внутреннего мира человека через общение с членами социума. Посредством языка конструируется субъективная идентичность человека.

Поэтому от историка требуются адекватные приемы анализа устных исторических источников, например лингвистические методы анализа текста с целью получения историко-культурной информации. Особенно ярко историко-культурное измерение прошлого проявляется в речи рассказчиков из далекого прошлого — досоветского (доколхозного единоличного периода). Субъективные интерпретации прошлого в устных повествованиях старожилов отражают объективную историческую реальность, которая маркируется в их речи лингвистическими формами. Их расшифровка дает широкий спектр примет времени и историко-культурных форм социальной жизни.

вернуться

34

Лоскутова М. В. Введение // Хрестоматия по устной истории. СПб., 2003. С. 18.

вернуться

35

What is Oral history [Электронный ресурс] // Oral History Society (UK) URL: http://www. oralhistory.org.uk, свободный.

вернуться

36

Oral history projects. Helping your application. Cardiff, 2004. P. 5.

вернуться

37

Майничева А. Ю. Рассказы о переселении // Традиционная культура русских Западной Сибири Х1Х-XX веков. Омск, 2003. С. 64.