А мы-то, в большинстве своём, думаем, что Господь Бог или Го-спожа Природа так и сотворила нас всех с самого же рождения гетеросексуалами, и лишь какой-то процент «отбился» от тради-ционной сексуальной ориентации. Нет, всё сложнее и одновре-менно проще – человек в своей жизни проходит, начиная с рож-дения, почти ту же эволюцию, что и зародыш человека ещё во внутриутробном состоянии. Просто зародыш проходит биологи-ческую, видовую, что ли, эволюцию, побывав и рыбой, и хвоста-тым животным, и ещё бог знает кем, чтобы родиться обычным, а иногда и необычным человеком. А родившись, человек проходит сексуальную эволюцию, начиная с полисексуала, и заканчивая, чаще всего, обычным гетеросексуалом.

Эти метаморфозы почти в полной мере пришлось ощутить и мне. Ещё в детстве я начал с пассивного гомосексуализма, потом перешёл на активную его форму, затем на гетеросексуальные от-

204

ношения с оттенком мазохизма с любимой женой Верой. С ней же я познал и шоусексулизм, о котором знал ещё по «Мужчине и женщине», просто у него тогда не было названия. Секс протекал в форме представления, шоу – по-современному. В этих шоу уча-ствовала нередко и подруга Веры – Ника. С Верой я познал ещё один вид секса – креатофилию, или сексуальные ощущения, вы-зываемые творческой находкой, открытием.

Затем, после трагической гибели Веры, горе от которой чуть не свело меня с ума и не сделало некрофилом, я, можно сказать, да что значит «можно», нужно сказать – полюбил кошку Мурку. Полюбил от страшного одиночества, которое пришло ко мне по-сле гибели Веры. И по какому-то биологическому парадоксу эта любовь переросла в любовь сексуальную, причём по инициа-тиве самой Мурки. А после мученической гибели Мурки, я был настолько потрясён, что сделал то, чего не захотел делать даже после смерти Веры – сойтись с нелюбимой, хотя и красивой под-ругой Веры – Никой.

Разочарование от женской измены, воровства, подлости – заставило меня не только оставить Нику, но и прекратить во-обще какую-либо сексуальную связь с какими-либо живыми существами. Их место заняла сперва «самая верная, самая без-отказная и самая бескорыстная» надувная латексная красавица Вика, издающая стоны и вздохи во время половых актов. А за-тем латексной подруге стали помогать современные электрон-ные устройства, начиная с телефона и заканчивая компьюте-ром. И если общение с надувными куклами ещё с известной натяжкой можно назвать «мягким пигмалионизмом» (так как куклы, в отличие от статуй – мягкие), то секс с помощью аудио и видео устройств иначе как киберсексуализмом не назовёшь. И это пришлось испытать мне, и я бы лицемерил, если бы сказал, что это было бы мне неприятно. Да, такого счастья, как в обще-нии с любимыми живыми существами я не испытывал, но всё-таки с куклой было лучше, чем с нелюбимой предательницей-женщиной.

Что ж, вступил я в Новый 2000 год, «миллениум», с моей новой Верой, как бы реинкарнированной моей покойной любимой

205

женой, а реально, как оказалось, с её сестрой. С сестрой млад-шей, внешне необычайно похожей на свою старшую, с поправ-кой, конечно же, на возраст. И не только внешность – многие повадки, выражения эмоций, мимика, даже запах волос и вкус губ сестёр, были очень похожими и любимы мной. Но, как по-том оказалось, были и различия. Вера – старшая была волевой, твёрдой в решениях и поступках бизнес-леди, настоящей госпо-жой. С ней я просто не мог не ощущать себя её подчинённым, сексуальным рабом, что ли. И это доставляло мне сладостное мазохистическое чувство, сродни «болевожделению». А Вера-младшая, при всей внешней схожести со старшей, была доброй, простодушной, открытой и бесхитростной девушкой. Обмануть её не смог бы только ленивый. В жизни Вера-младшая желала только удовольствий, и не только для себя, но и для близкого человека.

Она была из тех натур, которые называют «гедонистами», это те, которые высшим идеалом жизни считают наслаждение. Любую трудность в жизни она умела обратить в удовольствие. «Что ни делает Господь – всё к лучшему!» – было её девизом. Конечно, такую жену одну нельзя отпускать на отдых, но я и не делал это. Пока у нас не было детей, мы все 24 часа в сут-ки проводили вместе. Вера ехала вместе со мной в ресторан, я – по своим делам, а она по своим. Развлекала, как могла, по-сетителей, со многими перезнакомилась. Люди признавались, что пришли только для того, чтобы повидаться с «ангелочком», как они, называли Веру. Вера, как могла, помогала мне закан-чивать мой заочный ВУЗ и сделаться дипломированным ресто-ратором. Помощь заключалась в том, что Вера сидела рядом со мной, пока я зубрил учебники и писал дипломную работу. Стали мужем и женой мы с Верой в апреле 2000 года, хотели об-венчаться, но шёл пост – не венчали. Посоветовали венчаться на Красную горку.

Красная Горка – это древнерусский, ещё дохристианский на-родный праздник. С наступлением христианства его приурочи-ли к так называемому Фомину воскресенью. Обычно на Красную Горку справляют свадьбы, а также, что само по себе удивительно,

206

поминают покойников на кладбище. Но, как и после свадьбы, так и после поминания, устраивался праздник.

По церковному календарю Красная Горка, он же Фомин день, называется удивительно – Антипасха. Но ничего противохристи-анского здесь нет, всё в порядке. Это было первое воскресенье после Пасхи, после длительного поста, когда разрешается таин-ство венчания. «Кто на Красную Горку жениться, тот вовек не раз-ведётся!» – эта народная примета такая.

Вот ещё и поэтому мы с Верой, уже законные – ЗАГСовские муж и жена обвенчались в день Красной Горки. Записались на венчание задолго, на Красную Горку – очереди неподъёмные! Но всё-таки «пробились» – обвенчали нас в церкви святых Адриана

Наталии, неподалёку от Лосиного Острова.

ещё одно важное, печальное, и где-то ритуальное действо провели мы в этот же день на Красную Горку. Помните устное – может придуманное, а может сказанное в сердцах «завещание» Веры – старшей: после смерти развеять её прах над милой её сердцу речушкой Лось, протекающей через Лосиный Остров? Мы – родные и близкие Веры: я, сестра Вера и отец Арнольд, по-совещались и решили исполнить её волю. Хоронить урну с пра-хом Веры на кладбище я просто не соглашался – тогда бы мне пришлось считать её умершей, с чем я просто не смог бы при-мириться. С другой стороны, держать урну с прахом в спальне, да и вообще в жилом помещении – неожиданно и странновато. А поступить так, как желала того сама Вера всем показалось раз-умным. Во-первых, речушка Лось протекала близ нашего дома и ресторана – туда в любой момент можно было пройти и помянуть Веру. Как живую – так просила она!

Для меня же отсутствие могилы Веры, конкретного места с надписью, кто здесь захоронен, и физического наличия там её праха, означало, что она жива. Просто душа её переселилась в тело её сестры с таким же именем и отчеством, и к тому же нео-быкновенно похожей на неё внешне. Для меня – мужа обеих се-стёр, они слились в одну – мою нынешнюю жену Веру.

здесь нельзя не вспоминать непонятную фразу отца обеих сестёр Арнольда Шварца. Когда ему сообщили о смерти его стар-

207