— Потому что она твоя жена? Это все?

— Это все.

— Поэтому ты не можешь ее оставить?

— Нет.

— А почему?

— Потому что не хочу. — Я мог бы еще сказать, что хочу избежать скандала. Или что я слишком труслив. Но я не сказал больше ничего. Иоланту это не касалось. И у меня болела голова.

— Но меня — меня ты хочешь оставить!

— Вовсе нет.

— Нет? Но ты это делаешь!

— С чего ты взяла?

— С того, что сейчас ты уходишь от меня к ней!

— Иоланта, не будь ребенком. Я заберу Маргарет у друзей и отвезу ее домой. Завтра мы опять с тобой увидимся.

— С четырех до восьми!

— Я не могу это изменить.

— Ты можешь это изменить! Ты можешь сделать так, чтобы вокруг меня не было сплетен, чтобы мы не сидели, как гимназисты, по кондитерским и барам, чтобы прекратилась эта идиотская игра в прятки! Ты можешь! Но ты не хочешь! Потому что она твоя жена! — Я только кивнул. Сам процесс разговора меня напрягал.

— Почему ты молчишь?

— Потому что у меня болит голова.

— Прекрати говорить о своей голове!

— Я и не начинал. У меня совсем другие заботы.

— Да, твоя бедная женушка!

— Она тоже.

— Ты ее не любишь, она тебя не любит, но ты заботишься о ней! Потому что она твоя жена!

Я кивнул.

— Это, конечно, что-то совсем другое, это надо просто осознавать. Она твоя жена. С этим надо смириться. Потому что она твоя жена. Из-за нее я должна ко всему привыкнуть, из-за нее я должна все проглатывать. Потому что она твоя жена! В то время как я — кто я? Я только обычная, маленькая грязная …

— Да, — сказал я.

— Что?! — она развернулась.

— Поэтому ты сразу очаровала меня, — объяснил я. — Не сердись, Иоланта. Я хотел тебе польстить. Я думал, ты обрадуешься.

Она подошла ко мне.

— Это радует меня безгранично, — сказала она и холодно улыбнулась. — Это был самый милый комплимент, который ты мог бы мне сделать. Я уверена, что такой комплимент ты никогда не сделаешь своей дорогой жене. — Мы опять стояли близко друг от друга и оба улыбались. — Если бы она была грязной маленькой проституткой, ты никогда бы мной не заинтересовался, не так ли, Джимми?

— Да, дорогая Иоланта.

— Если бы ты тогда мог пойти домой, ты бы никогда ко мне не пришел?

— Конечно нет.

— Благодарю тебя, любимый. Это действительно мило. А теперь я хочу сказать тебе кое-что приятное.

— Да?

— Да. Я хочу тебе сказать, кто ты есть.

— Это совсем не обязательно, я знаю это и сам.

— Нет, ты не знаешь! Однажды это нужно тебе сказать, дорогой Джимми. Это важно для твоего литературного развития. Возможно, ты сможешь использовать это в своем следующем фильме! При условии, что тебе дадут заказ на сценарий. — Она широко улыбнулась, обнажив крупные белые зубы. Она подошла еще ближе, обняла меня и прижалась головой к моей щеке. — Так вот слушай внимательно! Ты маленький жалкий обыватель, дорогой Джимми. Один из самых жалких, у которых все извращено, лживо и гнусно.

— Спасибо.

— Пожалуйста. Это еще не все. Ты один из тех, кто постоянно бросает похотливые взгляды и каждой женщине смотрят сначала на ноги, а потом сразу же представляют себе ее в одной и той же ситуации. Только потому, что твоя фантазия намного превосходит твой талант, ты всегда в поиске, всегда разочарован и беспокоен. Жалкий обыватель, как я уже сказала, очень жалкий. В любви, как и в работе, — на среднем уровне, даже ниже. — Она потерлась своей щекой о мою, а ее руки нежно скользнули по моей спине. — Маленький обыватель, с кучей проблем и комплексов!

— Полное отличие от тебя.

— Полное отличие от меня.

— Поэтому ты тогда любезно пригласила меня.

— Я любезно пригласила тебя потому, что тогда я еще надеялась, что из тебя можно что-то сделать, можно от этого получить удовольствие…

— …и что у меня, возможно, есть деньги.

— …и что у тебя, возможно, есть деньги.

— Но я тебя разочаровал.

— Да, дорогой Джимми.

— Не в финансовом смысле.

— Нет, здесь нет.

— Но во всем остальном.

— Но о всем остальном! Я думаю, что откажусь от тебя. Я не хочу сказать, что ты неталантлив. Но я не верю, что ты изменишься. Нет, ты этого не сделаешь. Ты останешься таким, какой есть. Со своей женой, которую не любишь, со своей работой, которая не приносит удовольствия, со своей неудовлетворенностью, со своим постоянным поиском, со своими мечтами, словами и фантазиями…

— Иоланта, — я улыбнулся, — можешь уже закончить.

— Почему? — спросила она. — Почему я должна закончить, дорогой Джимми?

— Потому что достаточно.

— Достаточно? Я не должна еще сказать, что ты жалкая половая тряпка, неудачник, полное ничтожество?

— Нет, — сказал я.

— Я думаю, тебе было бы полезно.

— Я думаю, нет.

— И все же — да.

— Иоланта, — улыбаясь, сказал я, — если ты еще что-нибудь скажешь, я тебя ударю.

Я улыбнулся еще раз. Потом еще раз повторил то, что сказал.

И ударил ее по лицу.

Щека, по которой я ударил, стала ярко-красной. Я ударил достаточно сильно. Иоланта все еще улыбалась. Только сигарета вылетела из пальцев и лежала на полу. Она скользнула ногой в тапочек и наступила на сигарету.

— Теперь ты можешь идти, — сказала она.

— Еще бы, — сказал я.

— И имей в виду, что тебе нужна новая секретарша!

— Еще бы, — сказал я. Я пошел к двери. Там я обернулся. — Почему все должно быть именно так? — спросил я. — Неужели нельзя было спокойно сообщить мне, что тебе все надоело и ты хочешь положить конец нашим отношениям? Это было бы проще и не так больно.

Она покачала головой, как будто была безмерно удивлена.

— Бедный идиот, — сказала она.

— Почему?

— Я не хотела положить конец нашим отношениям. Я надеялась подвести тебя к тому, чтобы ты положил конец отношениям с твоей женой.

Я закрыл за собой дверь и вышел в прихожую, где висела моя шляпа. Я еще раз взглянул на Иоланту в зеркало у входа. Она тихо стояла на середине комнаты и рассматривала свои ногти.

По тихой лестнице я вышел на улицу. Все еще шел дождь. Мои виски на ощупь казались припухшими. Каждый шаг отдавался болью в глазах. Мне еще никогда не было так тяжело. Я боялся просто не дойти до машины.

Стычка с Иолантой отняла у меня очень много сил. Больше, чем я сам сознавал. Это была не первая ссора подобного рода. Но она должна стать последней! Да, думал я, она должна стать последней! Все это утомительно. Я должен дописать сценарий до конца. Потом я должен уехать. В другой город. Возможно, я встречу другую женщину. А может, и нет. В настоящий момент мысль найти другую женщину представлялась мне не особенно привлекательной. Когда я вернусь домой, я устрою себе отдых. Возможно, я пойду на рыбалку. Совсем один. Я с удовольствием ходил рыбачить.

Что-то стекало по моим щекам, и я неожиданно заметил, что плачу. Я остановился и высморкался. Нервы. Мне стало очень жарко, и я никак не мог унять слезы. Они текли и текли.

У входа на каменных плитах палисадника сидела маленькая девочка и с любопытством смотрела на меня:

— Тебе нехорошо, дядя?

— Хорошо.

— Но ты же плачешь! — Девочка встала и настороженно посмотрела на меня. — У тебя что-то болит?

— Нет.

— Почему же ты тогда плачешь?

— Мне что-то попало в глаз.

Мой автомобиль стоял шагах в двадцати.

— Пожалуйста, пропусти меня, — сказал я малышке. — Я спешу.

Она отступила в сторону, затем побежала за мной:

— Дядя! Дядя!

Я остановился:

— Что?

— Мне жалко тебя, — сказала она. — Я подарю тебе что-нибудь! — Она вытащила из-под фартучка грязный бумажный пакетик и грязными пальчиками достала из него грязную карамельку. — На, она с начинкой!

— Спасибо, — сказал я.

— Положи ее в рот.

— Попозже.

— Нет, сейчас. Я хочу посмотреть!

Я сунул карамельку в рот. Я чувствовал ее на языке, она была липкой и гладкой. Желудок сразу свели спазмы. Я отчаянно сглотнул. Потом чудовищных размеров черная стрела вонзилась мне в глаза, ударив прямо в зрачки. Я вскрикнул и упал. Черная стрела взорвалась, и этот взрыв ослепил меня. Я почувствовал, как моя голова стукнулась о камень, и слышал, как испуганно закричала маленькая девочка. Хельвигу я так и не позвонил, подумал я. Потом я провалился в бездонную шахту колодца глубокого обморока.