Еще вечером в день катастрофы все информационные агентства передали первые репортажи с места столкновения двух самолетов. На следующий день все крупные газеты Европы на первых полосах поместили большие материалы об этом событии, как и большинство газет США, потому что большинство погибших были гражданами Соединенных Штатов Америки.

В интернете на страницах Ингольштадта собралось большое количество писем и телеграмм с выражением сочувствия от граждан самых разных стран. Родных и близких погибших в воздушной катастрофе доставляли в Германию спецрейсами, и в огромном ангаре в Манхинге происходили душераздирающие сцены. Уже в первые часы после катастрофы эксперты из разных ведомств организовали штаб в Новом замке Ингольштадта, поскольку все свободные номера в гостиницах и пансионатах города и окрестностей уже были забронированы. Через несколько дней штаб перебрался в мюнхенский отель «Кемпински Аэропорт», который располагался рядом со зданием аэровокзала.

11

27 сентября, через пятнадцать дней после столкновения двух самолетов в конференц-зале этого отеля в режиме строгой секретности состоялось обсуждение сложившегося положения. Сообщения о ходе расследования выслушали более сорока человек. Доктора Дональда Ратофа среди них не было. Состояние его здоровья резко ухудшилось, у него был грипп с высокой температурой, и водитель отвез его домой во Франкфурт.

Собравшиеся сидели за П-образным столом, все занавеси и шторы на окнах были задернуты. А за окнами вовсю светило солнце. Первым выступил шеф федерального управления по расследованию воздушных катастроф Эдгар Вильмс, высокий голубоглазый блондин.

— Позвольте вас для начала ознакомить с ситуацией перед катастрофой, — начал он. Рядом с ним на приставном столике стоял портативный кинопроектор. Вильмс нажал на какую-то кнопку, и на висевшем на стене экране появилась увеличенная во много раз карта — такой же, только куда меньших размеров, пользовались пилоты. На ней был выделен Зальцбург и часть территории Австрии, а также Мюнхен, его окрестности и Ингольштадт с пригородами. Вильмс указал на карту длинной указкой.

— Двенадцатого сентября в семнадцать часов десять минут с аэродрома Зальцбурга согласно расписанию взлетел «Аэробус-320» со ста девятью пассажирами и пятью членами экипажа на борту.

Он назвал бортовой номер машины и компанию, которой самолет принадлежал.

— Этот самолет, как и в остальные шесть дней недели, совершал регулярный рейс в Копенгаген. Машина очень скоро оказалась в сфере ответственности службы управления полетами Мюнхена и из взлетной зоны MDF 2Х перешла в воздушный коридор «Эмбер-1-2».

— Какой, вы говорите, коридор? — переспросил прокурор Ниманд, сидевший рядом с Филиппом.

— «Эмбер-1-2» — желтые квадраты с цифрами один и два. Здесь проложен маршрут через Мюнхен на север.

— Это двухсторонняя дорога, как автомобильное шоссе, или дорога с односторонним движением? — спросил узколицый прокурор. — Извините за непрофессиональный вопрос!

— В основном в воздушных коридорах движение одностороннее, — ответил белокурый Эдгар Вильмс. — Однако бывают случаи, когда используется и встречное движение: особенно когда воздушное пространство в каком-то районе чрезмерно перегружено, и диспетчеры службы полетами стремятся этот район разгрузить. Непосредственно над Мюнхеном пересекаются несколько воздушных коридоров: «Эмбер-1-2», «Блю-1» и «Блю-6». Представьте себе несколько проложенных воздушных путей, совершенно идентичных, но проходящих на разной высоте. Вот по этой системе и проводятся полеты. Движение всех самолетов эшелонировано как в горизонтальном, так и в вертикальном отношении. Диспетчеры видят на своих экранах, на какой высоте летит самолет, — они сами отвели ему этот коридор. Если потребуется, они переведут его либо коридором выше, либо коридором ниже. При этом, само собой, необходимо соблюдать необходимые интервалы между этой машиной и теми, что летят впереди или позади. И чтобы соблюдался постоянный интервал по отношению к более высокому и более низкому коридорам. Иногда это очень сложно как для пилотов, так и для диспетчеров, потому что они должны представлять себе движение в трех измерениях. Вам известно, господа, что значительное число столкновений в воздухе происходит, когда много машин одновременно меняют свои коридоры — например, при резком подъеме после взлета или при резком снижении перед посадкой. К тому же в воздухе в это же время находятся самолеты, которые не идут ни на подъем, ни на снижение, а просто продолжают свой полет по определенному маршруту.

— Как аэробус, летевший в Копенгаген, — подсказал Ниманд.

— Верно. Однако когда правила эшелонирования соблюдаются в точности, это происходит безболезненно даже при перегрузке воздушного пространства, сказал Вильмс. — Самолету из Зальцбурга был отведен коридор Ф140…

— Это на какой высоте? В футах? — пожелал уточнить криминальрат Карл Карлсон. Конец правого рукава он засунул в карман пиджака.

«Карл Карлсон — преемник Гюнтера Паркера, — подумал Филипп, — который выстрелил себе в сердце, когда якобы чистил свое служебное оружие. Я так и вижу его перед собой, как он сидел тогда, в Дюссельдорфе, низко склонившись над столом, с пустыми, безжизненными глазами… «У меня сейчас тяжелые времена», — так он сказал мне тогда, — но скоро этот период будет позади»… «Вот он у него и позади. Теперь у него все позади. И никто о нем даже словом не упомянул. Как будто криминальоберрата Гюнтера Паркера и вовсе не было…»

— Номер воздушного коридора Ф140 показывает, что полет происходит на высоте четырнадцать тысяч футов, то есть несколько ниже пяти тысяч метров, — ответил Вильмс на вопрос Карлсона. — Движение в этот момент было очень оживленное. Позднее, когда оно постепенно стало бы размеренным, следовало предложить пилоту перейти на большую высоту. В тот момент для этого не было условий, поскольку помимо усиленного движения в воздухе заметно участились Ай-Эм-Си.

— Что такое Ай-эм-си?

— «Инструментал Метеоролоджикал Кондишн», — Вильмс приподнял указку. — Полет сквозь плотную облачность с помощью навигационных приборов. — Он снова указал на карту. — С севера подлетал «Боинг-747» из Нью-Йорка с тремястами тридцатью семью пассажирами и восемью членами экипажа на борту. Над Атлантикой он шел на высоте сорок одна тысяча футов, это примерно тринадцать километров. Когда они подлетели к Европе, диспетчеры Рейнского воздушного контроля перевели их пониже. По данным на мониторах мюнхенских авиадиспетчеров «боинг» пролетал севернее Ингольштадта, то есть непосредственно перед посадкой в Мюнхене, по воздушному коридору Ф150, то есть на высоте пятнадцать тысяч футов. А аэробус, летевший по коридору «Эмбер-1-2» в северном направлении как бы ему навстречу, шел на высоте в четырнадцать тысяч футов, если вы помните…

Хольгер Ниманд кивнул.

— Это значит, что между обоими самолетами был интервал вертикального эшелонирования — в данном случае тысяча футов, то есть примерно триста метров, не так ли? — Ниманд опять кивнул. Он снова указал в сторону карты, которую проектор высвечивал на стене зала. — И тем не менее столкновение произошло!

Наступила тишина, прерванная шумом и свистом двигателя взлетавшего самолета.

— Да, и чем же вы эту катастрофу объясняете? — спросил Вильмс, когда шум утих. — Либо аэробус летел на тысячу футов выше, чем требовалось, либо «боинг» на тысячу футов ниже. Причем при постоянном радарном наблюдении. Как это могло случиться?

— Есть вещи необъяснимые. И страшные, — вступил в обсуждение представитель «Боинг». — На месте падения самолетов мы нашли «черные ящики» обеих машин. Совместно с сотрудниками федерального криминального ведомства и экспертами из агентства страхования на авиатранспорте мы провели анализ полетных и голосовых кассет.

— Пожалуйста, объясните присутствующим, что такое полетные и голосовые кассеты, — предложил Вильмс.

— С удовольствием, — Хилл встал со стула. — Кассета бортовой системы регистрации полетных данных записывает все важные для полета показатели приборов. А голосовая кассета записывает все разговоры в кабине пилота — в продолжении тридцати минут. Затем записанное стирается, и запись начинается сначала. На кассетах были записаны абсолютно нормальные переговоры с контрольным пунктом Мюнхена, нет ни малейшего, повторяю, — ни малейшего намека на то, что в одной из машин произошло что-то из ряда вон выходящее, — причем до самого момента столкновения.