Вот и сегодня обед проходил обычно. Но Ли Лам вдруг сказал жене:

— Господин Фан Тхук Динь-то того… — и опять замолчал.

Май Лан привыкла к тому, как изъясняется её муж, насколько ему сложно выражать мысли, и спросила:

— Что «того»?

— Помер, значит.

Май Лан вздрогнула, приложила ладони к щекам.

— Как? От чего умер? Не врёшь?

— А я почём знаю, — ответил Ли Лам.

Май Лап всполошилась и принялась выпытывать у мужа:

— Как же так? Господин Динь умер, и ты ничего не знаешь?

— Не знаю я, от чего он помер, — отмахнулся Ли Лам. — Говорят, будто вьетконговцы хлопнули.

Май Лан горестно качала головой, печально вздыхала. Ей было жаль Диня. Она вспомнила, как встретила его, когда металась в поисках кого-нибудь, кто помог бы её ребёнку. Она вспомнила и о том, как Динь приходил к ним в дом. Было в нём что-то такое, отчего люди верили ему. Было только непонятно, почему такой человек стал советником у братьев Нго, почему согласился занять должность в национальном правительстве и служил ему, почему он поддерживал связи с реакционерами в зоне, контролируемой Вьетконгом. А если его убили патриоты, то как они это сделали, для чего? Может быть, вся его доброта была показная, фальшивая; может, прикрываясь ею, он выполнял какие-то задания? Для того, чтобы подкупать людей? Что она об этом знает? Май Лан совсем запуталась.

— Чудно всё же, — прервал её размышления Ли Лам.

— Что?

— Да вот, выходит, что он-то вроде бы вьетконговец.

Май Лан оторопело смотрела на мужа не в состоянии вымолвить ни слова. Ли Лам заговорил тихо, словно сам с собой, не глядя на жену:

— Американцы его ненавидят. «Дядя» сам лично обыскивал дом Диня всё утро. Похоже, что он потерял какую-то ценную вещь. А может, бумагу.

— Ну, нашли что-нибудь?

— Да нет, не нашли. Ничего не нашли.

Май Лан тоже ничего не понимала. Она помнила, как «там» ей говорили: «Если произойдёт что-нибудь особенное, сообщи нам». Да, об этом надо немедленно сообщить «туда».

Вечер того же дня в сайгонской конторе ЦРУ. Лэнсдейл держит в руках подробное сообщение Смита и несколько фотографий, сделанных на том месте, где «в результате диверсии Вьетконга погиб Фан Тхук Динь».

Он прочитал бумаги спокойно. Потом вдруг нахмурился и стал их тщательно, слово за словом, перечитывать. Снова взял фотографии, на которых был зафиксирован труп Фан Тхук Диня, и начал дотошно их рассматривать, принялся лихорадочно искать протокол осмотра тела судебно-медицинскими экспертами, стукнув кулаком по столу, Лэнсдейл прорычал:

— Провал! Свинство! Всё пошло прахом!

Он надавил на кнопку звонка с такой силой, что стол затрещал, будто Лэнсдейл навалился на него всем телом. Вбежавший военнослужащий, щёлкнув каблуками, вытянулся в ожидании.

— Фулитстона ко мне! Быстро! — приказал Лэнсдейл. Солдат убежал. Лэнсдейл оттянул узел галстука и расстегнул ворот рубашки. Ему было душно, хотя кондиционер поддерживал в комнате постоянную температуру — 18 градусов. Лэнсдейл подошёл к холодильнику, вынул бутылку свежего сока, жадно выпил. В висках у него стучало. Ненависть и злоба разрывали грудь. Он не мог сидеть спокойно, метался по комнате, как зверь по клетке. Хотелось что-нибудь разбить, раздавить, разрушить. Какой стыд! Какой позор! Что он будет отвечать Даллесу, когда тот обо всём узнает? Вьетконговцы сейчас, наверное, хихикают от радости. Ну почему, почему всё идёт кувырком? Разве бывало что-нибудь подобное на Филиппинах или в Латинской Америке?

Ничего не разбив, ничего не разрушив, Лэнсдейл тем не менее постепенно успокоился. Он тяжело опустился в мягкое кресло. Молоточки в висках продолжали настойчиво стучать. Послышались шаги. В комнату вошёл элегантный, красивый Фулитстон. Посмотрев на Лэнсдейла, он понял, что произошло что-то необычное, и широкая улыбка, игравшая на его лице, быстро улетучилась. Обращаясь к Лэнсдейлу, он в то же время внимательно изучал его:

— Вы меня звали, генерал?

— Да, звал. Есть дело, — улыбнулся Лэнсдейл. — Скажите, вы говорили кому-нибудь о поручении относительно Фан Тхук Диня, с которым я направлял вас к Смиту, в Хюэ?

— Господин генерал, никому, кроме Смита, я об этом не говорил, — покачал головой Фулитстон. — А что, собственно, произошло?

— Вы всё передали Смиту так, как я говорил? И замысел и метод осуществления операции? — спросил Лэнсдейл.

— Господин генерал, у меня память разведчика, — обиделся Фулитстон. — Я повторил Смиту всё, что вы говорили, всё до мельчайших подробностей. Я очень удивлён, что вы задаёте мне подобные вопросы.

— Дорогой мой Фулитстон, — произнёс иронически Лэнсдейл, — я, знаете ли, тоже немало удивляюсь, когда узнаю, что события разворачиваются вовсе не так, как мы задумали.

— Господин генерал, но я искренне верю, что любое дело, срежиссированное так, как это, — великолепно. Ничего другого не может выйти из рук такого замечательного режиссёра, как вы. Майор Смит уже сообщил обо всём подробно. Деталей столько, что позже я смогу написать великолепный сценарий.

— Выбросьте его в Тихий океан! — злобно рявкнул Лэнсдейл. — Здесь Вьетнам, а не Голливуд, а я — Лэнсдейл, а не глава фирмы «Метро Голдвин-Мейер». Нас надули. Ясно? — Он сунул прямо в лицо Фулитстону протокол судебно-медицинской экспертизы и сделанные Смитом фотографии. — У трупа два золотых зуба. Вы часто встречались с Фан Тхук Динем, вспомните, были у него золотые зубы? Как я понял из протокола, труп с золотыми зубами — это охранник Диня.

Фулитстон побледнел, быстро пробежал протокол судебно-медицинской экспертизы об обследовании трупа Фан Тхук Диня. Потом поднял глаза и недоумённо спросил:

— Значит, убитый — это не Фан Тхук Динь?

— Вот именно, уважаемый Фулитстон, вот именно!

Вот он, ваш великолепный сценарий! А вопросы ваши, уважаемый, не к лицу настоящему разведчику. «Мерседес», несомненно, Фан Тхук Диня, — продолжил он уже другим тоном, — но сам он избежал смерти. Это — наше горькое поражение, позор для ЦРУ.

Как он сумел увернуться? Откуда он знал наши планы? Где та дырка, через которую вытекают секретные данные? За неё несёте ответственность вы вместе со Смитом. Где сейчас Фан Тхук Динь? Чем он занимается? Мы должны это знать. Мы обязаны найти его. Очень сожалею, что я уже подал ходатайство о повышении Смита в звании. Ну а что касаемся вас… Я очень уважаю вашего отца, настоящего бизнесмена, знакомого со многими сенаторами. Если бы этого не было, я пошёл бы до конца в том смысле, что разделил бы ответственность за провал поровну: между вами и Смитом.

— Господин генерал, — залепетал Фулитстон, — я и не подозревал… Я ведь только провёл разведку и передал ваш приказ.

В дверях комнаты появился солдат.

— Господин генерал! Сообщение из первого военного округа, — доложил он, протянув Лэнсдейлу маленький листок бумаги.

Лэнсдейл взял листок, прочёл сообщение, прищурился, заговорил растерянно:

— О господи! Кан потерял свой план! Фулитстон, отдайте приказ Чан Ким Туену и всем нашим людям: где бы ни встретили Фан Тхук Диня, немедленно хватать его. Если не смогут взять — пусть убивают на месте. Тому, кто поймает Диня, награда — пятьдесят тысяч долларов. Тому, кто убьёт, — десять тысяч. Попросите ко мне Фишела и Томаса. Предупредите господина Нго Динь Дьема, что сегодня вечером я хочу видеть его по неотложному делу. Приготовьте машину, сейчас поедем в посольство. И будьте готовы отправиться вместе с Томасом в Хюэ.

Ещё не понимая, что произошло, но уловив из слов и по виду Лэнсдейла, что случилось что-то весьма важное и неприятное, Фулитстон отчеканил: «Есть, сэр» — и поспешно покинул комнату начальника.

Телефоны штаб-квартиры ЦРУ в Сайгоне долго были перегружены: вызывали разных абонентов в разных местах…

Фулитстон не посмел сказать Лэнсдейлу правду. О намерении ЦРУ уничтожить Фан Тхук Диня знали не только он и Смит. Был в Хюэ ещё один человек, который знал об этом: То Лоан.

Отправляясь в Хюэ по заданию Лэнсдейла, Фулитстон намеревался выполнить там и кое-какие свои дела. Он хотел встретиться с То Лоан. Эта милая, грациозная, образованная вьетнамка возбуждала его. Он терял голову, потому что никогда и нигде — в Европе и Америке — он не встречал такой красивой, привлекательной, по-восточному особенной женщины, как То Лоан. Он терял голову, потому что никогда ещё не встречал женщины с таким тактом, с такой естественной манерой оставаться самой собой, с таким умом и кругозором, как То Лоан. Он мечтал о том, что убедит её уехать вместе с ним в Штаты, и тогда он может хвалиться друзьям где-нибудь на пляже в Майами, как он укротил эту азиатскую красотку и как она, бросив всё, помчалась вслед за ним за десятки тысяч миль от дома.