— Я нашел того, кто купит остаток моего сахара. Мне повезло, должен признаться, — крикнул он через пристань.

Я махнул рукой в ответ — отличные новости — зная о том, что на меня смотрел Роджерс.

— Он только что назвал вас Эдвардом, — сказал мой компаньон. Та же улыбка любопытства, которую я видел вчера, заиграла на его губах снова.

— Ах, это торговец, который привез меня сюда, — пояснил я, заговорщически подмигнув. — В мерах предосторожности я представился под чужим именем.

— Аа… Неплохо, — сказал Роджерс.

Но не убежденно.

Я был рад покинуть главную пристань, когда Роджерс и я присоединились к той же группе тамплиеров, которые были вчера на встрече в поместье Торреса. Все обменялись рукопожатиями, кольца, недавно надетые на наши пальцы, блестели, и мы кивнули друг другу. Братья. Братья из тайного общества.

Торрес повел нас к ряду маленьких рыбацких лачуг, у берега неподалеку на привязи покоились гребные лодки. Никого не было видно, по крайней мере, пока. Мы были предоставлены в этой маленькой части пристани сами себе, и так, не сомневаюсь, было задумано. Торрес повел нас к краю, где поджидали стражники у одной из маленьких лачуг. Внутри на перевернутом ящике сидел Мудрец; в оборванной одежде, с бородой и с удрученным, но непокорным взглядом.

Я заметил, как лица моих компаньонов изменились. Точно так же, как конфликтовали поражение и борьба на лице Мудреца, колебались и Тамплиеры, смотревшие на него со смесью восхищения и жалости в ответ.

— Вот и он, — тихо произнес Торрес, почти благоговейно, осознавал он это или нет, — человек, которого искали и тамплиеры, и ассассины больше десятилетия.

Он обратился к Мудрецу:

— Мне сообщили, что твоя фамилия Робертс. Это правда?

Робертс, или Мудрец, или как мы там его называли в тот день, не сказал ничего. Он просто озлобленно смотрел на Торреса.

Не отводя с него взгляда, Торрес поднял руку на уровне плеча. Ему в ладонь Эль-Тибурон вложил кристаллический куб из сумки. Я уже думал, чем оно могло быть. И я вот-вот собирался узнать.

Торрес, вновь обратившись к Мудрецу, сказал:

— Ты узнаешь это, как я полагаю?

Молчание от Мудреца. Возможно, он знал, чем это обернется, так как Торрес подал знак, и принесли второй перевернутый ящик, на который он сел лицом к тому, как мужчина с мужчиной, с той разницей, что один из них был губернатором Гаваны, а второй сидел в обносках, и у него был дикий, отшельнический взгляд, а руки были связаны.

Торрес потянулся именно к связанным рукам, пустив в ход кристаллический куб, а затем надавил им на большой палец Мудреца.

Двое мужчин смотрели друг на друга какой-то миг. Пальцы Торреса, казалось, что-то делали с большим пальцем Торреса, и затем капля крови наполнила фиал.

Я смотрел, но не совсем понимал, чему становился свидетелем. Мудрецу будто не было больно, но его взгляд, настолько свирепый, что я чуть не съежился от него, переходил с одного человека на другого, словно проклиная каждого из нас по очереди, включая меня.

Зачем им могла понадобиться кровь этого бедняги? Это имело какое-то отношение к Обсерватории?

— Согласно старым сказкам кровь Мудреца нужна, чтобы войти в Обсерваторию, — шепотом произнес ДюКасс, словно прочитав мои мысли.

Закончив, Торрес шатко встал с ящика и выставил всем напоказ фиал, который держал в руке. Его ладонь залилась алым светом, когда на сосуд упал свет.

— У нас есть ключ, — объявил он. — Теперь нам осталось найти только дверь. Возможно, мистер Робертс захочет проявить помощь в ее поисках.

Он сделал знак стражникам.

— Уведите его в мою резиденцию.

Вот и все. Жуткая операция завершилась, и я с радостью оставил странную картину позади, когда мы отправились обратно к главной гавани, куда прибыло судно. То, с сокровищами на борту, как я надеялся. Очень надеялся.

— Столько возни из-за одного человека, — сказал я Торресу, пока мы шли, пытаясь говорить будничнее, чем я себя чувствовал. — А Обсерватория — действительно такое важное место?

— Да, важное, — ответил Торрес. — Обсерватория была инструментом, созданной расой предтеч. Ее ценность не знает границ.

Я подумал о тех древних, которых я видел на изображениях в особняке. Это и есть предтечи Торреса?

— Хотелось бы увидеть завершение нашего драматичного дела, — сказал Роджерс, — но я должен поступиться этим удовольствием и отплыть в Англию.

Торрес кивнул. Знакомый блеск в его глазах вернулся.

— Конечно, капитан. Попутного ветра вам.

Они пожали друг другу руки. Братья по тайному обществу. Роджерс и я тоже обменялись рукопожатиями, и легендарный охотник на пиратов ушел, чтобы вновь занять место казни египетской для всех буканьеров. Мы встретимся снова, в этом я был убежден. Хоть я и надеялся, чтобы этот день настал как можно позже.

К тому времени прибыл один из моряков с того корабля и передал Торресу то, что выглядело в том смысле подозрительно, что оно могло содержать мои деньги. Не то, чтобы этот мешок выглядел таким же полным, как я надеялся.

— Полагаю, это первая плата в долгосрочное вложение, — сказал Торрес, передавая мне кошель — подозрительно легкий кошель. — Спасибо.

Я осторожно взял его, по весу чувствуя, что мне предстояло больше — и денег, и испытаний.

— Хотелось бы видеть вас при допросе завтра. Загляните около полудня, — сказал Торрес.

Вот и все, значит. Чтобы забрать остальной заработок, я должен был увидеть еще более замученного Мудреца.

Торрес покинул меня, и я какое-то время стоял на доке, погруженный в раздумья, и затем собрался уйти. Я решил. Я собирался спасти Мудреца.

Я не знаю, зачем я решил вызволить его. То есть, почему я просто-напросто не взял деньги, которые мне дали, не показал пятки и не уплыл на полных парусах в Нассау на северо-восток? Назад к Эдварду, Бенджамину и радостям "Старой Эвери".

Хочется сказать, что это был благородный порыв, но на нем причина не заканчивалась. Ведь, в конце концов, Мудрец мог помочь мне обнаружить Обсерваторию — прибор, чтобы ходить за людьми по пятам. Сколько отдадут за такую вещицу? Продав ее нужному человеку, я стал бы богатейшим пиратом в Вести-Индии. Я смог бы вернуться к Кэролайн богачом. Так что возможно мною двигала простая человеческая жадность. Если повспоминать — то, пожалуй, смесь и того, и этого.

В любом случае, это было решение, о котором я вскоре пожалел. 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Стояла ночь, и стены особняка Торреса были похожи на черную грань под серым беззвездным небом. Свист насекомых достиг апогея, почти заглушая журчание воды и мягкий шелест пальмовых деревьев.

Бегло посмотрев направо и налево, — я пришел в то время, когда стражников не было в округе — я размял пальцы и прыжком забрался на стену, затем припал к ней, чтобы перевести дыхание и прислушаться к каким-либо бегущим шагам, крикам "ЭЙ!" или свисту сабли, выходящей из ножен.

Убедившись, что все было тихо — кроме насекомых, воды и шепота ночного ветра меж деревьев — я спрыгнул вниз по ту сторону, на территорию поместья губернатора Гаваны.

Подобно призраку я пробрался сквозь сады к главному зданию, где я прижимался к стенам по периметру двора. На правом предплечье чувствовалось успокаивающее присутствие скрытого клинка, на моей груди были кобуры с пистолетами. На поясе висела короткая сабля, голова была прикрыта капюшоном. Я чувствовал себя невидимым. Смертельным. Казалось, будто я вот-вот нанесу удар Тамплиерам, и, хотя освобождение Мудреца не было равноценно тому, какой урон мне нанесли их братья, и оно не сравнит счет, это станет началом. Это будет первый удар.

Более того, я узнаю, где находится Обсерватория и смогу добраться до нее раньше них, а этот удар был уже куда значительнее. Больнее. Я думал, насколько им будет больно, пока считал свои деньги.

Мне пришлось искать наобум, где губернатор держал своих штатных пленников, но я угадал верно. Это было небольшое строение, стоявшее отдельно от особняка, я обнаружил высокую стену рядом, и…