при их приближении, нанося им увечья и удары. Перепуганные бабенки ринулись в поля и леса и, рассыпавшись повсюду, оглашали окрестности воплями и рыданиями. Итак, когда все владения упомянутого Ивана Петровича, некогда воеводы московского, были опустошены и до основания уничтожены, он заточил его жену в монастырь, а детей и всю его семью от мала до велика искоренил совершенно.

КАК ОН РАСПРАВИЛСЯ СО СВОИМ КАНЦЛЕРОМ

В том же, упомянутом выше, году, расправившись со столь знатным мужем и со всей его семьей, он жестоко расправился со своим канцлером по имени Казарин Дубровский. Его оклеветали, будто он, щедро подкупленный знатью и боярами, не отдал распоряжения везти военные орудия на телегах и лошадях, как было в обычае, так что это стало обязанностью возчиков великого князя. Великий князь поручил своим приспешникам произвести налет на дом упомянутого канцлера и самого его рассечь на куски (хотя преступление и не было доказано), что и было выполнено в мгновение ока. Княжеские приспешники неожиданно накинулись на сидевшего за столом с двумя сыновьями канцлера и беспощадно изрубили их топорами, а изрубив, бросили в колодец, бывший в его же дворе. Остался в живых третий сын этого канцлера, который в тот день, когда был убит его отец, был приглашен на какой-то пир. Услышав о зверском убийстве отца и братьев, он не осмелился вернуться домой, а почти целый год скитался в страхе. Когда же великому князю сообщили, что один сын канцлера Казарина остался в живых, он приказал искать его по всем областям и городам, пока не найдется. Когда его схватили и доставили в Московию, великий князь велел разорвать его на четыре части на четырех огромных колесах, придуманных для этой цели. Это орудие из четырех колес изобретено для пыток самим нынешним великим князем: к первому колесу привязывают одну руку, ко второму — другую, таким же образом — каждую ногу к остальным двум колесам. Каждое колесо поворачивают пятнадцать человек, и будь казнимый хоть железный, хоть стальной, но шестьюдесятью человеками, беспощадно тянущими в разные стороны, он разрывается на части. Сам же князь обычно созерцает самолично эту казнь, и когда человека разрывает, он громко кричит, ликуя, на своем языке: «Гойда, гойда!», как будто бы он совершил нечто выдающееся. Вся толпа знати и простонародья, стоящая кругом, обычно вторит своему государю теми же словами и рукоплещет. Ведь если он заметит кого-нибудь в это время с угрюмым и печальным лицом или услышит, что кто-нибудь не достаточно рьяно повторяет за ним «гойда, гойда», он тотчас приказывает своим приспешникам схватить и изрубить такого человека, приговаривая: «И ты, изменник, мыслишь заодно с моим врагом? Почему ты ему сочувствуешь? Почему скорбишь о смерти его?» и т. д.

SALES ET JOCI MAQNI DUCIS CIRCA MENSAM

Quicunque nobilium vel magnatum apud magnum Ducem inter prandendum turpius spurciusque jocatur, ille egregius peroptimusque et facundissimus aulicus censetur. Tales jocatores duo praecipui in aula ejus germani fratres Knesi Gwozdowie dieti erant, qui semper sales nefandos circa mensem exercebant, unus erat Andreas nomine Marschalcus, sive palatii magister, qui peste infectus, vitam exhalavit. Alter vero minor natu cubicularii munus obibat, hic quadam die turpissime cum magno Duce inter prandendum jocabatur, adeo ut magnus Dux nefandis dictis exacerbatus, a mensa ei discedere jusserit, interdum vero eo discedente caulis calidissima peneque bulliens de coquina ad mensam allata est, vocans igitur praedictum cubicularium, jussit se ei inclinari, et caulem illam calidam inclinato a collo post tergum infusit, qui pene combustus dolore urgente vociferare coepit, dicens: Miserere, miserere celeberrime Imperator. Postea discedere volentem, magnus Dux arripuit, cultelioque quo ad mensam utebatur, cum crudeliter in collum transfixit, a quo vulnere continuo ni terram prolapsus extractus est in atrium. Postea ei condolens magnus Dux, Italum Doctorem medicinae ocius accersiri jubet, eique venienti assurgens dixit: Dilecte Arnolphe Doctor (hoc enim nomen habebat) vade, auxiliare aliquid huic cubiculario meo, quem in jocando laesi. Doctor egressus exanimatum offendit, reversusque dixit: Rex et Dux magne, utinam tu sanus sis, ille vero jam de vita ad mortem translatus est, Deus autem, et tu magne Domine potens animam ei eripere, ego autem eam restituere nequaquam possum. Ad haec magnus Dux manu connivens dixit, vacat ergo canis, cum vivere noluit.

QUALI MUNERE MAQNUS DUX SUOS HONORAVERIT

Quodam tempore Boris Titow magni nominis vir, Palatinus Stariciensis, ad magnum Ducem post prandium mensae cubito innixum assidentem venit, honoremque secundum morem caput inclinando exhibuit, cui magnus Dux quasi congratulans dixit: Salve charissime Tite, salve mi fidelissime serve, dignus es о Tite aliquo munere a nobis honorari, accede propius, accedentique caput inclinare jussit, et cultello evaginato auriculam ei manu propria abscidit. Ille vero auricula privatus minime contradixit, sed humiliter magno Duci gratias egit, dicens: Salvus tu sis celeberrime Rex, Dux et Domine magne, quod me servum tuum secundum placitum tuum castigare digneris. Cui magnus Dux, accipe nunc hoc exiguum munusculum libenter, donec tibi aliud melius offeretur.

SOMNIORUM EQREQIUS INTERPRES MAQNUS DUX

Quidam nobilis Moscoviae in carcere aliquot annis detinebatur, carceris-que durissimi pertaesus, somnium sibi falso finxit, quasi Regem Poloniae

ОСТРОТЫ И ШУТКИ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ЗА столом

Кто из бояр или дворян на пиру у великого князя шутит более грязно и безобразно, тот считается выдающимся, отличным и красноречивым придворным. Такими шутниками, в особенности, были при дворе его два родных брата князья Гвоздевы⁸⁰, которые всегда отпускали за столом непотребные остроты. Один, по имени Андрей, был маршалком или дворцовым управляющим, он умер, заразившись чумой. Второй же, младший, исполнял должность постельничего; как-то он безобразнейшим образом стал шутить с великим князем, так что тот, разгневанный непотребными словами, приказал ему уйти из-за стола. Но тут, когда он уходил, принесли из кухни горячую, почти кипящую похлебку; государь подозвал упомянутого постельничего и приказал склониться перед собой; он склонился, и государь вылил ему за шиворот эту горячую похлебку. Почти сожженный, тот начал кричать от мучительной боли, приговаривая: «Смилуйся, смилуйся, досточтимый император!». Когда он хотел после этого уйти, великий князь схватил его и безжалостно вонзил ему в шею столовый нож; он тотчас упал на землю от этой раны, и его вытащили в другую залу. Сжалившись над ним после этого, великий князь велел немедленно пригласить итальянца-медика; когда тот пришел, великий князь сказал ему, поднявшись: «Любезный доктор Арнольф (таково было его имя)! Ступай и помоги чем-нибудь моему постельничему, которого я ударил в шутку». Доктор, выйдя, застал его уже бездыханным и, вернувшись, сказал: «Царь и великий князь! Ты будь здрав, а тот перешел от жизни к смерти. Бог и ты, великий господин, в силах лишить его жизни, но я воскресить его не могу». На это великий князь, махнув рукой, сказал: «Ну и пес с ним, коли он жить не захотел!»

КАКУЮ МИЛОСТЬ ОКАЗЫВАЛ ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ СВОИМ

Однажды Борис Титов, муж знатного имени, воевода Старицкий, пришел к великому князю, сидевшему после завтрака, опершись локтем на стол, и воздал ему почесть, склонив, по обычаю голову. Великий князь, как бы благодаря в ответ, сказал ему: «Здравствуй, милейший Тит, здравствуй, мой верный раб! Ты достоин, о Тит, какой-нибудь милости от нас. Подойди поближе». Когда он подошел, великий князь велел ему наклонить голову и, вытащив из ножен кинжал, собственноручно отрезал ему ухо. А тот, лишившись уха, не возразил ничего, но униженно поблагодарил великого князя, говоря: «Будь здрав, досточтимый царь, князь и господин великий, за то, что ты меня, раба твоего, по милости твоей наказать удостоил». Великий князь ответил: «Будь доволен этой ничтожной милостью, пока не достанется тебе чего-нибудь лучшего».

ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ — ВЫДАЮЩИЙСЯ ТОЛКОВАТЕЛЬ СНОВЙДЕНИЙ

Какого-то московского боярина несколько лет держали в тюрьме; тяготясь суровым заключением, он выдумал сновидение: будто видел captum vinctumque ad magnum Ducem adductum in somnis videret, hocque somnio se liberaturum fore (spe eum fallente) arbitrabatur. Supplicationem igitur ad consiliarios scriptam misit, dicens: Se rem quandam magno Duci necessariam et utilem gratamque scire. Quem consiliarii eductum magno Duci confestim praesentant: cui magnus Dux, dic ea nunc quae direnda nobis habuisti. Ille vero celeberrime Rex et Imperator, magne Dux et Domine, hac nocte in somniis vidi Regem Poloniae captivum misere compedibus vinctum, ad te a tuis militibus adductum. Ad haec magnus Dux respondit, rectissime narrasti, statim ego tibi hoc somnium, quid sibi velit, exponam. Carnificibus igitur eum confestim examinandum torquendumque tradidit, inquirendo ab eo, qua de causa hoc somnium sibi finxisset. Ille tormentis adactus fassus est, id causa liberandi ex duro carcere fecisse. Tunc magnus Dux eum in carcerem duriorem pristino intrudere jussit, dicens, expecta hic somnii tui veram efficaciam tam diu, donec adimplebitur. Ille miser postea acerbissimo carcere consumptus, miserrime e vita decessit.

TURPIS MATROMARUM MOBILIUM apud magnum Ducem abusus

Habet magnus Dux supplantatores, adulatores plurimos ad id subordinates, qui identidem circumambulantes, quid mulieres civium matronaeque nobilium de se loquerentur, subaudiunt, raptaque verba dicto ocius ad eum deferunt, qui satellitibus suis ad domum illius matronae accusatae destinatis, eam de lectulo a marito proprio violenter abstrahere, et sibi praesentari jubet. Hanc si ibi complacuerit per aliquot hebdomadas pro explenda libidine detinet, sin minus, satellitibus eam turpiter stuprandam exponit, et tandem ad maritum suum eam ablegat. Si vero virum illius matronae occidere, e medioque tollere proposuerit, tunc eam non ablegando jugulare, vel aquis obruere jubet, prout hoc pluribus contigit. Praecipue vero cuidam magni nominis viro Miessojedowski dicto (de quo inferius dicetur) supremo notario suo uxorem cum pedissequa violenter abstractam, et per aliquot hebdamadas detentam, in porta domus mariti sui eam una cum pedisseque laqueo suspendere jussit, sicque in porta suspensae duabus hebdomadis pendebant, donec jussu Principis deponerentur. Maritus vero suus subtus uxorem suspensam per illam portam, quo opus fuerat, exire et intrare cogebatur. Hoc quoque vel atrociori modo cuidam notario suo fecit, cui uxorem abstractam et stupratam postea remisit, eamque in habitatione propria, ubi solitus erat, cibum capere, super mensam suspendere fecit, in iliaque mensa desuper uxore strangulata pendente, tamdiu ille notarius cibum amarissimum capere cogebatur, donec Principis illud cadaver asportaretur. Cum autem aliquo magnus Dux proficiscitur, et forte obviam sibi (ut fit) aliquam viderit matronam, quamvis magni viri uxor ea esset, sciscitare jubet, cujas sit, vel unde proficisceretur? Quod он во сне короля польского, схваченного и приведенного в оковах к великому князю. Он считал, что за таковое сновидение его освободят (надежда его обманула). Он послал прошение к чиновникам с такими словами: он, мол, знает кое-что нужное, полезное и приятное для великого князя. Чиновники привели его тотчас к великому князю; тот к нему обратился: «Скажи-ка, что ты нашел нужным нам сообщить». Он отвечал: «Всемилостивейший царь и император, великий князь и господин! Этой ночью я видел во сне, что плененный король польский, жалким образом скованный, был приведен к тебе твоими воинами». На это великий князь ответил: «Очень правильно ты рассказал, я тотчас объясню тебе, что значит этот сон». И тут же передал его палачам для допроса и пыток, чтобы разузнали у него, по какой причине он выдумал это сновидение. Тот под пытками признался, что сделал это, чтобы освободиться из мрачной тюрьмы. Тогда великий князь приказал заточить его в темницу суровее прежней, говоря: «Подожди там исполнения твоего сновидения, пока оно не осуществится». И этот несчастный просидел в мрачной темнице до тех пор, пока не скончался самым жалким образом.