‹14 июля 1883›
ПЕВЦУ
Будь ты, певец, как святая пшеница,
Песня твоя — золотое зерно!
Лишь в оболочке созреет оно,
Колос к земле начинает клониться.
Знают и колос и стебель высокий,
Что они в поле росли для зерна,
Что для того лишь их сила нужна,
Чтобы зерну передать свои соки.
Знают и колос и стебель высокий —
Только зерно зажелтеет, как мед,
Сери их подрежет и с поля сметет:
В зернах причина их смерти жестокой.
Все же, качая в глубоком поклоне
Сочное зернышко, знают они,
Что принесли на грядущие дни
Новую, лучшую жизнь в своем лоне…
Так свои думы, и сердце, и нервы
Песне, певец, не щадя, передай,
Жизнь свою, счастье и горе отдай,
Будь ты ей стеблем и колосом верным?
‹4 июня 1888›
РОДНОЕ СЕЛО
Я вижу вновь тебя, село мое родное,
Где жить я начинал, где детство золотое
Текло, как ручеек, что робко отжурчал
По мелким камушкам, лугами и лесами.
И я утех немало тут узнал,
Утех и радостей, разбавленных слезами.
Тогда еще я мир всем сердцем принимал,
Не знал, что дальше там, за хатами, полями,
За лесом, что шумит так смутно. И не раз
У речки спрашивал, куда бежит от нас.
И за струями сам я мыслями стремился
В неведомую даль чуть видимых дубрав.
Дуб-исполин стоял, задумчив, величав,
В чужом саду, и я не раз ему дивился:
Как вырос он такой — широкий да разлогий?
И каждый из людей родным и милым мнился,
И знал я все тропы, знал все вокруг дороги!
Лишь изредка дута летела в свет иной —
В широкий, вольным свет.
А часто ли бывал я
В ту пору счастлив? Детскою душой
Ударов первых зла еще ли не узнал я?
Метели злые не срывали
Тех первых золотых надежд, не заметали
Весенних тех цветов? Порывов молодых
Докучные укоры не душили,
И смех бездушный не топтал ли их?
И первых лучших слез глаза мои не лили
Под тяжким бременем уже не детских мук?
И душу мне тоска порою не щемила?
Не тут, в селе, душа впервые ощутила
Прикосновение нечистых, грубых рук?
Не тут ли начала мне сердце жечь отрава,
Отрава, что с тех пор в крови моей горит?
И я узнал, что жизнь — труд тяжкий, не забава,
Борьбу за жизнь узнал?
Так отчего болит
Душа моя, когда злым вихрем занесло
Меня опять сюда, в родимое село,
Спустя так много лет? Стоишь ты, как стояло,
В сторонке от дорог — дитя, что убежало
В зеленые поля, укрылось с головою.
А лес вокруг гудит, — печальный шум ветвей,
Напев, носившийся над люлькою моей, —
Как будто опахнул тебя своей полою.
И речка плещется внизу, под крутизною,
И вербы наклонились лад водой,
И дуб, дуб-великан шумит своей листвой,
Как некогда шумел…
Что ж болью вдруг такою
Заныла грудь моя, родимое село?
Жаль стало утлого покоя жизни скудной,
Той жизни, что плыла, куда несло,
По руслу тихому, — привычной, хоть и трудной?
Жаль счастья слизняка, что век под скорлупою
Хоронится в неведенье слепом?
Или мне стало жаль, что в свет пошел пешком
Я в дождь, в грозу, сквозь град, искать ключей
с живою
Водою знания?
О нет, совсем Мне не того сегодня жаль, не тем
Занемогла душа под кровлею родною, —
А тем, что вижу, как забота тут с бедою
Живут, как горе тут все головы склоняет,
Как под пятой его вся радость замирает,
Немеет дружба, никнет головою
Любовь, чье семя тут на сердце мне упало.
Вот потому-то мне так горько-горько стало.
Прощай, село мое! Что здесь меня держало
Прошло; что держит здесь опять —
Так тяжело, что легче бы поднять
Мне гору. Ухожу — и плачу над тобою.
‹Нагуевичи, 14 июня 1880›
ИЗ ЦИКЛА «УКРАИНА»
МОЯ ЛЮБОВЬ
Так хороша она и так
Сияет чистой красотою,
И так слились в ее чертах
Покой с любовной добротою.
Так хороша, но так грустна,
Так много ведала кручины,
Что тихой жалобой полна
Любая песня Украины.
Как смог бы я, се узнав,
Не полюбить ее сердечно,
От праздных не уйти забав,
Дабы служить любимой вечно?
А полюбивши, мог ли я
Прекрасный, чистый образ милый
Стереть в душе, боль бытия
Не вытерпеть вплоть до могилы?
И разве ты, моя любовь,
Враждебна той любви высокой
Ко всем, кто льет свой пот и кровь,
В оковах мучимый жестоко?
Нет, кто не любит всех равно,
Как солнце — горы и долины, —
Тому любить не суждено
Тебя, родная Украина!
‹23 июня 1880›
ИЗ РАЗДЕЛА «СОНЕТЫ»
ИЗ ЦИКЛА «СВОБОДНЫЕ СОНЕТЫ»
* * *
Сонеты — как рабы. В них мысль зажата
Тисками строк и трепетом объята:
Так новобранца меряют — солдата,
Так новобранцу форма тесновата.
Сонеты — господа. В угоду моде,
Мысль предадут, чтоб следовать погоде.
Они цветов великолепных вроде,
Которые бесплодны по природе.
Рабы и господа! Всегда встречают
Друг друга крайности. Несмелы речи —
Ведь сил своих рабы еще не знают.
«В строй, становись!»
Сомкнув с плечами плечи,
Предстанут, волею одной согреты, —
Живые и могучие сонеты…